Граф Рысев 2 (СИ) - "Леха" (книги онлайн txt, fb2) 📗
В ответ я только плечами пожал. О чём я думал? Ни о чём по сути. Думал, что прокатит. Что уже завтра исправлю, если что-то сделаю сегодня неправильно. Обычный студенческий «авось».
— Я не знаю, просто не хотел занятие пропускать. — Щепкин ждал ответа и я ответил. Хоть как-то.
— Ты же понимаешь, что это было бы весьма похвально, если бы сейчас была теория и изучение новых тем? И со следующего семестра пропуски должны быть строго обоснованы. Когда вы вернётесь осенью, все, кто имеет хоть какое-то отношение к дворянским родам, получат родовые перстни. Тогда ваше обучение выйдет совсем на другой уровень. Во-первых, вашу группу разделят. Одарённые будут учиться по одной программе, гораздо более насыщенной, чем программа неодарённых.
— Я это понимаю, — действительно понимаю, что же здесь непонятного.
— Тогда ты должен понимать, что этот год считается ознакомительным. Студенты должны осознать одну простую вещь, оно им вообще надо? У нас очень специфическое заведение. Это со стороны кажется, что такого — рисовать картинки. На самом деле, некоторые аспекты магического дара будут вам даваться так глубоко и серьезно, как даже в магических академиях не преподают. При этом из вас наставники, включая твоего покорного слугу будут делать максимально универсальных магов. Это важно. Некоторые формулы перевода энергии, допустим, огня, как в твоём случае, ты должен будешь уметь перевести в энергию воды.
— Это вообще возможно? — пробормотал я.
— Конечно, возможно. Только многим магам не нужно. Многим, но не нам. Огонь никогда не заменит каплю росы на лепестке розы в предрассветной дымке. А ведь создание именно этой иллюзии будет одним из экзаменационных вопросов на экзамене по чарам. Ты выбрал самое сложное направление. Возможно, в силу юности не подозревая, что тебя ждёт в дальнейшем. Это очень сложный факультет, один из сложнейших в империи. Хороший художник может не просто жить эмоциями, он может их дарить, а отличный художник способен манипулировать сознанием других людей. Заставлять их испытывать именно то, что он хочет показать. Это очень мощное оружие, самое мощное из всех. Ни одному боевому магу даже и не снилось. Поэтому заканчивают художественный факультет единицы, и ни один из них больше никогда не пишет картины. Этим занимаются хорошие художники.
— И куда в этом случае уходят отличные? — спросил глухо. Голос сорвался, потому что я понимаю, насколько он прав. Я понимаю это, я видел, как люди замирают перед моей картиной, единственной настоящей моей картиной, где нарисована рысь в круге пламени.
— Это своего рода секрет. Но, думаю, что тебя в него скоро посвятят. Потому что у тебя есть все зачатки отличного художника. К моему сожалению, надо сказать. Если ты согласишься, то учить тебя будут по совершенно иной программе. И хорошим художником ты уже не станешь никогда. Но, как я и говорил и сейчас повторяю, хорошим ремесленником с точки зрения технической части, я тебе сделаю.
— Спасибо на добром слове, — ответил я саркастически.
— Этот рисунок — это ваш экзамен, если ты забыл. Времени больше, чем достаточно, чтобы его закончить. Собственно, уже даже в этом виде ты спокойно можешь представить его комиссии. Но я рекомендую всё же закончить.
— Разумеется, я его закончу.
— Вот и отлично. А теперь иди, лечи глаз, и заканчивай те задачи, которые поставил перед собой. Потому что со следующего учебного года у тебя не будет на них времени.
Я схватил сумку и быстро вышел из комнатки. Уж что-что, а влиять на сознание Щепкин тоже умеет. Он меня так загрузил, что голова кругом пошла. По-хорошему, надо идти домой и отлежаться до вечера. Потому что тренировку никто не отменял, и временное выпадение одного из полей зрения даже на пользу пойдёт, можно поучиться работать в условиях частичной видимости. Вот только с огневиком всё-таки надо встретиться. Если меня ломать через колено начнут в следующем году, с моего согласия, естественно, то лучше базовыми навыками именно сейчас овладеть. Поэтому, вместо того, чтобы пойти домой, я отправился прямиком к кабинету ректора.
В приёмной было пусто. Только секретарь сидела за своим столом и раскладывала гору бумаг по стопкам в только ей известной последовательности.
— Ректор принимает? — спросил я, навалившись грудью на стойку.
— Николай Васильевич занят, — секретарь подняла на меня взгляд. — Подождите вон в том кресле, не надо надо мной нависать.
— Как скажете, — я распрямился, широко улыбнулся и поднял руки вверх, признавая своё поражение в этой битве. — Значит, я могу вон в том кресле расположиться? А я не буду вам мешать?
— Нет, там не будете. Вы мешаете мне, стоя здесь, — секретарь посмотрела на меся весьма строго. Я даже проникся.
Когда отходил от её стола, задел надломленный ноготь.
— Ай, — даже рукой затряс. — Как же это оказывается больно, — пожаловался я внимательно смотрящей на меня женщине.
— Ноготь повредили, или заусенец? — деловито спросила она.
— Ноготь, будь он неладен. Вы не слишком оскорбитесь, если я его сейчас огрызу? — мрачно спросил я, разглядывая загнувшийся кончик.
— Я сделаю лучше, подойдите сюда. — Я снова подошёл к её столу и на стойку легли крохотные ножнички. — Состригите лишнее, а потом поправьте ноготь вот этим. Иначе так и будет болеть. — Я состриг тот самый загнутый кончик, положил ножнички на стойку и, как баран, уставился на пилку для ногтей.
— Что это? — спросил я, и даже потыкал пилку кончиком пальца.
— Не придуривайтесь, что не знаете, — секретарь снова нахмурилась. — Я вас предупредила, не поправите ноготь, он будет болеть. Все рано отломки неровные, и могу начать расти как попало.
— Я мужчина, — постарался донести до неё такую простую мысль.
— И что? Мужчина не может следить за руками? Что вы как маленький ребёнок, в конце концов?
— Хорошо, я поверю вам на слово. Я вообще очень доверчивый юноша, — сообщил я секретарю, схватил пилку и сел в кресло.
Ещё ногу на ногу закинул, для усиления эффекта. Собственно, проблем в самой пилке я не видел. Проблема была в том, как меня могут увидеть со стороны. Хотя, полагаю, даже, если сам ректор выйдет из кабинета, моим видом его не смутишь. Он от своих подопечных и не такое должен был видеть. Насмотрелся, поди, за столько лет.
Ноготь, кстати, в порядок привел. Ну, как мог, так и привёл. А секретарша, бессердечная женщина, могла бы парой взмахов той самой пилки избавить меня от непривычной работы. А рассмотрев металлическую основу с острым тонким кончиком, я даже уважением проникся. Убить такой штукой не убьешь, но ткнуть можно пребольно. А то и без глаза оставить нападавшего, как вариант.
Когда я наигрался, и уже хотел подняться, чтобы вернуть ей такой необходимый каждой женщине инструмент, дверь ректорского кабинета распахнулась и оттуда вышли два человека. Почему-то мысль о том, что ректор мог быть занят, потому что у него посетитель, сразу не пришла мне в голову.
Итак, перед Медведевым и самим ректором предстала картина маслом: граф Рысев сидит в приёмной в кресле, нога на ногу и подпиливает ногти. Я представил это со стороны и закусил губу, чтобы не заржать. Добавить к образу здоровый фингал, вообще, картинка получается, загляденье.
— А мы как раз хотели попросить Любовь Сергеевну позвать вас, Евгений Фёдорович, чтобы побеседовать, — сказал ректор. Сдержаться он сумел, но в глазах бесновались демонята.
— Добрый день, Николай Васильевич, Дмитрий Фёдорович, — я встал из кресла и склонил голову в неглубоком поклоне. — А зачем вы хотели меня искать?
— Проходите, Дмитрий Фёдорович вам всё объяснит. Да, вашу пилку можете взять с собой, раз вы без неё даже в моей приёмной обойтись не можете.
М-да, как-то неудобно получилось, подумал я, заходя в кабинет ректора вслед за Медведевым, в то время, как сам ректор остался в приемной.
Глава 8
— Присаживайтесь, Евгений Фёдорович, — пробасил Медведев, заняв небольшой диванчик у стены и указав мне на кресло, стоящее напротив. — Какой замечательный синяк. Сразу видно били сильно, но непрофессионально. В порыве чувств, так сказать. При этом чувства слегка переливались через край.
