Зумана (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde" (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
"Что со мной?! Боги, что это?!" — Шут, дрожа, попытался поднести к глазам руки, но те оказались неподвластны повелению ума, точно он крепко отлежал их во сне и теперь с трудом мог пошевелить даже пальцами. Едва приподняв голову, Шут с недоумением уставился на эти сухие птичьи лапки, лежащие поверх одеяла. Он не верил своим глазам. Еще одна попытка хотя бы просто сесть в постели окончилась полным крахом — при первом же движении голова закружилась так, что стена перед глазами резко качнулась вниз, и Шут, потеряв всякое чувство равновесия, брякнулся обратно на подушку. Это он-то… акробат, канатоходец… Шут судорожно дернул пересохшим горлом, чувствуя, как непроницаемо-темная волна страха наполняют все его существо. И когда это ощущение достигло своего апогея, развеяв последние иллюзии, Шут как будто заново вернулся в ту точку, после которой мир перестал существовать.
Он вспомнил все.
Все, что было наяву. И что было после. В том, другом мире…
Не то стон, не то всхлип сорвался с его губ, но даже этот исполненный отчаяния звук, не имея в себе никакой силы, оказался лишь сиплым шелестом…
Однако же, его хватило, чтобы разбудить королеву.
Со своей клятой постели, ставшей его узилищем, Шут увидел, как распахнулись глаза Элеи. Будто и не тронутые сном, они мгновенно наполнились искренней радостью. А в следующий миг — болью… Той самой, что была отражением его, Шута, беспредельного желания перестать существовать.
— Патрик… — она поднялась и осторожно шагнула к его кровати. Как будто хотела что-то сделать, но не решалась, как будто хотела сказать что-то, но передумала в последний момент. Элея просто села рядом и накрыла его ужасную худую ладонь своими теплыми нежными пальцами, легонько стиснув ее. — Ты вернулся… Как я рада….
Пожалуй, если б не эти медовые глаза, Шут уже проклял бы весь мир, породивший столько зла и страданий. Но они сияли в самую душу и удерживали на краю бездны, что жадно разинула свои недра, стремясь поглотить его.
Шут медленно развернул ладонь и еле ощутимо сомкнул свои пальцы вокруг запястья королевы. Он почувствовал, как торопливо пульсирует тонкая жилка под бархатистой кожей. Почувствовал тепло исходящее от этой руки. И что-то еще, для чего столь трудно подобрать слова.
— Спасибо… — прошептал одними губами. Ему многое хотелось бы сказать, но Шут боялся, что голос предаст его также, как это сделали мышцы, не пожелавшие поднять тело с кровати.
Ему о многом хотелось спросить… И Элея, эта удивительная женщина, заговорила сама, отвечая на непрозвучавшие вопросы. Она рассказала Шуту все, начиная с того дня, когда Руальд нашел его в лесу, и заканчивая вчерашним приходом загадочного целителя. Шут слушал молча, время от времени он прикрывал глаза, чтобы Элея не увидела в них боль, терзавшую его душу. Он уже решил для себя, что не позволит всему этому мраку протянуть свои когти к его доброй королеве. Когда она закончила рассказ, Шут, до предела утомленный долгим мучительным бодрствованием откуда-то нашел в себе силы взять ладонь королевы и поднести к губам, после чего рука его упала на грудь, словно бы Шут только что поднял непосильный груз. Увы… это все, чем он мог отблагодарить свою спасительницу за заботу. Элея ни разу не упомянула о том, что причастна к его возвращению, но это было очевидно…
Он только не понял, почему ее глаза наполнились слезами. Ведь Элея всегда была так сдержанна и хладнокровна…
Неужели обидел ее?
Но нет, обиженная Элея никогда не показала бы своей слабости, и никогда не провела бы рукой по его лицу с такой неподдельной нежностью. Впрочем… она вообще не делала подобного прежде…
"Наверное, со стороны я больше напоминаю мертвеца, а не живого человека, — подумал Шут с тоской. — Чем еще объяснить такие проявления жалости?"
— Ты устал… — королева оправила его одеяло и встала. — Да и мне пора возвращаться. Полагаю, все уже давно потеряли наследницу престола, — она печально улыбнулась. — Сегодня мне еще делить все вчерашние подарки… А это нужно сделать так, чтобы никого не обидеть. Завтра я приду навестить тебя. Возможно, даже утром или ближе к обеду. Поправляйся скорее, мы с Ваэльей так соскучились по твоим смешным историям.
Когда она ушла, Шуту показалось, что в комнате сразу стало холодно и неуютно. Медленно, из последних сил, подтянув колени к груди, он сжался в комок и тотчас провалился в сон.
2
Назавтра Элея не пришла. И два дня спустя тоже. А Шут не счел приличным спрашивать у Ваэльи почему. Между тем наставница вела себя с ним так, словно потерянного сына заново обрела, не меньше. Шута это повергало в еще большее отчаяние. Он не считал себя вправе быть любимым, быть радостью для кого-то. Все что ему хотелось — просто уснуть и больше не просыпаться.
Никогда.
Еще будучи подростком Шут всякий раз приходил в недоумение, когда слышал о людях, решивших свести счеты с жизнью. Он не понимал, как можно отказаться от этого чудесного дара, от возможности дышать, любить, созидать… Сколь бы худо ему ни приходилось, он искренне верил, что горести закончатся и солнце снова воссияет над его кудлатой головой. Да, Шут всегда был ранимым и слишком уж чувствительным, ему ничего не стоило расстроиться до глубины души и впасть в уныние, но даже самые горестные минуты не могли погасить его жажду жизни. Какая-то часть Шутова сознания всегда ухмылялась и точно бы говорила: "Э, нет, братец! Ты только притворяешься, что тебе ничего не хочется. А на самом-то деле, ты слишком любишь жизнь!". И проходили все печали очень быстро. Порой бывало сидел он с квашеной физиономией, а уже в следующий миг, увидев эту мину в зеркале, мог махнуть на все рукой и, показав ей язык, искренне посмеяться над собственным умением пострадать.
Так оно и было.
Однако теперь Шут понял, что двигало теми людьми, которые отказывались от жизни…
Пустота.
Темная пустота величиной с бездну. Она поглотила его целиком, не оставив и крошечной лазейки, куда могло бы заглянуть солнце… Шут просто не понимал, зачем ему дальше жить. Он всего лишился — своего короля и места в жизни, своей силы и даже сына. Он больше не верил в то, что тучи разойдутся и боги подарят ему новый смысл существования.
Ваэлья все это видела, конечно, и без устали взывала к его осознанности, напоминая, что уныние есть погибель для души. Притом, погибель недостойная мага. В перерывах между вливаниями в своего ученика супов и отваров она постоянно пыталась отвлечь его от тягостных мыслей. А на замечание Шута об утрате Дара, лишь пожала плечами и сказала, мол, это вполне закономерно, переживать не о чем — все вернется, когда окрепнет само тело.
Да он, впрочем, и не переживал. Это было так мелко по сравнению со смертью Нар и пропажей мальчика… Мысли о том, что он стал причиной гибели их обоих стали для Шута его кошмаром, его персональной плахой, на которую он поднимался каждый день, стоило лишь проснуться и открыть глаза. Отвлекающие маневры Ваэльи, ее настойчивые попытки занять Шутов ум неизменными упражнениями для концентрации внимания позволяли забыться на время и не погрузиться в черную яму отчаяния с головой. Но это было подобно попытке удержаться на поверхности болота — только непрерывное движение позволяло избежать стремительного ухода в трясину. Стоило лишь на миг остановиться, задуматься — и все… И хуже всего оказалось то, что для спасения требовалось желание самого Шута удерживаться, а оно существовало только до тех пор, пока наставница подогревала его. Стоило Ваэлье отвлечься на другие дела и Шутом вновь овладевало чувство бессмысленности всего происходящего, а следом и нежелание жить.
Единственным, от чего удивительным образом становилось легче, стали мысли о его спасительнице. Только вот за целую неделю Элея так и не нашла больше времени заглянуть к Ваэлье и порадовать Шута своей улыбкой, похожей на прикосновение солнечного света. Конечно… она ведь не знала, что ее прихода он ждал, как засыхающее дерево ждет ливня.