Сарантийская мозаика - Кей Гай Гэвриел (читать книги полные .TXT) 📗
Тем не менее у него возникла идея. Стоя на высокой платформе, Кай Крисп из Варены вставлял кусочки пезеланского мрамора с красноватыми прожилками в вязкое известковое покрытие купола вперемешку с лучшими кусочками того стекла, которое им удалось отыскать среди неудачных листов. Кусочки смальты он размещал на основании под разными углами так, чтобы они ловили и отражали свет.
Если он прав, то плоские камешки в комбинации с наклонными блестящими кубиками смальты создадут эффект мерцающего, танцующего высокого языка пламени факела. Если смотреть снизу, должно возникнуть такое впечатление, когда солнечный свет будет литься в окна вокруг основания купола или когда зажгут свечи на стенах и в железных светильниках вдоль всего святилища. Юная царица заверила Мартиниана, что она оставит священникам такой посмертный дар, который обеспечит освещение по вечерам и в зимнее время. У Криспина не было оснований ей не верить — ведь это гробница ее отца, а у антов существовал культ поклонения предкам, лишь слегка замаскированный их обращением в джадитскую веру.
Повязка из ткани на ране у него на левой руке делала его движения неловкими. Он уронил хороший камешек, посмотрел, как он долго падает вниз, снова выругался и потянулся за другим. Слой извести под контурами пламени и факела, которые он сейчас заполнял, уже начал затвердевать. Надо было работать быстрее. Факел был серебряный. Они использовали для него беловатый мрамор и гладкую речную гальку — это должно сработать. Он слышал, что на востоке знают способ делать стекло матовым, чтобы получить почти белую смальту, белую как снег, а короны и жемчуг выкладывают из перламутровых раковин. Ему противно даже думать о подобных вещах. Они лишь приводят его в отчаяние, здесь, на западе, среди разрухи.
Вот о чем он думал в тот момент, когда внизу послышался раздраженный, пронзительный голос с восточным акцентом, ворвался в его сосредоточенность и в его жизнь. Совпадение или услышанный сарантийский акцент унес его мысли туда, к знаменитому каналу и внутреннему морю, к золоту, серебру и шелку императора?
Криспин посмотрел вниз.
Какой-то человек, с такой высоты выглядевший маленькой улиткой, обращался к нему, называя Мартинианом. Это было бы просто досадно, если бы сам Мартиниан, как обычно в это время дня сидящий у входа, не смотрел снизу на Криспина, когда незнакомец прокричал не его имя, остановив все работы в святилище.
Криспин проглотил два непристойных ответа, потом третий ответ, который должен был послать этого кретина, куда следует. Что-то тут затевалось. Возможно, всего лишь шутка, целью которой был курьер — хотя это не похоже на партнера, — или что-то другое.
Он потом с этим разберется.
— Я спущусь вниз, когда закончу, — крикнул он гораздо более вежливо, чем требовали обстоятельства. — Иди пока и помолись за чью-нибудь бессмертную душу. Только тихо.
Краснолицый мужчина завопил:
— Императорских курьеров не заставляют ждать, ты, неотесанный провинциал! Тебе письмо!
Каким бы интересным ни было это заявление, Криспин без труда его проигнорировал. Он лишь пожалел, что у него нет такого яркого красного стекла, как щеки курьера. Даже с такой высоты они выглядели алыми. Ему пришло в голову, что он никогда не пытался добиться такого эффекта у лиц на мозаике. Эту идею он отложил вместе с прочими и вернулся к созданию священного пламени, подаренного человечеству. Он работал с тем материалом, который у него был.
Если бы полученные Тилитиком инструкции не были столь точными, к его глубокому сожалению, он просто бросил бы пакет на пыльный, замусоренный пол этого убогого святилища, насквозь пропитанного духом геладиканской ереси, и в ярости удалился.
Даже здесь, в Батиаре, люди не выбирают по своей прихоти время, чтобы неторопливо принять приглашение из Императорского квартала Сарантия. Они бросаются к нему со всех ног, в экстазе. Падают на колени. Обнимают колени курьера. Один раз кто-то стал целовать его грязные, в пятнах навоза сапоги, рыдая от радости.
И уж, конечно, они предлагали курьеру награду за то, что он доставил такие замечательные, головокружительные новости.
Глядя, как рыжеволосый человек по имени Мартиниан в конце концов все же спустился со своих лесов и медленно приблизился к нему, Пронобий Тилитик понял, что ему не собираются целовать сапоги. И маловероятно, чтобы в благодарность ему предложили хоть какие-то деньги.
Это лишь подтвердило его мнение о Батиаре антов. Пускай они и поклоняются Джаду, хоть и не до конца, пускай они формально являются союзниками и платят дань Империи через посредничество верховного патриарха в Родиасе и пускай они завоевали этот полуостров сто лет назад и восстановили некоторые из его стен, которые сначала снесли, но все равно — они остались варварами.
И заразили своей неотесанностью и ересью даже истинных потомков Империи Родиаса, которые могли претендовать на уважение.
Волосы этого Мартиниана были возмутительно рыжего цвета, как заметил Тилитик. Лишь пыль и известка на них и в растрепанной бороде смягчали этот цвет. Но глаза ничто не смягчало, они имели яркий, крайне неприятный голубой цвет. На нем была надета потрепанная, покрытая пятнами туника поверх мятых коричневых штанов. Это был крупный мужчина, в нем чувствовалось напряжение и злость, что не вызывало к нему симпатии. У него были крупные руки, и на одной — окровавленная повязка.
«Он не в духе», — сказал тот глупец у двери. Он все еще сидел на табурете и наблюдал за ними из-под потерявшей всякую форму шляпы. К этому моменту глухонемой ученик вошел внутрь вместе со всеми остальными, кто был снаружи. Этот момент должен был стать для Тилитика моментом торжества. Он должен был передать послание и милостиво принять бессвязные выражения благодарности от ремесленника — от имени канцлера и имперской почты, а после мог бы отправиться в лучший кабак Варены с некоторой суммой денег, которую потратил бы на вино и женщину.
— Ну и что? Я здесь. Что тебе надо?
Голос рыжего был таким же суровым, как и его глаза. Его взгляд, когда он оторвал его от лица Тилитика и взглянул на старика у двери, не потерял враждебности. Очень неприятный тип.
Тилитик был искренне возмущен этой грубостью.
— Сказать правду? Мне ничего от тебя не нужно. — Он сунул руку в свой мешок, нашел толстый императорский пакет и с обидой запустил им в ремесленника. Тот поймал его на лету одной рукой.
Тилитик сказал, буквально выплевывая слова:
— Очевидно, ты и есть Мартиниан из Варены. Хоть ты этого и не достоин, мне поручено объявить тебе, что трижды возвышенный, возлюбленный Джадом император Валерий Второй требует, чтобы ты прибыл в Сарантий как можно скорее. В пакете, который ты держишь в руках, находится некая сумма денег на дорожные расходы; подорожная с печатью, подписанная самим канцлером, которая даст тебе право останавливаться на почтовых постоялых дворах и пользоваться их услугами; а также письмо. Ты, несомненно, найдешь кого-нибудь, кто сможет его тебе прочесть. В нем говорится, что твои услуги требуются для помощи в отделке нового Святилища божественной мудрости Джада, каковое император, в его великой мудрости, как раз сейчас строит.
В святилище раздался ласкающий слух ропот. По крайней мере, кажется, ученики и мелкие подмастерья уловили значение того, что только что сказал Тилитик. Ему пришло в голову, что в будущем можно иногда передавать официальные послания таким резким тоном. Это само по себе производит большое впечатление.
— Что случилось со старым? — Рыжий ремесленник казался невозмутимым.
«Может, он умственно отсталый?» — подумал Тилитик.
— С чем — старым, ты, примитивный варвар?
— Брось оскорбления, а не то уползешь отсюда на карачках. Со старым святилищем.
Тилитик заморгал. Этот человек в самом деле ненормальный.
— Ты угрожаешь имперскому курьеру? Тебе вырвут ноздри, если ты посмеешь поднять на меня руку. Старое святилище сгорело два года назад во время мятежа. Ты что, ничего не знаешь о событиях в мире?
