Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги .TXT) 📗
Несколько мгновений их продержали так в луче фонаря, а потом тот же голос велел:
— Покажите лица!
И Воронве откинул капюшон, и луч осветил его черты, суровые и четкие, будто выточенные из камня; Туор словно впервые увидел, как он красив. Воронве гордо произнес:
— Разве вы не видите, кто перед вами? Я Воронве сын Аранве из дома Финголфина. Уж не забыт ли я у себя дома за несколько лет? Я блуждал в краях, неведомых Средиземью, и все же помню твой голос, Элеммакиль.
— Тогда Воронве должен помнить и законы своей страны, — ответили из тьмы. — Он ушел по велению государя и имеет право вернуться. Но за то, что он привел сюда чужеземца, он лишается этого права и подлежит королевскому суду, куда он должен быть отведен под стражей. Что касается чужеземца, он будет убит или взят в плен, по усмотрению Стражи. Пусть он выйдет вперед, чтобы я мог решить.
Воронве вывел Туора на свет, и, когда они приблизились, из тьмы выступили множество нолдор в доспехах и при оружии, с мечами наголо. Они окружили пришельцев. Элеммакиль, начальник Стражи (это он держал светильник), долго и пристально разглядывал их.
— Что с тобой, Воронве? — сказал он наконец. — Мы ведь старые друзья, и вот, ты ставишь меня перед тяжким выбором между законом и нашей дружбой. Если бы ты без дозволения привел сюда одного из нолдор иных домов, это уже было бы тяжким проступком. Но ты показал заветный Путь человеку, смертному, — ибо по его глазам я вижу, кто он. Его же никогда не выпустят отсюда, раз он знает нашу тайну, — я должен убить его как чужака, даже если он твой друг и дорог тебе.
— Там, во внешних землях, случается многое, Элеммакиль, и на любого может быть возложен нежданный труд, — ответил Воронве. — Странник возвращается не таким, как уходил. Содеянное мною сделал я по велению того, кто выше устава Стражи. Один лишь король вправе судить меня и того, кто пришел со мной.
Тогда заговорил Туор, забыв о страхе:
— Я пришел сюда с Воронве сыном Аранве, ибо он был назначен мне в провожатые Владыкой Вод. Ради этого был он спасен от ярости Моря и Приговора валар. Ибо я пришел с посланием от Улмо к сыну Финголфина, и ему я поведаю его.
Элеммакиль взглянул на Туора с изумлением.
— Кто же ты? — спросил он. — И откуда ты?
— Я Туор сын Хуора из дома Хадора, и родич Хурина. И, как мне говорили, эти имена не безызвестны жителям Сокрытого королевства. Из Невраста через множество опасностей пришел я сюда.
— Из Невраста? — переспросил Элеммакиль. — Аговорят, там никто не живет с тех пор, как наш народ ушел оттуда.
— Верно говорят, — ответил Туор. — Пусты и холодны чертоги Виньямара. Но я пришел оттуда. Отведите же меня к строителю этого дворца.
— О делах столь важных судить не мне, — сказал Элеммакиль. — Я выведу вас на свет, где виднее, и передам Хранителю Великих врат.
Он отдал приказ, и Туора с Воронве окружили высокие стражники, двое впереди и трое позади; и их начальник вывел их из пещеры Внешней стражи. Они оказались в прямом проходе с ровным полом и шли по нему, пока впереди не показался слабый свет. Наконец они вышли к широкой арке, высеченной в скале и опиравшейся на высокие столбы. Арку преграждали подъемные ворота из перекрещенных деревянных брусьев, украшенных дивной резьбой и обитых железными гвоздями.
Элеммакиль коснулся ворот, они бесшумно поднялись, и все вошли. Туор увидел, что они стоят на дне такой глубокой расселины, какую он даже представить себе не мог, хотя и немало странствовал в диких северных горах: по сравнению с Орфалх–Эхором Кирит–Нинниах была всего лишь крохотной трещинкой в скале. Руками самих валар были расколоты эти горы, в бурях древних войн в начале времен; стены расселины были так круты, словно прорублены секирой, и вздымались на немыслимую высоту. Далеко вверху виднелась узкая полоска неба, и на темно–синем фоне вырисовывались черные пики и клыкастые скалы, далекие, но острые, безжалостные, как копья. Могучие стены были так высоки, что зимнее солнце не заглядывало туда, и, хотя уже наступило утро, над горами слабо мерцали звезды, а здесь, внизу, было темно, и дорогу, идущую вверх, освещал лишь неяркий свет фонарей. Дно расселины круто взмывало вверх, к востоку, и слева от речного русла Туор увидел широкую дорогу, вымощенную камнем, которая уходила наверх, скрываясь в темноте.
— Вы прошли Первые врата, Деревянные, — сказал Элеммакиль. — Нам сюда. Надо спешить.
Туору не было видно, далеко ли ведет дорога. Он вгляделся во мрак, и бесконечная усталость охватила его. Над камнями свистел ледяной ветер, и Туор плотнее запахнул плащ.
— Холоден ветер Сокрытого королевства! — промолвил он.
— Воистину так, — сказал Воронве, — и чужестранцу может показаться, что гордыня сделала слуг Тургона бессердечными. Многие лиги разделяют Семь врат, и тяжки они для голодных и уставших в пути.
— Небудь наши законы столь суровы, — ответил Элеммакиль, — коварство и ненависть давно проникли бы сюда и погубили нас. И это тебе хорошо известно. Но мы не бессердечны. Здесь еды нет, а вернуться назад за ворота, которые он уже миновал, чужестранец не может. Потерпите немного, у Вторых врат вы сможете поесть и отдохнуть.
— Хорошо, — ответил Туор, и пошел дальше, как ему было приказано. Обернувшись назад, он увидел, что за ним следуют лишь Элеммакиль и Воронве.
— Здесь стража не нужна, — объяснил Элеммакиль, догадавшись, о чем он подумал. — Из Орфалха нет пути назад ни эльфу, ни человеку.
Они поднимались наверх, иногда по длинным лестницам, иногда по извилистой дороге, и тень отвесных стен угрожающе нависала над ними. Наконец в полулиге от Деревянных врат Туор увидел перед собой высокую стену, преграждавшую путь. На ней возвышались две могучих каменных башни. Дорога вела к высокой арке в стене, но казалось, что арка заделана одним огромным камнем. Путники приблизились, и черная отшлифованная поверхность камня заблестела в лучах белого светильника, висевшего над аркой.
— Вот Вторые врата, Каменные, — сказал Элеммакиль и, подойдя к вратам, легонько толкнул их. Камень повернулся на невидимой оси и стал ребром, и по обе его стороны открылся проход; они вошли и оказались во дворе, где стояло множество вооруженных стражников, одетых в серое. Никто не произнес ни слова. Элеммакиль отвел своих пленников в комнату в северной башне; там им принесли хлеба и вина и позволили передохнуть.
— Это немного, — сказал Элеммакиль Туору. — Но если твои слова подтвердятся, тебя щедро вознаградят за нынешние лишения.
— Этого довольно, — ответил Туор. — Слаб духом тот, кто нуждается в большем.
И в самом деле, хлеб и вино нолдор так подкрепили его, что вскоре он уже снова торопился в путь.
Немного погодя они вышли к новой стене, которая была еще выше и мощнее первой, и к Третьим вратам, Бронзовым — то были высокие двустворчатые двери, увешанные бронзовыми щитами и пластинами и изукрашенные причудливыми рисунками и знаками. Стену венчали три квадратных башни с медными крышами и стенами, и медь эта благодаря какому–то секрету кузнечного мастерства оставалась всегда блестящей и горела огнем в лучах красных светильников, что, как факелы, стояли вдоль стены. Они опять вошли в ворота без единого слова, и увидели еще больший отряд стражи, в доспехах, что мерцали как рдеющие уголья; а лезвия секир были красными. Большинство стражей при этих воротах были из синдар Невраста.
Теперь дорога стала труднее, ибо в середине Орфалха подъем был круче всего. Поднимаясь вверх, Туор увидел над собой самую мощную из стен. То, наконец, взошли они к Четвертым вратам, Вратам Витого Железа. Высока и черна была та стена, и светильников над ней не было. Четыре железных башни возвышались над ней, а в центре меж башен стояла железная статуя огромного орла. То был сам король Торондор, словно спустившийся из–под облаков на горный пик. Туор взглянул на ворота и не поверил своим глазам: ему показалось, что он смотрит на поляну, озаренную бледным сиянием Луны, сквозь ветви и стволы неувядающих деревьев. Ибо сквозь кованые ворота сочился свет, а сами ворота были подобны множеству стволов с извивающимися корнями и сплетенными ветвями, покрытыми листвой и цветами. Проходя сквозь ворота, он увидел, как это устроено: в толще стены были тройные решетки, каждая из которых составляла часть рисунка; а свет, что проникал сквозь них, был светом дня.
