Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин - Толкин Джон Рональд Руэл (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
В год, когда исполнилось Турину семнадцать лет, вновь постигло его горе: в ту пору перестали приходить вести из дому. Власть Моргота росла год от года, и ныне весь Хитлум пребывал под его тенью. Несомненно, многое знал Враг о том, что происходит в народе Хурина и среди родни его, и до поры оставлял их в покое, дабы вернее исполнился его замысел; но теперь выставил он зоркую стражу на всех перевалах Тенистых гор, так что никто не мог ни покинуть Хитлума, ни войти в Хитлум, не подвергая себя смертельной опасности, а у истоков Нарога и Тейглина и в верховьях Сириона кишмя кишели орки. И вот однажды не вернулись гонцы Тингола, и отказался он послать новых. Весьма неохотно дозволял он своим подданным выходить за огражденные пределы: величайшее благоволение выказал он Хурину и родне его, посылая эльфов опасными дорогами к Морвен в Дор-ломине.
И вот тяжело сделалось на сердце у Турина, ибо не знал он, что за новое зло приключилось, и страшился, что беда постигла Морвен и Ниэнор; и много дней размышлял он молча о гибели Дома Хадора и людей Севера. Затем воспрял он и отправился к Тинголу: король же и Мелиан восседали под великим буком Менегрота именем Хирилорн.
С удивлением воззрился на Турина Тингол, внезапно увидав перед собою вместо своего воспитанника – незнакомого мужа, высокого и темноволосого: молча обратил тот на короля взгляд глубоко посаженных глаз; бледным, суровым и гордым было лицо его.
– Чего желаешь ты, о воспитанник? – спросил Тингол, догадываясь, что попросит он не о мелочи.
– Кольчугу, меч и щит, чтобы были мне по росту, – отвечал Турин. – А еще с дозволения твоего возьму я ныне Драконий Шлем своих предков.
– Все это получишь ты, – промолвил Тингол. – Но что у тебя за нужда в вооружении?
– Нужда мужа и сына, коему должно помнить о родне своей, – ответствовал Турин. – Надобны мне также и со ратники, доблестные воины.
– Я назначу тебе место среди моих рыцарей-мечников, ибо меч – твое оружие, – проговорил Тингол. – С ни ми испытаешь ты себя в войне на границах, ежели таково твое желание.
– За пределы границ Дориата влечет меня сердце, – промолвил Турин. – Атаковать врага стремлюсь я, а не защищаться.
– Тогда придется тебе отправиться одному, – промолвил Тингол. – Что за роль отведена народу моему в войне с Ангбандом, решаю я по своему разумению, Турин сын Хурина. Не вышлю я ныне из Дориата вооруженных отрядов; да и в будущем не провижу я того.
– Однако ж ты волен идти своим путем, о сын Морвен, – рекла королева. – Пояс Мелиан не воспрепятствует тем, кто вошел в здешние земли с нашего дозволения.
– Разве что мудрый совет удержит тебя, – произнес Тингол.
– И каков же совет твой, государь? – спросил Турин.
– Взрослым мужем кажешься ты – и ростом, и статью; во истину, более, чем многие иные, – отвечал Тингол, – и все же еще не вполне возмужал ты. А до тех пор должно тебе набраться терпения, испытать и закалить свою силу. Вот тогда, верно, и впрямь настанет час вспомнить о своей родне; однако ж мало надежды на то, что один-единственный смертный сможет сделать больше в борьбе против Темного Властелина, кроме как посодействовать обороне эльфийских владык, покуда стоит она.
– Родич мой Берен сделал больше, – отозвался Турин.
– Берен – и Лутиэн, – промолвила Мелиан. – Одна ко чрезмерно дерзок ты, говоря так с отцом Лутиэн. Сдается мне, не столь высок твой жребий, о Турин, сын Морвен, хотя и наделен ты великими задатками, и судьба твоя переплетена с судьбой эльфийского народа, к добру или к худу. Берегись самого себя, дабы не случилось беды. – И, помолчав, обратилась она к нему снова, говоря: – Ступай же ныне, приемный сын, и послушайся совета короля. Так оно неизменно мудрее, нежели поступить по-своему. Однако ж не думаю, что, возмужав, долго пробудешь ты с нами в Дориате. Если в грядущие дни вспомнишь ты слова Мелиан, так себе во благо; опасайся и жара, и холода своего сердца и научись терпению, коли сможешь.
И поклонился им Турин, и ушел. Вскорости после того надел он Драконий Шлем, и вооружился, и отправился на северные границы, и примкнул к эльфийским воинам, что неустанно сражались там с орками и прочими прислужниками и тварями Моргота. Так, едва лишь минуло его отрочество, Турин испытал на деле свою силу и храбрость; и памятуя об обидах родни своей, неизменно бывал он первым в дерзких деяниях, и не раз бывал ранен копьем, и стрелой, и кривыми клинками орков.
Но судьба хранила его от гибели; и прошел по лесам слух, будто вновь объявился Драконий Шлем Дор-ломина, и разнеслась о том молва далеко за пределами Дориата. Многие дивились тому, говоря:
– Может ли дух человека вернуться из мертвых; или Хурин Хитлумский в самом деле бежал из Адовых подземелий?
В ту пору среди приграничной стражи один только Белег Могучий Лук превосходил Турина ратной доблестью; и Белег с Турином делили все опасности и вместе скитались по лесной глуши из конца в конец.
Так прошло три года; за это время нечасто объявлялся Турин в чертогах Тингола; и более не заботился о том, как выглядит и во что одет – волосы его были нечесаны, а кольчуга и прикрывающий ее серый плащ видали лучшие дни. Но на третье лето после ухода Турина, когда сравнялось ему двадцать, вышло так, что захотелось ему отдохнуть и понадобилась помощь кузнецов – починить оружие и доспехи; и вот нежданно-негаданно вернулся он в Менегрот и как-то вечером явился в пиршественный зал. Тингола там не случилось – в разгар лета в радость ему было бродить по зеленым лесам вместе с Мелиан. Турин уселся куда придется, ибо устал с дороги и размышлял о своем; и по несчастливой случайности выбрал себе место за столом среди старейшин королевства, там, где сиживал обычно Саэрос. Припоздавший же Саэрос разгневался, полагая, что Турин поступил так из гордыни и с намерением оскорбить его; и отнюдь не утих его гнев, когда сидевшие там и не подумали упрекнуть Турина, но приветили как равного.
Потому поначалу Саэрос сделал вид, будто нимало не возражает, и сел на другое место, напротив Турина.
– Воистину нечасто приграничный страж оказывает нам честь своим обществом, – промолвил он, – и охотно уступаю я привычное место ради возможности перемолвиться с ним словом.
Турин же, что в ту пору беседовал с Маблунгом Охотником, встать не встал и ограничился коротким:
– Благодарствую.
И принялся Саэрос донимать его вопросами про вести с границ и про деяния его в глуши, но хотя учтивыми казались слова его, в голосе явственно звучала насмешка. Надоело это Турину, и оглянулся он по сторонам, и ощутил горький вкус изгнания; и невзирая на яркий свет и смех эльфийских чертогов, мысли его обратились к Белегу и лесной жизни, а затем – еще дальше, к Морвен, что осталась в Дор-ломине, в отчем доме; и нахмурился он, помрачнев, и ничего не ответил Саэросу. Саэрос же, решив, что хмурый взгляд обращен к нему, не сдержал гнева; достал он золотой гребень и швырнул его на стол перед Турином, восклицая:
– Ты, человек из Хитлума, надо думать, пришел к столу в спешке, так что драный плащ извинителен; но почто волосы твои спутаны, как ежевичные заросли? Верно, кабы нечесаные космы не закрывали твоих ушей, ты бы лучше слышал, что говорят тебе.
Турин молча повернулся к Саэросу, и в темных глазах его блеснул металл. Саэрос же не внял предостережению и, в свой черед одарив Турина презрительным взглядом, бросил во всеуслышание:
– Ежели мужи Хитлума столь свирепы и дики, то каковы женщины той земли? Верно, бегают они по лесам, точно лани, одетые лишь в плащ из собственных волос?
И схватил Турин кубок, и швырнул его в лицо Саэросу, и тот опрокинулся назад и сильно расшибся. Турин же выхватил меч и бросился бы на него, но удержал его Маблунг. Тогда поднялся Саэрос, и сплюнул кровь на стол, и выговорил, как мог, разбитыми губами:
– Как долго станем мы привечать тут этого невежу? Кто нынче распоряжается в зале? Закон короля суров к тем, кто чинит урон его подданным под сенью чертога; обнажившего же клинок самый мягкий приговор объявит вне закона. За пределами дворца я бы ответил тебе, Лесной дикарь!
