Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
«Великие все еще прислушиваются к тебе…»
Найюр вглядывался изо всех сил, но никак не мог разглядеть Дунианина — равно как и Серве.
— Дышит ли он? — воскликнул Найюр. — Бьется ли еще его сердце?
Окружавшие его айнрити принялись поглядывать друг на друга в смущении и тревоге. Никто не ответил.
«Пьянчуги с собачьими глазами!»
Он принялся с отвращением пробиваться через толпу, расталкивая людей. В конце концов он добрался до оцепления шрайских рыцарей, один из которых уперся ладонью ему в грудь, желая остановить скюльвенда. Найюр хмуро смотрел на него, пока рыцарь не убрал руку, потом снова принялся вглядываться во тьму под кроной Умиаки.
Он ничего не мог разглядеть.
Некоторое время Найюр раздумывал: не прорубить ли себе дорогу? Затем с противоположной стороны Умиаки прошла процессия шрайских рыцарей с факелами, и на краткий миг Найюр заметил силуэт — ее или его?
Айнрити, стоящие в первых рядах, разразились криками, кто восторженными, кто издевательскими. Сквозь рев Найюр услыхал бархатный голос, какой могло слышать только его сердце.
«Это хорошо, что ты пришел… Это правильно».
Найюр в ужасе уставился на тело, распятое в кольце. Затем цепочка факелов удалилась, и землю под Умиаки вновь окутала тьма. Гвалт голосов пошел на убыль, распался на отдельные выкрики.
«Все люди, — сказал голос, — должны знать свою работу».
— Я пришел посмотреть, как ты страдаешь! — выкрикнул Найюр. — Я пришел посмотреть, как ты умираешь!
Краем глаза он заметил, как люди начали встревоженно на него оборачиваться.
«Но почему? Почему ты этого хочешь?»
— Потому что ты предал меня!
«Как? Как я тебя предал?»
— Тебе достаточно было говорить! Ты — Дунианин! «Ты слишком высоко меня ценишь… Даже выше, чем эти айнрити».
— Потому что я знаю! Я один знаю, что ты такое! Я один могу уничтожить тебя!
Найюр расхохотался, как способен хохотать лишь чистокровный вождь утемотов, потом махнул рукой, показывая на тьму за Умиаки.
— Свидетельствую…
«А мой отец? Охота не должна заканчиваться — ты это знаешь».
Найюр застыл, не дыша, не шевелясь, словно затаившийся в травах Степи камень.
— Я совершил сделку, — ровным тоном произнес он. — Я воздал тому, кого ненавижу больше.
«Так ли это?»
— Да! Да! Посмотри на нее! Посмотри на то, что ты сделал С ней!
«То, что я сделал, скюльвенд? Или то, что сделал ты?»
— Она мертва! Моя Серве! Моя Серве мертва! Моя добыча! «О да… О чем они будут шептаться, теперь, когда твое доказательство уже сыграло свою роль? Как они это оценят?»
— Ее убили из-за тебя!
Смех, звучный и искренний, словно у любимого дядюшки, когда он хлебнет хмельного.
«Слова, достойные истинного сына Степи!»
— Ты смеешься надо мной? Тяжелая рука легла на плечо Найюра.
— Хватит! — крикнул кто-то. — Кончай сходить с ума! Прекрати говорить на этом гнусном языке!
Одним движением Найюр перехватил чужую руку и вывернул ее, разрывая сухожилие и ломая кость. Потом он одним ударом отправил наглеца, посмевшего тронуть его, на землю.
«Смеяться? Кто посмеет смеяться над убийцей?»
— Ты! — закричал Найюр в сторону дерева.
Он протянул руки, с легкостью способные свернуть человеку шею.
— Ты убил ее!
«Нет, скюльвенд. Это сделал ты… Когда продал меня».
— Чтобы спасти моего сына!
И Найюр увидел ее, обмякшую, перепуганную, в руках Сарцелла — кровь текла по ее платью, глаза тонули во тьме… Во тьме! Сколько раз он видел, как она поглощает людские взоры?
Он услышал доносящееся из темноты хныканье младенца.
— Они должны были убить ту шлюху! — крикнул Найюр.
Теперь уже несколько айнрити кричало на него. Он почувствовал скользящий удар по щеке, заметил сверкание стали. Найюр схватил нападавшего за голову и надавил большими пальцами на глаза. Что-то острое вонзилось ему в бедро. Кулаки замолотили по его спине. Что-то — не то дубинка, не то эфес меча — врезалось ему в висок; Найюр отпустил нападавшего и резко развернулся. Он услышал, как в тени Умиаки Дунианин смеется — смеется, как надлежит смеяться только утемоту.
«Нытик!»
— Ты! — взревел Найюр, сшибая людей ударами своих каменных кулаков. — Ты!!!
Внезапно толпа разошлась в разные стороны, при виде человека, возникшего справа от него. Некоторые даже принялись громко извиняться. Найюр взглянул на этого человека — тот почти не уступал ему ростом, хоть и был поуже в плечах.
— Скюльвенд, ты что, рехнулся? Это же я! Я!
— Ты убил Серве.
Внезапно незнакомец превратился в Коифуса Саубона в потрепанном одеянии кающегося грешника. Это что еще за чертовщина?
— Найюр! — воскликнул галеотский принц. — С кем ты разговариваешь?
«Ты…» — хохотнула темнота.
— Скюльвенд?
Найюр стряхнул с себя крепкую руку Саубона.
— Это дурацкое бдение, — проскрежетал он.
Он сплюнул, потом развернулся и принялся прокладывать себе путь подальше от этой вони.
«Эсми…»
При этой мысли его сердце радостно забилось.
«Я иду, милая. Я уже совсем рядом!»
Ахкеймиону чудился ее запах, мускусный, апельсиновый. Ему казалось, будто он чувствует ее горячее дыхание на своей щеке, ощущает, как она прижимается к его чреслам — отчаянно, безрассудно, словно в попытке потушить опасное пламя. Он словно видел, как она откидывает волосы — проблеск страстных глаз и разомкнутых губ.
«Совсем рядом!»
Тидонцы — пять рыцарей и пестрая толпа пехотинцев — провели их по темным улицам. Вели они себя достаточно любезно, особенно с учетом обстоятельств их появления, но рыцари отказывались что-либо рассказывать, пока за них не поручится наделенный властью человек. Ахкеймион видел по пути других Людей Бивня; по большей части они выглядели так же ужасно, как и стража у ворот. Кто сидел у окон, кто полулежал, прислонившись к колоннам, но лица у всех были бледные и пустые, а глаза — невероятно яркие, будто в них горел огонь, сжигающий тела изнутри.
Ахкеймиону уже доводилось видеть подобные взгляды. На полях Эленеота, после смерти Анасуримбора Кельмомаса. В великом Трайсе, когда рухнули врата Шайнота. На равнине Менгедда, при приближении чудовищного Цурумаха. Взгляд, полный ужаса и ярости, взгляд человека, который может биться, но не в силах победить.
Взгляд Армагеддона.
Всякий раз, когда Ахкеймион встречался с кем-нибудь глазами, в этом обмене взглядами не было ни угрозы, ни вызова, лишь грустное понимание. Нечто — демон или безумие — заползало в черепа к тем, кто перенес непереносимое, и когда оно выглядывало из глаз человека, то могло узнать себя в других. Ахкеймион понял, что он — одно целое с этими людьми. Не только с его любимыми, но со всем Священным воинством. Он един с ними — до самой смерти.
«У нас одна судьба».
Они медленно — из-за Ксинема — прошли между двумя холмами, имен которых Ахкеймион не знал, в район, который нумайньерцы называли Чашей, — предположительно, именно там расположился Пройас со своей свитой. Они миновали лабиринт улиц и переулков, не раз проходя мимо рыцарей, требовавших у них пароль. Несмотря ни на что — на перспективу отыскать Келлхуса и Эсменет, увидеть Пройаса после стольких тяжких месяцев, — Ахкеймион поймал себя на том, что размышляет, уж не зря ли он так легкомысленно заявил под стенами Карасканда: «Я — Друз Ахкеймион, адепт Завета…»
Сколько времени прошло с тех пор, когда он в последний раз произносил эти слова вслух?
«Адепт Завета…»
А действительно ли он — адепт Завета? И если так, отчего ему делается не по себе при мысли о том, что надо связаться с Атьерсом? По всей видимости, они узнали о его похищении. У них наверняка есть осведомители, о которых самому Ахкеймиону ничего не известно — по крайней мере, в конрийском войске. Они наверняка предположили, что он мертв.
Ну так почему бы не связаться с ними? За время его пребывания в плену угроза Второго Армагеддона не уменьшилась. И Сны — они терзали его так же, как раньше…
