Маленький, большой - Краули (Кроули) Джон (читать хорошую книгу txt) 📗
— Не скажете ли, — спросила девочка, — правильной ли дорогой я иду к Эджвуду?
— Да, — кивнула Мардж, Как-то не слишком удивившись вопросу.
— Я несу туда послание, — пояснила Лайлак. Она тянула руки и ноги к печке, но не выглядела замерзшей. Это тоже не вызвало у Мардж удивления. — Это далеко?
— Несколько часов пути.
— О, как много.
— Я никогда туда не ходила, — сказала Мардж.
— Ну ладно. Я хожу быстро. — Лайлак вскочила и наудачу указала пальцем, но Мардж мотнула головой, и Лайлак указала в противоположном направлении. Мардж кивнула. Она сделала шаг в сторону, чтобы пропустить девочку, и проводила ее к дверям.
— Спасибо, — поблагодарила Лайлак, держась за дверь. Мардж порылась в чаше у входа, где хранились долларовые бумажки и леденцы для расплаты с мальчишками, которые расчищали тропинки и кололи дрова, достала оттуда большую шоколадку и дала ее Лайлак. Та просияла, поднялась на цыпочки и чмокнула Мардж в сморщенную щеку. Спустилась по тропинке и, не оборачиваясь, свернула к Эджвуду.
Мардж, стоя в дверях, провожала девочку глазами. Ее переполняло странное чувство, будто она прожила всю свою долгую жизнь только ради этого мимолетного посещения, будто и этот домик при дороге, и лампа в ее руке, и вся предшествовавшая цепь событий были направлены на одну лишь цель. В ту же минуту и Лайлак, проворно шагавшей по дороге, припомнилось, что она непременно должна была посетить этот дом и обратиться к старой женщине с этими самыми словами (напоминанием послужил вкус шоколада) и что к следующему вечеру, такому же тихому и синему, как нынешний, а может, еще тише, всем обитателям пентакля городов вокруг Эджвуда станет известно, что у Мардж Джунипер побывала посетительница.
— Не могла же ты с вечера столько пройти… — покачала головой Софи.
— Я хожу быстро, — отозвалась Лайлак, — и может, кое-где срезала путь.
Какой бы путь она ни избрала, он вел мимо замерзшего озера, где блестел в звездном свете остров, а на острове стоял маленький бельведер с колоннами — или, быть может, сугроб, похожий на бельведер. Путь вел через лес, где при ее появлении пробудились синички, и мимо строения в снегу, которое напоминало замок…
— Летний Домик, — пояснила Софи.
…Строения, которые она видела прежде, с высоты, очень давно и в другое время года. Туда она шла между клумб, окаймлявших лужайку, которая заросла сорняками, и теперь над снегом торчали только высохшие стебли штокрозы и коровяка. Во дворе стоял серый остов полотняного шезлонга. При виде их Лайлак задумалась, не должна ли она принести сюда какое-нибудь послание или кого-нибудь утешить. Она немного постояла, рассматривая остатки шезлонга и приземистое здание; ни один след не вел по снегу к летней раздвижной двери, наполовину занесенной, и Лайлак впервые вздрогнула от холода, но все же так и не вспомнила, что за послание и кому она должна была доставить, если ей в самом деле это было поручено. Она пошла дальше.
— Оберон, — сказала Софи.
— Нет. Не тот Оберон.
Сама не зная об этом, Лайлак пересекла кладбище; участок земли, где первым был похоронен Джон Дринкуотер, а затем, рядом или поблизости, другие; некоторые были ему знакомы, некоторые нет. Лайлак удивили разбросанные там и сям большие камни с резными надписями, похожие на забытые гигантские игрушки. Она изучала их, переходя от одного к другому и смахивая снег, чтобы рассмотреть печальных ангелов, глубоко врезанные в камень буквы, гранитные шпили, а под ее ногами, под снегом, темными листьями и землей, расслабились скованные окоченением кости, и впалые груди, казалось, приготовились испустить вздох, вольнее сделались позы мертвецов, и в гробу выражавшие напряженное ожидание. Пока над усопшими прохаживалась Лайлак, с ними происходило то же, что происходит со спящим, когда его перестанет мучить кошмар или стихнут посторонние звуки (жалобы кошки или потерянного ребенка): они заснули наконец, сном подлинным и глубоким.
— Вайолет, — проговорила Софи, и из ее глаз полились слезы, обильно и на этот раз без боли, — и Джон, и Харви Клауд, и двоюродная бабушка Клауд. Папа. И отец Вайолет тоже, и Оберон. И Оберон.
Да: и Оберон, тот Оберон. Над покровом земли, ставшим его покровом, Лайлак начала яснее ощущать свою миссию, цель доверенного ей послания. Все вокруг виделось яснее, словно бы пробудившись, она продолжала стряхивать с себя сон. «О да, — сказала она себе, — о да…» Обернувшись, она увидела за темными елями громаду дома, под такой же шапкой снега, без единого огонька в окнах, но того самого, и вскоре обнаружила тропу, туда ведущую, а также дверь, ступеньки и стеклянные дверные ручки, среди которых нужно было выбрать одну.
— И тогда… и теперь, — Лайлак встала в кровати на колени перед Софи, — я должна тебе что-то сказать… Если ничего не забуду.
— Значит, я была права, — кивнула Софи. Догорала третья свеча. В комнате воцарилась холодная непроглядная темень. — Осталось совсем мало.
— Пятьдесят два. Считая всех-всех.
— Так мало.
— Это война, — пояснила Лайлак. — Все пропали. А те, что остались, старые. Ты даже вообразить не можешь, какие старые.
— Но почему же? Если они знали, что будет так много жертв?
Лайлак пожала плечами, отводя взгляд. Ей вроде бы не полагалось объяснять, только передать известие и призыв. Она также не могла точно объяснить Софи, что с ней происходило со дня похищения, как она жила; на все вопросы она отвечала, как отвечают дети, поспешно упоминая лица и события, неизвестные собеседнику, в уверенности, что он все поймет, что взрослый человек знаком со всеми обстоятельствами; и, однако, Лайлак отличалась от прочих детей. «Ты знаешь», — нетерпеливо отмахнулась она, когда Софи начала ее расспрашивать, и вернулась к новостям, которые должна была передать: что Война близится к концу, что предстоит мирная конференция, Парламент, куда должны явиться все, кто может, дабы разрешить конфликт и покончить с долгим печальным временем.
Парламент, где все пришедшие встретятся лицом к лицу. Лицом к лицу. Услышав это от Лайлак, Софи ощутила гул в голове и перебой в сердце, будто Лайлак объявила о ее смерти или о чем-то столь же окончательном и невообразимом.
— Ты должна прийти, — говорила Лайлак. — Обязана. Потому что их теперь так мало, Войну надо закончить. Нам нужно заключить Договор, для всех.
— Договор.
— Или все они пропадут. Зима может продолжаться без конца. Они могут это сделать, последнее, что могут.
— О нет, — воскликнула Софи, — нет-нет.
— Все в твоих руках, — заявила Лайлак величественным, грозным тоном, а затем, покончив с торжественным посланием, широко раскинула руки. — Так ты согласна? — спросила она радостно. — Ты придешь? Вы все придете?
Софи притянула к своим губам холодные пальцы Лайлак. Лайлак в этой пыльной зимней комнате, веселая, живая, светящаяся; и эта новость. Софи ощущала себя пустым местом. Если здесь присутствовало привидение, то это была Софи, а не ее дочь.
Ее дочь!
— Но как? — спросила Софи. — Как нам туда добраться?
Во взгляде Лайлак выразился испуг.
— Ты не знаешь?
— Когда-то знала. — К горлу Софи подступили слезы. — Когда-то мне казалось, что я могу найти это место, когда-то… О, зачем ты так долго медлила? — С внезапной острой болью она осознала, что в ней умерли возможности, о которых говорила Лайлак: они не могли не умереть, так как Софи отвергла всякую вероятность того, что Лайлак будет здесь сидеть и говорить о них. Она давно свыклась с жуткой мыслью, что Лайлак мертва или полностью переменилась, но не позволяла себе поверить в старинное предсказание Тейси и Лили — хотя считала годы и даже пыталась определить дату по картам. Усилия потребовались огромные, и заплаченная цена была велика; пытаясь изгнать из воображения этот миг, Софи утратила все свои детские истины, все то, что в общем представлении считалось сказками; потеряла походя даже живые воспоминания об этих повседневных сказках, о приятной безумной атмосфере чуда, которой была окружена. Таким образом она защищала себя; поэтому воображение не ранило ее, — и не убило, а могло бы! — и она, по крайней мере, сумела жить дальше, день за днем. Но сейчас миновало уже слишком много пустых, затененных лет, слишком много, — Я не могу, — сказала Софи. — Не знаю. Не знаю дороги.
