Королевство на грани нервного срыва - Первухина Надежда Валентиновна (книга бесплатный формат TXT) 📗
Глаза ее исполнились некоторого изумления, но (хвала ее выдержке!) она сунула под кровать мой горшок и велела кратко:
— Слазь.
Я подчинилась. Села на кровать, не выпуская из рук листка со стихотворением герцога Альбино. Бабулька уселась рядышком на банкетку:
— Чего это ты, матушка, устроила росскую пляску маленьких утят вокруг люстры?
— Когнитивный диссонанс у меня, — пожаловалась я. — То есть я просто обалдела, когда вот это прочла. Вы читали?
— Само собой. Мне передал его Фигаро. Ты же знаешь, он вошел в кабинет первым и сумел незаметно похитить сей шедевр со стола умершего герцога, чей труп уже ели…
— Ой, не надо, а то меня стошнит!!!
— Ты не беременная ли часом?
— Вы что, Бабулька?! Герцог и я… У нас ничего не было!
— Это хорошо.
— Да уж! — вздохнула я. — Угораздило меня стать женой гения! При этом звездной принцессой! Вечной, дрын мне в печень! Нет бы я была простой замарашкой из трактира, которую взял замуж простой свинопас, и жили бы мы долго и счастливо со своими поросятками…
— Размечталась. О замарашках и свинопасах писать романы неинтересно. Интересно о герцогинях.
— А что, обо мне кто-то пишет роман?!
— Да. О тебе и герцоге. Внучка моя, Полетта. В свободное от работы по замку время.
— Бабулька, мне срочно надо выпить. Вы случайно компот из сухофруктов не принесли? И красного полусладкого?
— Пить вредно. Особенно юным девицам.
— Иногда полезно. Вы не были у Оливии? Как она там?
— Без видимых изменений. Сюзанна и Полетта дежурят при ней практически неотлучно, доктор Гренуаль ходит горностаем в курятнике.
— В смысле?
— Очень доволен своей новой ролью домашнего доктора герцогов Монтессори. Знаешь, сколько он уже ливерных колбас сожрал?
— Ой, не мелочитесь, Бабулька! Если бы он еще как-то мог помочь Оливии. Или хотя бы не вредил… Погодите! Какое сегодня число?
— Пятое февруария.
— День рождения Оливии! А она там! А я здесь!
— Вообще-то сегодня и твой день рождения, Люция.
— Правда? Да, верно. Дрын еловый, и нам с Оливией даже не повеселиться по столь славному случаю!
— Успеете еще. А тебе я принесла подарок. И это не выпивка. Для этого ты уже слишком взрослая девочка. Вот, смотри.
Бабулька неуловимым движением извлекла из своих бесчисленных юбок сверток. Развернула…
— Это мне?! — не веря, ахнула я.
Кинжал! Редчайший женский закорсажный кинжал, запрещенный, наверное, уже лет как двести! Раньше женщины и девушки имели право всегда носить кинжал за корсажем своего платья, чтобы дать отпор обидчику, отомстить за оскорбление, наказать негодяя. Но Святая Юстиция объявила, что женщина не должна иметь при себе оружия, что забота о ее чести — дело мужчин. В пансионе нас обучали фехтованию, но лишь отдавая дань традиции; к тому же велись разговоры, что Святая Юстиция скоро запретит обучение женщин даже навыкам фехтования и самообороны, мол, любовь — это все, что нам нужно. Ладно, об этом позже!
— Он потрясающий! — выдохнула я. — Гравировка на ножнах — алмазная филигрань?
— Да. Работа мастера…
— Микелино Падуаре, четырнадцатый век. Подобных этому кинжалу в мире есть всего пять экземпляров. Каждый носит имя: Сольган, Шаразад, Рецинкль, Цинналь и Хаджепсин… Для их создания использовалась особая тягучая сталь, морожение, закаливание в лазерном луче! В книге об этом уникальном оружии смутно говорится, что нет ничего во Всем Сущем, что не рассек бы такой кинжал! И эти кинжалы властители Планеты, собравшись на съезд, порешили уничтожить, потому что кинжалы — слишком большая опасность для вселенной.
— Верно. В пансионе ты не только вышивала.
— По вышиванию у меня был неуд. В книге написано, что кинжалы уничтожены навсегда. Бабулька, но тогда откуда?
— Та книга — ложь. Все кинжалы существуют, спрятаны у верных людей, и никто не может их уничтожить.
— Почему?
— Кинжалы связаны тонкими нейронными связями с сознанием того, кто их создал. Создатель же ушел из этого мира, дабы сотворить свои миры. Если погибнет Создатель — рассыплется в прах кинжал. И разрушит все, что вокруг него есть.
— Это просто мистика какая-то! Или боевая фэнтези?!
— Не суть важно. Мы сумели раздобыть на нашей Планете один кинжал. Цинналь. Возьми его. Он теперь твой.
— Я… Я недостойна такого подарка!
— Цинналь тоже так считает, но я его уговорила.
— Кинжал… мыслит? Рассуждает?
— Разумеется, милочка. Это же не железка. Это биомассивная сталь, обладающая интеллектом, эмоциями, сознанием. Это совершенный симбионт!
— Симбионт с кем?
— С тобой, непутевое ты создание! Возьми его, говорю, и владей!
— Погодите, я вымою руки. И причешусь.
— Ты лысая.
— Ой, и правда.
Я кинулась к умывальному кувшину и долго лила на руки умащенную благовониями воду. Вытерла чистым полотенцем. Бабулька тоже встала и смотрела на меня, улыбаясь своей золотистой улыбкой (да, улыбка может быть золотистой, и не спрашивайте меня как!). Я подошла к ней и встала на одно колено.
— С днем рождения, Люция.
Он скользнул в мои руки, как живой. Я благоговейно вынула кинжал из его сверкающих ножен. Сталь была матовой, словно запотевшей, и по ней шли узоры, напоминающие морозные рисунки на окнах. Лезвие было таким острым, что я видела вокруг него свечение — оно рассекало атомы света! И хотя величиной кинжал был с полторы моей ладони, он мог резать вселенные, как кабачки. Он мог уничтожать черные дыры, даже их, принципиально неуничтожимые!
Хелена тоже черная дыра, а значит…
У меня есть против нее оружие, и я могу отомстить за Оливию. Да и за герцога Альбино, ибо он не должен был умереть столь страшной и позорной смертью.
Я осторожно вложила кинжал в ножны.
— Приготовлю тебе платье с жестким корсажем, — Бабулька открыла мой гардероб. — Встань с колен и перестань дрожать.
— Я дрожу?
— Как мышонок. Не бойся. Ты достойна этого кинжала. Но лучше будет, если тебе не доведется использовать его в бою.
— Не могу этого обещать. Но честь этой стали я не посрамлю. Оливия, когда проснется, просто позеленеет от зависти!
— Не позеленеет. Ее тоже ждет хороший подарок. Еще неизвестно, кому из вас повезло больше…
— У меня нет слов!
Бабулька помогла мне одеться. Я не носила раньше платьев с жестким корсажем, выпрямляющим корпус так, что кости хрустели. Но раньше у меня не было такого кинжала по имени Цинналь.
— Теперь у тебя осанка — росские балерины позавидуют.
— Пусть.
Я спрятала кинжал за корсаж, как и полагается. Я ощутила его холод, но он моментально нагрелся от моего тела. Мало того, он словно слился с моим телом. Вот он, симбиоз.
— А теперь ты можешь сесть в калечное кресло, и я отвезу тебя…
— Нет, милая Бабулька. Теперь я не стану притворяться. Будь что будет. Пойду знакомиться с королевской паучихой. Потом — к Оливии. И еще. Мне нужно поговорить с Фигаро. Может, он объяснит мне смысл последнего стихотворения герцога Альбино. И что значат слова: «Найди меня».
— Тогда идем.
Листок со стихотворением я тоже спрятала за корсаж. Самое надежное место.
Для видимости Бабулька поддерживала меня под руку. Шла я медленно и вдумчиво, как баркентина с полной оснасткой среди вражеских шлюпов. Их всегда будет много — вражеских: нападок, каверз, подлостей, наглостей, ударов из-за угла и прочих мучительств. Главное — не забывать, что ты все равно человек и у тебя есть твоя защита, твое оружие. У меня это — любовь к Сюзанне, Фигаро и, конечно, к Оливии, привязанность к каждому камню в Кастелло ди ла Перла. К моему замку. А теперь у меня есть и кинжал. И я его не посрамлю.
Слуги, встречавшиеся мне, ахали, расступались и судорожно кланялись. Я улыбалась им и говорила: «Не ждали? А мне гораздо легче». На что горничные всплескивали руками и вспискивали: «Ваша светлость, да благословит вас Исцелитель! Радость-то, радость!» Весть о том, что смертельно больная герцогиня встала с ложа немощи, моментально разнеслась по всему замку, и когда я вошла в парадную залу, там уже толпились с дюжину слуг. Мне немедленно подали бокал освежающего чая с мятой и спросили, не надо ли мне платков, притирок от головной боли, медовых пряников, меховой накидки, перчаток, пижмового бальзама, ромовой травяной настойки, мумбайских шалей, веера, парадного изумрудного колье с серьгами и браслетами, сливочного ликера, пастилок от кашля и еще незнамо чего. Я от всего любезно отказалась и, прихлебывая горячий чай, принялась рассматривать глухую темноту в одном из углов зала. Темнота выжидала, и я решила включить светские манеры на полную мощность:
