Танец с драконами - Мартин Джордж Р.Р. (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Лунный серп был тонким и острым, как лезвие ножа. Снежинки опускались вниз безшумно, укрывая белым сосны — дозорных и стражей. Наносы становились настолько глубоки, что закрывали вход в пещеру — вырастая белой стеной, через которую Лето приходилось прокапываться всякий раз, когда он отправлялся наружу, поохотится со своей стаей. Бран не часто был с ними в такие дни, но иногда, по ночам, он наблюдал за ними сверху.
Летать было еще лучше чем лазать.
Скользнуть в шкуру Лето у него получалось легко, словно натянуть штаны (до того, как его позвоночник был сломан). Сменить свою кожу на черные как ночь перья ворона было труднее, но не настолько трудно, как он боялся, не с этими воронами. “Дикий жеребец будет лягаться и брыкаться, когда человек станет объезжать его, и попытается укусить руку, которая пропускает удила между его зубами,” — сказал лорд Бринден, “ — но лошадь, которая знала одного наездника, примет и другого. Опытен ты или нет, эти птицы носили многих. Выбирай же любую, и лети.”
Он выбрал одну птицу, а затем другую, и все безуспешно, — но третий ворон посмотрел на него проницательными черными глазами, наклонил голову и каркнул, и показалось ему, что не мальчик он, глядящий на ворона, а ворон, глядящий на мальчика. Песнь реки внезапно стала громче, факелы вспыхнули чуть ярче, и воздух наполнился странными запахами. Когда он попытался заговорить, у него вышел крик, и свой первый полет он закончил, врезавшись в стену и опять оказавшись в своем изувеченном теле. Ворон был невредим. Он подлетел и сел ему на руку, и Бран погладил эти перья, и одел их вновь. Поначалу он облетел пещеру, отклоняясь от длинных каменных зубов, свисающих с потолка, не колеблясь пролетел над пропастью — и спикировал в ее холодные черные глубины.
Затем он осознал, что не один.
— Кто-то еще был в том вороне, — сказал он лорду Бриндену, когда вернулся в свое тело. — Какая-то девочка. Я почувствовал ее.
— Женщина, из тех, кто поёт песнь Земли, — ответил его учитель.
— Давно мертвая, но часть ее осталась, как часть тебя останется в Лете сразу после смерти твоей человеческой плоти. Тень души. Она тебе не навредит.
— Во всех птицах есть певцы?
— Во всех. Были певцы, которые научили Первых Людей посылать сообщения воронами… Но в те дни птицы разговаривали. Деревья помнят, а люди забыли, и потому сейчас они пишут сообщения на пергаменте и привязывают его к лапкам птиц, которые никогда не делили свою шкуру с людьми.
Старая Нэн рассказала ему такую же историю однажды, Бран вспомнил, но когда он спросил Робба, правда ли это, его брат рассмеялся и спросил в ответ, верит ли он также и в грамкинов. Хотел бы он, чтобы Робб был сейчас здесь, с ним. Я сказал бы Роббу, что могу летать, но он не поверил бы, так что мне пришлось бы показать ему. Держу пари, что он тоже мог бы научиться летать. Он, и Арья, и Санса, даже маленький Рикон и Джон Сноу. Мы все могли бы стать воронами и жить в гнездовье у Мейстера Лювина.
Хотя это была просто еще одна глупая мечта. Иногда Бран сомневался, а не было ли все это каким-нибудь сном. Может быть он заснул в снегах и видит себя во сне в безопасном, теплом месте. Он должен проснуться, надо сказать себе, что ты должен проснуться прямо сейчас, или сон перейдет в смерть. Пару раз он ущипнул себя, сильно, но добился только того, что руке стало больно. Вначале он пытался считать дни, отмечая, когда он бодрствует и спит, но в этом месте сон и явь были лишь способом существования друг друга. Сны стали уроками, уроки стали снами, переходы случались внезапно или совсем незаметно. Действительно ли он делал что-то или ему только снилось?
— Только один из тысячи рождается менятелем шкур, — однажды поведал лорд Бринден, когда Бран научился летать, — и лишь один менятель шкур из тысячи может видеть зеленые сны.
Я думал, Видящие-Сквозь-Зелень были колдунами Детей… — сказал Бран. — Поющих, то есть.
В каком-то смысле. У тех, кого ты зовешь детьми леса, золотые как солнце глаза, но изредка среди них рождается один с глазами красными как кровь, или зелеными как мох на дереве в сердце леса. Этими знаками боги отмечают тех, кто избраны, чтобы получить дар. Избранные слабы, их годы на земле недолги, потому что у каждой песни должна быть обратная сторона. Но внутри леса они, конечно, остаются надолго. Тысяча глаз, сотня шкур, разум глубокий, как корни древних деревьев. Видящие-Сквозь-Зелень.
Бран не понял, поэтому обратился к Ридам.
— Ты любишь читать книги, Бран? — спросил его Жойен.
— Некоторые. Мне нравятся истории о сражениях. Моя сестра Санса любила книги о поцелуях, но они глупые.
— Читатель проживает тысячу жизней, прежде чем умрет, — сказал Жойен. — Человек, который никогда не читает, проживает только одну. У Певцов леса не было книг. Ни чернил, ни пергамента, ни письменного языка. Вместо этого, у них были деревья, и прежде всего чардрева. Когда они умирали, они переходили в лес, в листья, ветки и корни, и деревья запоминали. Все их песни и заклинания, их истории и молитвы — всё, что они знали об этом мире. Мейстеры скажут вам, что чардрева посвящены Старым Богам. Поющие песни считают, что они и есть Старые Боги. Когда Поющие умирают, они становятся частью этого божества.
Глаза Брана расширились.
— Они собираются убить меня?
— Нет, — сказала Мира. — Жойен, ты пугаешь его.
— Он не тот, кому следует бояться.
Луна была большой и полной. Лето крался сквозь молчаливый лес — большая серая тень, которая становилась с каждой охотой более худой, потому как живую добычу невозможно было найти. Защита у входа в пещеру все-еще оставалась (?), мертвые не смогут войти. Снег снова похоронил большинство из них, но они все еще были там — скрытые, замерзшие и ждущие. Другие мертвецы пришли, чтобы присоединиться к ним — к тому, что когда-то было мужчинами и женщинами, даже детьми. Мертвые вороны сидели на голых коричневых ветвях с покрытыми льдом крыльями. Белый медведь продрался через кусты — огромный и скелетоподобный, половина его головы прогнила и открыла череп под плотью.
Лето и его стая нападали на них и рвали на куски. Потом они насыщались, хотя плоть была разложившейся и полузамороженной, и продолжала шевелиться даже когда они поедали ее.
Под горой у них по прежнему была пища. Сотни видов грибов росли здесь. Слепая белая рыба плавала в черной реке, но на вкус она была так же хороша, как и рыба с глазами, как только ее приготовишь.
У них был сыр и молоко от коз, которые делили пещеры с Поющими, даже немного овса и ячменя, сушеные фрукты, заготовленные длинным летом. И почти каждый день они ели сочное рагу, сваренное из ячменя, лука и кусочков мяса. Жойен думал, что это может быть мясо белки, а Мира говорила, что это крыса. Брану было все-равно. Это было мясо и оно была прекрасным. Тушение делало его деликатесом.
Пещеры были вневременными, огромными и безмолвными. Они служили домом для более чем трех десятков Поющих и домом для костей тысяч умерших, и простирались далеко вглубь полого холма.
— Люди не должны блуждать в этом месте, — предупредила их Листва. — Река, которую вы слышите, стремительна и темна, и течет глубже и глубже в темное море. Есть проходы, которые идут еще глубже, бездонные пропасти и непредсказуемые шахты, забытые пути, которые ведут к самому центру земли. Даже мои люди не исследовали их все, а мы жили здесь тысячи тысяч ваших человеческих лет.
Хотя люди Семи Королевств и назвали бы их детьми леса, Листва и её люди были далеко не детьми. Немногие походили на маленьких лесных мудрецов. Они были маленькими по сравнению с людьми, как волк меньше, чем лютоволк. Это не значит, что они младенцы. У них была смуглая кожа, пятнистая как оленья в бледных пятнах, и большие уши, которые могли слышать то, чего никто из людей не мог услышать. Их глаза тоже были большими — огромные золотистые кошачьи глаза, которые могли рассмотреть проходы там, где глаза мальчика видели только черноту. На их руках было только три пальца и большой палец с острыми черными когтями вместо ногтей.
