Выбор Шатеры - Ясинская Яна (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Знаю: я неправа. Акраба никогда не испытывала к нам материнских чувств, но… Другой матери, как ни крути, у нас нет.
— Ничего с ней не случится. Поживет в кабаке, — зло отзывается Эван. — Или у одного из своих клиентов. Ада, смирись: ты все равно здесь жить не будешь. Я забираю тебя, хочешь ты того или нет. И не думаю, что твой брат будет против.
Самое любопытное, что в данной ситуации Анигай на стороне альтаирца. Да они что, впервые в жизни сговорились?!
Невольно изумляюсь. Никогда раньше не думала, что обычно очень добрый Эван умеет злиться. Но видимо, я все же не настолько хорошо знаю моего альтаирца, как мне казалось.
— Большое счастье жить при церкви под присмотром святоши! — ворчит Анигай, одновременно с деловым видом осматривая комнату. — Интересно, что здесь лучше всего горит?
С той самой злополучной ночи я не люблю огонь. Пламя неминуемо воскрешает во мне воспоминания о том убийстве. Которое совершила я.
Мальчишки не дали мне участвовать в поджоге, решив, наверное, что на сегодня мне приключений уже хватит. Эван, отведя меня на безопасное расстояние от хижины и закутав в свой теплый плащ, возвращается в дом. Я вижу через мутное окно, как мальчишки стаскивают к трупу кузнеца все, что может гореть в комнате. Чтобы дров было побольше, умудряются сломать даже старую кровать. Затем выливают на груду тряпья и дерева нашу последнюю заначку горючей смеси, которой я пользуюсь, когда дрова в камине оказываются совсем уж отсыревшими, и…
…Вспыхивает пламя, уносящее с собой не только изуродованное тело кузнеца, но и мою прошлую жизнь.
5. СКАЖИ «ДА»
Эван
Никогда раньше не видел обычно спокойного и все понимающего отца Марка таким сердитым. Если не сказать больше — злым. Священник, словно загнанный зверь, мечется по кабинету, не находя себе места, и без конца читает мне нотации, признаться, уже изрядно поднадоевшие.
— Эван, смиритесь! Вы не можете спасти всех страждущих! Эта дарийская девочка… Я понимаю: за эти три года вы привязались к Аде… Вы знаете, как она дорога и мне. Я практически воспитал их с братом, но… у детей Акрабы своя судьба.
Я просто отказываюсь верить собственным ушам! Похоже, отец Марк слишком долго служит в Катаре. Видимо, он так наслушался местных бредней про судьбу, которую нельзя изменить, что уже сам уверовал в это.
— То есть, по-вашему, я должен позволить ее матери продать Аду не одному, так другому клиенту? — При одном только воспоминании о кузнеце, лапающем мою Аду, чувствую, как закипает кровь. Мне стоит большого труда сдержать нарастающий гнев.
— Возможно! Как бы жестоко и дико ни звучали мои слова! Это ее жизнь, Эван. Всех не спасешь! Это надо понять и принять!
— И такое говорит мне священник!
Знаю, сказал довольно грубо, но нет ни сил, ни желания проявлять толерантность.
Осознав, что криками и нотациями меня не проймешь, опекун устало садится в старое кожаное кресло. Тяжело вздыхает. Я вижу, как отец Марк обдумывает очередную порцию нравоучений, подбирает доводы, аргументы. Неужели он не понимает: его слова ничего не изменят. Я не брошу Аду в беде.
— Ваше высочество!..
Признаться, я уже отвык в Катаре от своего злополучного титула… Отец Марк упоминает его, только когда по-другому воздействовать на меня не получается.
— Неужели вы не понимаете, что поставили сегодня под удар не только себя! Вы поставили под удар целую империю! Перемирие и так на волоске.
Ну вот. Так я и думал. В ход пошла тяжелая артиллерия Священник начал взывать к моему долгу перед подданными, который я и так с лихвой отдаю в Катаре вот уже третий год подряд.
— Какое отношение пожар в доме Акрабы имеет к перемирию?
— Прямое! — взрывается отец Марк. — Если хоть кто-то узнает о случившемся… Оно станет последней каплей! Дэмонион только и ищет повод, чтобы разорвать перемирие и в то же время остаться «чистеньким»! Сегодня вы собственноручно дали ему такую замечательную возможность! Вы хоть представляете, как подаст это происшествие император, если узнает о нем?! Альтаирский принц, младший сын императора Иоанна, который должен быть залогом и гарантом перемирия между империями, убил дарийского верноподданного! Свободного человека! И все! Перемирию конец! — В голосе появляются обреченные нотки. — Как и вашей жизни! Эван, неужели вы не понимали всего этого, когда вступались за нее?!
Ну почему же… Прекрасно понимал. Но верни время вспять, я бы поступил точно так же…
— Я никого не убивал.
— Да какая разница?! — Отец Марк из последних сил старается сохранить самообладание. — Убивал, не убивал! Вы были в доме в момент убийства. Вы помогли замести следы. Уже более чем достаточно, чтобы…
Священник встает с кресла. Подходит к окну. В комнате зависает напряженное молчание. На самом деле я прекрасно понимаю, что в словах отца Марка есть большая доля здравого смысла, но прошлого не вернешь. Ничего не изменишь. Да я и не дал бы изменить.
— Вам надо срочно уехать из Катара, — слова священника звучат тихо и безапелляционно. — Я давно уже говорил, что вам лучше жить в Адейре. Там будет комфортней, к тому же… В столице наши люди. Если перемирие внезапно рухнет, У нас будет хоть небольшой, но все же шанс вытащить вас с этой чертовой планеты.
Да… Как должна довести жизнь священника, чтобы он начал выражаться такими крепкими словечками…
— Я никуда не поеду. По крайней мере без Ады.
Отец Марк смотрит уставшим взглядом. Я понимаю, он пытается быть тактичным, насколько вообще возможно, но следующие слова все равно заставляют меня смутиться.
— Эван, я знаю, что эта маленькая дарийка значит для вас, но поймите… Она еще совсем ребенок. Она даже не догадывается о ваших чувствах… И я абсолютно уверен, что узнай Ада правду — не обрадуется. Это лишь создаст проблемы. Вам обоим. У вас нет совместного будущего. Вы принадлежите к разным расам, имеете разное положение в обществе. Альтаирец и дарийка!.. Вы несовместимы! Ни социально, ни физически. Я уже молчу про то, что вы сын своего отца, а она дочь своей матери. И тут уже ничего нельзя поделать. Я понимаю, первая подростковая любовь — она самая сильная, но… Но в вашем случае это заведомо обреченное чувство. Вам стоит найти в себе силы и забыть ее. К тому же, извините за прямолинейность, но вы для Ады всего лишь добрый друг.
— Им и останусь, — жестко отрезаю я. — Меня вполне устраивает такая роль.
Священник, понимая, что меня не переубедить, опускает взгляд.
— Я виноват. — В его голосе звучит неподдельное раскаяние. — Мне следовало настоять, чтобы вы продолжали принимать антиэмпатическую вакцину здесь, на Дарии. Тогда не возникло бы проблем. Препарат бы блокировал ваши эмоции. Я должен был прислушаться к рекомендациям вашего доктора.
О да! Не возникло бы ни привязанности, ни дружбы, ни любви. В моей душе стоял бы полный эмоциональный штиль, устраивающий всех, кроме меня. К сожалению, я слишком хорошо знаком с этим штилем. Он царит в душе моего отца, который посчитал приемлемым отправить собственного ребенка на враждебную планету в качестве залога перемирия. Конечно, долг перед государством куда важнее долга перед семьей. О любви я уж и вообще молчу. И плевать, что в случае конца перемирия твоего младшего сына убьют. Спасибо, но я лучше воздержусь от антиэмпатической вакцины, блокирующей душу. Может, я проживу и недолго, но по крайней мере ПРОЖИВУ!
«Эмоции мешают в принятии важных решений. Они делают вас морально уязвимыми», — часто повторял отец, обосновывая нам с братьями необходимость принятия вакцины.
А еще живыми — об этом отец почему-то забыл нам сказать.
Парадокс: но именно здесь, в отнюдь недобром Катаре, отказавшись от вакцины, от императорских регалий, позволив себе быть простым человеком, я впервые в полной мере почувствовал себя живым и свободным.
Отец на удивление не возражал.
Впрочем, думаю, эту мою прихоть он приравнял к последнему желанию приговоренного к смертной казни. Ни для кого из нас двоих не было секретом: живым я с Дария не выберусь. Я не дурак, прекрасно понимаю: перемирие нужно обеим сторонам лишь для передышки, чтобы накопить военный потенциал и начать новую, куда более масштабную военную кампанию за дележку территорий.
