Белая ель - Камша Вера Викторовна (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Господарка медленно прошла по тихому двору. Мертвую собачонку давно сожгли, битюгов приютили соседи, кошка сама ушла. Барболка помнила трехцветную, ленивую красотку, днем нежащуюся на крыльце, а к ночи забиравшуюся в дом. Если в доме нечисто, первой почует кошка. Почует, уйдет и не вернется. Лохматая девчонка тоже не вернулась.
Барболка так и не поняла, что за создание сначала прицепилось к ней, а потом бросило, но сейчас отдала бы все на свете за дальний звон колокольчиков. Увы, вместо него раздался отдаленный собачий лай. Цепной пес заходился от бессильной, древней ярости. Барболка слышала, как выла по умершей матери Жужа и рвался с цепи зачуявший волков Лохмач, но это было что-то иное. Колодецкие псы не лаяли, они орали от ненависти и ужаса, им вторили обезумевшие лошади, козы и овцы. Только люди молчали. Неужели спят все, кроме нее?! Или не спят, а трясутся среди горящих свечей, моля то ли Охотников, то ли Создателя, чтоб беда прошла мимо, а там хоть трава не расти. Сакацкая господарка сбросила плащ, оставшись в одной рубашке, схватила проклятущую куколку и выбежала на улицу.
Псы и кони сходили с ума по всему селу, но Барболка отчего-то побежала к лавке Петё и угадала. Прямо поперек дороги лежал мертвый волкодав. Женщина с разбегу остановилась и разглядела в проходе меж заборов две фигурки, бегущие меж отцветающих мальв.
Барболка закричала – никого, двое впереди тоже не ответили, как бежали, так и бегут. Вприпрыжку, взявшись за руки. Неужели никто не выйдет?! Хоть бы в окно глянули, нетопыри сонные!
Думать было некогда, господарка отшвырнула поганую куклу и помчалась за уходящими сквозь несмолкающие собачьи хрипы. Как быстро они бегут, и какие они маленькие! Кто бы это ни был, та, на кого она грешила, спит в своей постели. Или не спит, это уже не имеет значения. Распахнутые настежь ворота, еще одни и еще, и еще, освещенная церковь, сквозь цветные витражи льется теплое, золотое сиянье. Заступнички-мученички, есть там кто-то или нет?
Улица сливалась с улицей, село кончалось, последний дом остался позади, тропинка повернула вдоль берега Яблонки, пошла под гору. Барболка снова закричала, ответили лишь собаки. Вернуться? Заступнички-мученички, она вернется, что она сделает одна? Что тут вообще можно сделать? Улица превратилась в тропинку, резные крапивные листья качались у самого лица, лай стихал, отдалялся. Куда теперь? Направо – к мосту? Налево – к мельнице? Или назад?
– Мама! Мамочка!
Барболка кинулась на крик, словно пришпоренная. Как жарко! Тяжело и жарко, словно она бежит в кожухе! Плач перешел в смех. Кому там смешно?! Нет, все не так! Один голос плачет, другой смеется, тоненько, хрипло, зло.
– Пусти! Илька, пусти! Я домой пойду!
– Домой, хи-хи-хи... домой!
– Илька, я не хочу!
– Не хочу! Не хочу!..
– Отпусти... Я тебе бусики дам... И сапожки...
– Хи-хи-хи!
– Илька-а-а-а-а-а!
Барболка рванулась сквозь крапиву и ежевичник, не разбирая дороги, заросли кончились, в глаза вцепился ядовитый зеленый дым.
– Пусти... Илька, миленькая, пусти...
Трое! Трое на мокром от росы берегу. Трое, луна и она, Барболка. Зеленое марево дрожит, пляшет, издевается. Пропавшая Илька сидит на траве, раскинув ноги, словно кукла. Марица, Илькина подружка, катается по земле и кричит в голос, а рядом – вторая Илька. Стоит и смеется.
– Отпусти ее, слышишь?! – Кому это она? Тому, кто смеялся? Холодной гостье? Никому?
– Барболка! – Марица пытается подняться, падает, тянет руки. – Барболка!
Зеленый дым ест глаза, душит, шипит, словно попавшая на раскаленные камни вода. Сидящая Илька падает на четвереньки, ползет к подружке. Медленно, словно слепая.
– Марица, беги! В село беги! А ты... пошла вон, подлая! Брысь!
Что она несет?! Молиться надо, а она? Где эспера? Нет, только ожерелье под руками, какое оно горячее! Горячее и мокрое!
Первая Илька доползла до Марицы, ухватилась за лодыжку, вторая захихикала и забила в ладоши.
– Марица, ты живая, иди к живым! Лети... Четыре ветра тебе помогут! Четыре ветра, четыре молнии. Конь к коню, огонь к огню!
Зеленое марево прыгнуло назад и вниз, зашипело, полилось удирающим ужом вдоль реки. Марица рванулась, рука гаденыша оторвалась от туловища, но добычи не выпустила. Только задрожала, как недоваренный студень.
– Марица, беги, домой беги! Я их не пущу. Рябина к звезде, ветер к грозе! Заря близко, тучи низко!
Свистит, поет в ушах ветер, рычит разбуженный гром. Как гром? Откуда?! Ясно ж на небе!
– Вон, иди вон! Убирайся, разорви тебя четыре ветра! Танцуй с ветром, танцуй, Марица, танцуй! Ты живая!
Хрипло, ненавидяще, мерзко заревел осел. Илька хохочущая подскочила и оседлала Ильку однорукую, две твари слились в одну, упавшую на четыре ноги. Ослица без тени взбрыкнула задом и, хромая, поскакала вслед за зеленой немочью. Через луг, вдоль обрыва и дальше, к плотине.
Что ее прогнало? Рябина? Кровь на рубашке, всплывшие в памяти слова или просто ночь кончается? Все кончается, но она жива, просто не может танцевать... Сейчас не может!
– Барболка, Барболка! Ты где? Мне больно! Ногу больно... И холодно!
– Сейчас, Марица, сейчас, – голова кружится, но это ничего, – я уже... уже иду!
Глава 5
Миклош понял одно: перед ним – Барбола Карои, и это снова сон. А как же иначе, ведь на женщине насквозь промокшая от росы свадебная рубашка и алое ожерелье. Алая кровь пятнает белый шелк, черные косы спутались, под глазами темнели круги, как у него самого, когда он проснется. Ну и пусть! Миклош не мыслил жизни без снов о жене сакацкого господаря. Наследник Матяша улыбнулся, ожидая танца со звездами, но танца не было.
– Помогите, – Барбола просила, словно девчонка с пасеки, но такой она нравилась Миклошу еще больше, – заступнички-мученички, скорее! Пока роса не сошла.
– Что случилось, красавица? Разбойники? – Янчи?! Откуда? В снах Барболка всегда была одна, и на ней был жемчуг, а не сердолики.
– Помогите, – торопила женщина, – тут, близко... Марица там. Я побежала к тракту... Тут ближе.
Сердолики оказались ягодами рябины, сквозь разорванную рубашку виднелись крапивные волдыри, и Миклош понял, что не спит и перед ним и впрямь жена Пала Карои, невесть как очутившаяся на лесной дороге.
– Да ты замерзла! – Янчи, на ходу срывая плащ, спрыгнул на землю, сакацкую господарку он не узнал. Как и она его. Барболка смотрела, но не видела. Что с ней? Сбежала от мужа? Неужели?!
Если бы не витязи, Миклош подхватил бы красавицу в седло и зацеловал до смерти, но он был наследником дома Мекчеи и помнил, на чьем мече и на чьем слове держится Алати.
– Где Марица? – Собственный голос показался чужим и глупым. – Сейчас отыщем.
– Там, – махнула рукой Барбола и покачнулась. Янчи, негодяй, поддержал ее, но женщина не заметила. Не стыдилась она ни разорванной рубашки, ни кровавых пятен. Откуда они? Барболка давно жена Пала.
– Ты ранена? – Миклош схватил свою мечту за плечо. – Отвечай!
– Нет, – она вывернулась из его объятий точно кошка, – не я... Марица. Худо ей!
– Нашел! – радостный крик Янчи оборвался, словно стакан разбился. Миклош бросился на голос, доезжачий держал на руках девочку лет семи. Темная головка моталась на тоненькой шейке, правая нога до колена превратилась в багровое бревно.
– Боговы Охотнички, – выдохнул рыжий Золтан, – что с ней?
– Холодная Гостья, – прошептала Барбола, – мармалюца... За ногу ухватила. Я ее отогнала, только поздно.
Вот так взять и сцепиться с тварью, о которой и говорят-то шепотом?! Хотя теперь ясно, чего господарка сакацкая в одиночку в свадебной рубашке по полям бегает. Холодную Гостью иначе не догонишь, только догнать – одно, а прогнать – другое.
Миклош тронул лоб девочки и едва не отдернул руку, заглянув в туманную, полную яда пропасть. Ну, нет! Миклош Мекчеи не трусливей Барболки Карои.
