Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения (книги полностью бесплатно txt) 📗

Некоторое время Таша терпеливо ждала ответных вопросов.

— Фаргори-лэн, я предпочитаю придерживаться мнения, что собеседник сам расскажет то, что хочет и может, — наконец заметил дэй. — Если же он молчит, значит, на то есть причины.

Тонко подмечено.

— Я… из Прадмунта.

— А. Так вы из той самой семьи Фаргори…

— Которые делают тот самый сидр, да.

— Вашей семье и вашей деревне есть чем гордиться.

— Вы бы это нашему пастырю сказали. — Таша зевнула. — Он так не думает.

Серость, со всех сторон — непроглядная серость. Ни света, ни темноты: только серый цвет, только туман и странные скользящие тени. Сознание тоже туманилось, и утопленниками памяти всплывали ненужные воспоминания, ненужные мысли…

…зачем ты спешишь, зачем едешь туда, вновь шептал тонкий голосок на грани сознания; даже если наёмники будут в том трактире, даже если ты их догонишь — тебе с ними не справиться, не спасти Лив, не уйти живой…

…и святоша наверняка их дружок, а ты…

…глупая, глупая, глупая…

— Осторожно!

Таша открыла глаза в тот момент, когда дэй поймал её соскальзывающую руку — прежде, чем она успела упасть с коня.

И судорожно вцепилась в чёрный шёлк.

— Вы задремали, Фаргори-лэн.

— Кажется…

Сердце металось перепуганной кошкой в тёмной коробке.

— Расскажите мне о вашей деревне, Фаргори-лэн.

— Не думаю, что вам…

— Ошибаетесь. Мне будет интересно. Я весь внимание.

Что ж, разговор — хороший способ прогнать сон. Таша оценила заботу. Возможно, в этот момент она бы даже простила дэю, что тот оккупировал её коня…

Если бы, конечно, это действительно её задевало.

— Ну… Прадмунт…

— Вы не больно-то жалуете своего пастыря, Фаргори-лэн, — дэй облегчил ей задачу.

— Я не обязана его любить, святой отец.

— А уважать?

Таша помолчала, обдумывая ответ.

Оскорбление церкви и её слуг — богохульство. Оскорбление своего пастыря — тем более. И, будь Таша дома, за любые её сомнительные слова последовала бы кара. Если бы, конечно, кто-то услужливо донёс о них пастырю; а когда ты бросал эти слова не в кругу семьи, это было почти гарантировано.

Но она далеко от дома. А дэй — не их пастырь.

И что-то подсказывало Таше, что все её слова останутся между ними двумя.

— Он упивается своей властью. Тем, что может поставить на колени любого, — всё-таки сказала она. — И просто… фанатик.

— Но если он искренне верит в то, что делает, это уже заслуживает уважения.

— Верит? Да это не вера, это…

— Фанатизм — крайность, но крайность прежде всего веры, которая и должна быть в пастыре. Если вам встретится один из тех ханжей в рясе, коих, к сожалению, немало… или один из тех, кто пользуется своим положением, дабы вершить отвратительные, страшные дела — с такими же девочками, как вы, или с мальчиками, или с совсем детьми… вы поймёте, что есть вещи похуже фанатизма.

Когда Таша поняла, что она здесь не единственный богохульник — она досадливо осознала, что спутнику вновь удалось лишить её дара речи.

Какой интересный дэй, однако.

— Зимой пришлый колдун изнасиловал мою подругу, — вымолвила она потом. — А потом наш пастырь всерьёз думал о том, чтобы её утопить. Как обесчещенную. Как в старые добрые времени, только во имя Богини. Чистой смертью смыть грязь с души.

— Но наверняка кое-кто из селян был с ним согласен. Нравы деревенских жителей всегда оставляли желать… большей широты. А изнасилование для них — вечное клеймо. Сами знаете.

— И что?

— Представьте теперь, что ждало бы эту девочку в будущем.

Представить было нетрудно.

Начало этого будущего Таша уже видела.

Косые взгляды. Шёпот за спиной, жалость… смех? Надменность, снисходительность, презрение. Одиночество — ведь все брезгуют взять в жёны «нечистую»; непонимание — ведь ты ни в чём не виновата; ненависть — ко всем этим чистым людям…

Уйти — страх, неизвестность и один шанс из ста, что найдёшь своё место. Остаться — пустой дом и потрескивание углей в абсолютной тишине. Тишине, которая сводит с ума.

И кто придёт на твои похороны, когда ты умрёшь?..

— Так её утопили? — спросил дэй, когда молчание затянулось.

— Нет. Пастырь смилостивился. Но в итоге она сбежала из дому, чтобы не позорить семью… и не терпеть такое отношение. Подалась в большой город, думаю.

— Надо полагать, родители не особо рвались её искать.

— Нет. С тех пор её больше никто не видел.

— Вы знаете, что с ней сталось?

— Нет.

— Тогда не факт, что умереть для неё не было бы лучшим вариантом.

Таша не нашлась, что возразить.

— Пожалуй, — помолчав, сказала она, — лучше поговорить о другом.

Какое-то время всматривалась в туманную серость, ожидая ответа.

— Рассвет скоро, Фаргори-лэн, — бросил дэй. — Там будет легче. Поверьте.

И почему кажется, что он говорит не только о погоде? Даже не столько о погоде…

Да. Попутчик Таше определённо попался интересный.

И, кажется, их недолгое общее путешествие обещало выйти весьма занимательным.

Когда солнце пробилось сквозь серость, заволакивавшую небо, выяснилось, что уже за полдень. С первыми же солнечными лучами туман рассеялся, будто его и не было, и взору открылись белые одуванчиковые просторы с сиреневыми крапинками чертополоха; ветер потеплел и повеял сладким, небо засияло безупречной лазурью — лишь где-то на горизонте дрейфовали ватные кручи облаков.

И Таша не сразу вспомнила, что, когда она смотрела на Равнину из трактирного окна — одуванчики были не белыми, а жёлтыми.

Она не поняла, каким образом дэй умудрился не потерять тропу в тумане, но сейчас они скакали прямо по ней. Тропка была прямой, как натянутая нить, почти столь же узкой, но отчётливо видной — и Ташу это только насторожило. Не так часто путники захаживали на Равнину, чтобы её протоптать.