Выбор Наместницы - Школьникова Вера (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
— Господин Пасуаш. Чем обязан?
— Я здесь по воле ее величества, — Ванр виновато улыбнулся.
— Какое совпадение. И что угодно ее величеству?
— Вы должны понимать, граф, — Ванр, казалось, совершенно позабыл, что Старнис лишен титула, — что первый долг ее величества — забота о благе империи. Да, да, эти слова повторяют направо и налево, но разве от этого меняется суть? Я не высокий лорд, может, вам из провинций виднее, но я восемь лет служу наместнице, и могу отличить подлинную заботу от прописной буквы. Ее величество должна заботиться об империи, и при этом она скована законом, сильнее, чем любой из нас.
Вэрд слушал не перебивая, даже с некоторым удивлением — такая подлинная убежденность звучала в словах невысокого чиновника. А Ванр продолжал:
— Вы осуждены по закону, это неоспоримо. Ваша смерть — потеря для империи, и с этим так же не поспоришь. Нужно ли пояснять? — И, не дождавшись ответа, сам ответил на свой вопрос, — Виастро — приграничная провинция, вашему сыну — десять лет. Ваш сосед — мятежник, но это не самая страшная беда, он сначала делает, а потом уже думает. Конечно, империя найдет опекуна для вашего мальчика, но пока новый человек разберется что к чему, учитывая неизбежные беспорядки в Инваносе, а ведь весьма вероятно, что и там скоро понадобится опека Короны…
Вэрд поймал себя на том, что кивает — обо всем этом он успел подумать за прошедшие три дня. И о сыне, и о провинции, и об Арно… Но десятилетние мальчики быстро вырастают, он сам остался сиротой в двенадцать, управляющий и капитан справятся сами. Справлялись же три года подряд, пока граф воевал. У наместницы должно хватить ума не мешать людям, знающим свое дело. Дарио, с этим труднее… но Арно-то не десять лет! И ведь не обязательно, что Вэрд сможет остановить порывистого друга даже если окажется дома. Но было неприятно слышать от секретаря наместницы собственные мысли. Граф хорошо владел собой, но Ванр умел читать по выражению глаз, по едва заметному подергиванию век, на секунду сломавшейся линии рта. Он кивнул:
— Я понимаю вас. Честь, разумеется, дороже, а там и без вас управятся. Незаменимых ведь не бывает. Не стану лгать — управятся, и вашего сына вырастят, и вашу землю защитят. Быть может, даже вашему другу пыл охладят вовремя. Но почему кто-то должен исполнять ваш долг лишь потому, что вам обязательно нужно умереть с честью? Не честнее ли жить?
Вэрд только собрался ответить, но Ванр перебил его:
— Думаете, что я понимаю в делах чести, чернильница на ножках, оборка при юбке? Быть может ничего. Но все эти годы я делаю то, что должен. И никогда — то, что хочу. День за днем, год за годом. Невелик подвиг, конечно, но не всем же на эшафот с гордо поднятой головой. — Ванр устало закончил, — Ее величество хочет помиловать вас, граф. Вот прошение. Подпишите — и завтра вы сможете отправиться домой.
Вэрд медленно читал прошение, прикрывал глаза после каждой строчки, словно хотел запомнить дословно. Свой позор. Он протянул руку за пером, окунул его в чернильницу. Ванр стоял в стороне, даже не смотрел на графа, будто устыдился излишней откровенности. А Вэрд как наяву увидел весы в руках Хейнары Беспристрастной: на одной чаше — долг, вернее — долги, на другой… На другой спокойный, уверенный голос, обещающий: «Не сомневайтесь, граф, вы успеете подтянуться к штурму, я извещу вас». Нельзя не поверить. Письмо Арно — крупные круглые буквы, лорд Дарио сохранил ученический почерк — он собирает людей, хочет с боем взять дворцовую тюрьму, и еще одно невыполнимое обещание: я все улажу, Арно. Не уладил. И последним камушком — девушка, невероятным усилием сдерживающая слезы, рука прижата к горлу, свеча выхватывает набухшие вены на тонкой кисти: «Вы просто трус, спрятавшийся за чужую спину!» Нет, он не трус… пока еще не трус, но если согласится — будет трусом. Весы плавно раскачиваются, пальцы сжимают перо. Он поднимает взгляд на Пасуаша:
— Скажите, господин Пасуаш, герцог Квэ-Эро подавал прошение о помиловании?
Ванр видит, как побелели костяшки пальцев, обхватившие перо. Неужели рыбка сорвется, ведь приманку-то уже с крючком заглотал, он быстро находит как ему кажется, подходящий ответ:
— Закон есть закон. Ее величество не может простить герцога, помилование для него означает пожизненное заключение. Поэтому она и не предлагает ему подобную бумагу на подпись. А сам герцог, похоже, не просит пощады по своим соображениям, — последняя фраза прозвучала многозначительным намеком. Мол, вспомните-ка, уважаемый, старые сплетни.
Вэрд снова прикрывает глаза — так легче думается. Весы застыли в равновесии. Он хотел бы подписать бумагу, и завтра же уехать домой. Попытаться забыть и о магах, и о наместнице, и о человеке, заслонившем его от смерти. Но он не может пойти на это: дело не в чести, а в честности. Честности прежде всего перед самим собой, а потом уже — перед Арно, Квейгом и его синеглазой сестрой. Слово нужно держать. Перо осталось в чернильнице:
— Боюсь, я должен отказаться от милости ее величества, господин Пасуаш. Империя выстоит и без моего участия, а я предпочту остаться здесь.
Ванр подался вперед, заглянул графу прямо в лицо. О да, можно говорить дальше, убеждать, уговаривать, завязать долгий утомительный разговор, но он уже понимает — проиграл. Крючок вырван с мясом, с разорванной губы капает кровь. Он кивает:
— Я хотел бы солгать, что уважаю ваше решение, граф. Но не могу. Прощайте.
CVIII
Наместница рассеянно слушала очередного просителя. К сожалению она не могла отменить приемный день без уважительной причины, а причин, как назло, не нашлось. Не считать же причиной упрямство бывшего графа Виастро, твердо решившего попрощаться с головой. Ванр опять не справился, казнь — завтра, и, похоже, ей придется смириться. Проситель завершил казавшуюся бесконечной речь заверениями в своей глубочайшей преданности, вручил прошение секретарю, и, чуть ли не пятясь, удалился. Наместница вздохнула, на этот раз в открытую, и поинтересовалась у младшего секретаря:
— Сколько еще на сегодня?
— Последняя аудиенция, ваше величество. Госпожа Риэста Арэйно.
Энрисса покачала головой — она отказывала Риэсте в личной встрече, приговор не изменить, зачем девочке лишний раз унижаться? Так та догадалась воспользоваться приемным днем, не иначе кто-то подсказал, что Энрисса не просматривает заранее список, предпочитает разбираться на месте. А теперь уже поздно захлопывать дверь перед носом. Наместница повернулась к секретарю:
— Пусть войдет. А вы свободны на сегодня.
Девушка подошла к трону, опустилась на колени, подол бирюзового платья морской волной разметался по полу. Энрисса снова вздохнула, уже сбившись со счету, который раз за сегодня, и грустно покачала головой:
— Риэста, вы же знаете, что это не в моей власти.
— Ваше величество, — голос глухо отражался от мраморного пола, — это я во всем виновата. Я пришла к нему вечером, просила, нет, требовала, чтобы он во всем признался, чтобы они все признались, и тогда не накажут никого. Я… я назвала его трусом. А он действительно признался, и теперь его тоже казнят. Я не хотела!
Энриссе понадобилось некоторое время, чтобы понять, о ком идет речь. К счастью, казнить собирались всего двух мятежников, следовательно, в трусости Риэста обвинила графа Виастро. И как теперь объяснить, что девочка тут не при чем? Все равно ведь не поверит. А мысль сама по себе интересная, жаль, никого, кроме графа она бы все равно не вдохновила. Если бы все бунтовщики признали свою вину — пришлось бы либо миловать всех, либо выбирать кого казнить по жребию, что несколько противоречит идее беспристрастного правосудия. Она встала с трона, спустилась к Риэсте, подхватила ее под локоть и заставила подняться:
— Вы слишком много на себя берете, молодая леди, — теперь они смотрели друг другу в глаза, — граф Виастро — мятежник. И я сама решаю, карать его или миловать. Ни его признания, ни ваши страдания ничего не меняют. Или вы думаете, что я не знаю, кто участвовал в мятеже?
