Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Пара дней оказалась мучительной, ибо постоянно находиться под перекрестным огнем яростных взглядов Валентина и почему-то Арамоны - не самое лучшее на свете испытание, и поэтому на третий день с трудом дождался свободного времени, чтобы поговорить с новым союзником.
К сожалению, отец Герман времени не имел.
- Прошу прощения, унар Ричард, - только и сказал он с сожалением, а фальшивым или искренним, Дикон судить не брался, - но, похоже, наш с вами общий неприятель никак не желает успокоиться. Он испортил расходную книгу, поэтому капитан Арамона велел немедленно быть у него. Перенесем нашу встречу на завтра.
- Да, - только и смог выдавить Ричард, опустошенный таким известием.
Надежда продолжала биться в агонии, отчаянно при этом не желая прерывать собственное бытие.
Глава 8. В преддверии беды
Радость, вспыхнувшая в душах юных, измученных учебой, недоеданием и холодом, унаров, по поводу празднования Зимнего Излома, погасла сразу, и совсем немудрено. Сам праздник оказался не слишком веселым - два блюда на ужин, вместо одного, немного вина самым лучшим ученикам, и сомнительной искренности поздравление от капитана Арамоны. Самыми лучшими молодыми людьми он, разумеется, считал отпрысков Лучших Людей, а потому по стакану разбавленной тинты досталось унару Эстебану, унару Валентину, унару Константину и унару Северину. Из чего Дикон сделал вывод, что капитан банально не хочет делиться своими запасами выпивки.
Ведь не пили даже слуги... Скромные и тихие люди, больше похожие на запуганных мышей, не появлялись в трапезной для еды, они лишь приносили и уносили посуду, значит, питались где-то в других комнатах, может быть, и на кухне. Призадумавшись, Ричард предположил, что регулярно посещавшая его комнату крыса может быть гостьей оттуда. Но как? Недавно он искал путь ее появления, но не обнаружил ни малейшего лаза, за исключением пространства под кроватью. Мебель же не сдвинуть - ножки кровати намертво прикручены к полу, и это усложнило все поиски.
- Держи, - воровато оглядевшись, Эстебан щедрой рукой плеснул в стакан Ричарда из-под воды половину своей нетронутой порции тинты. - Я все равно не пью разбавленное.
- Спасибо, только говори потише.
- Да тут так шумно из-за смеха Арамоны, что никто не услышит.
И Эстебан пригубил светло-желтую смесь воды и алкоголя, поморщился, горестно вздохнул. Дома ему давали исключительно неразбавленные вина, пусть и не по целому стакану, чтобы мальчик не спился до достижения унарского возраста. Ричард же с досадой признался себе в своем незнании о винах совершенно ничего. В Надоре оно существовало исключительно для торжественных обедов и обычных ужинов, и юноше прежде казалось, что вкус у надорского белого вина хоть и кисловатый, но вполне нормальный. Теперь же ему в душу осторожно закралось подозрение, что это совсем не так.
- Унары! - прогрохотал капитан, поднимая внушительного вида кубок. - Я произношу тост за короля Талига!
- Ура! - нестройно грохнуло с унарского стола.
Ричард посмотрел на Тварь, ровно сидевшую за столом и отказавшуюся от сносной еды в пользу однокорытников.
Тварь посмотрела на Ричарда абсолютно спокойными лиловыми глазами и дружелюбно улыбнулась. А потом взяла с общего блюда жареное куриное крылышко и принялась объедать его с такой неохотой, словно ее заставляли есть писчую бумагу.
Наверное, как решил Ричард, чудовище хочет настоящей твариной еды, и ей надоело сидеть на месте, голодая. А он не знал, как ему поступить, и получался замкнутый круг.
Круг. Круг? Круг!
Надорца внезапно осенило, и он едва не поперхнулся сладковатым напитком. Пытаться что-то исправить равносильно попытке остановить Шар Судеб, а ему ли, Повелителю Скал, не знать о снежных лавинах, несущихся с гор! Чуть попытаешься на них воздействовать - и сам окажешься под завалом, и другим не поможешь. Так имеет ли смысл бороться с этим вообще или лучше пустить Изломные дела на самотек, лишь изредка контролируя и нейтрализуя наиболее опасные ситуации?
Но прежде всего - Тварь.
А Валентин, отливающий сидевшему с печальной рожицей несправедливо обиженного олененка Арно, изрядную часть своей тинты, не мог быть Тварью. И когда встретились их взгляды, глаза графа Васспарда стали чистыми, серыми и прохладными. Жаль, что это всего лишь на пару минут.
Получается, они с Арно приятели? То есть не Тварь и Арно, а Тварь и Валентин? Или нет, Тварь и Арно! Тинта ударила в голову, сковывая опьянением мозги и не давая им нормально шевелиться. Вздохнув, Ричард допил остатки, покосился на прямо сидевшего, словно проглотившего палку Валентина, на беззаботно улыбавшегося Арно с нежно-розовыми пятнами на смугловатых щеках. Последний находился в смертельной опасности, потому что любой Савиньяк беззащитен перед другом.
Капитан Рут знал что-то про смерть Арно-старшего, однажды десятилетний Дикон выспросил у него, сделав милейшую мордашку, выражающую: «нашего несчастного поросеночка обидели», и тот, повздыхав, рассказал о вероломном убийстве Савиньяка Борном.
- В спину стрелять, герцог, последнее дело, - дополнил он повествование невеселой фразой. - Тем более, другу.
И теперь Ричарду просто необходимо было поступить так, чтобы уберечь унара Арно от предательства тому, кому он доверяет и на чье плечо опирается. Излом он на то и Излом, чтобы страдали эории с семьями, но их вассалам мучения и испытания вовсе ни к чему.
А Паоло?
Черноглазый кэналлиец радостно смеялся и болтал с унаром Альберто, и, казалось, не имел ни малейших оснований для волнения, однако юноша заметил, что этот однокорытник время от времени обеспокоенно поглядывает на Валентина. Тоже догадался? Немудрено. Ходили слухи, что Паоло - родственник Первого Маршала, а тот явно не ворон считал, подавляя восстание в Ренквахе.
Доев и допив, поздравив друг друга и главное капитана Арамону, унары разошлись по своим комнатам. Странное дело, завершилось все без малейшей выходки Сузы-Музы, но Дикон не сомневался: все еще впереди.
Через день после празднования начала 398 года учеба продолжилась, и вместе с тем продолжились Ричардовы страдания во всем, что было связано с Арамоной. Разумеется, кардинал велел здоровяку превратить его жизнь в Закат и цепляться не то что к неправильно расправленному вороту рубашки, а не в ту сторону сделанному шагу, надорцу понять это было несложно, только и обида притупилась. Главное - помнить о том, что в сером огромном доме таится куда большая опасность, чем Арамона.
Тренировки оказывались более действенными, чем мог ожидать Ричард: в тех случаях, когда его противником становился Эстебан, он фехтовал не грубо, а наоборот словно бы старался показать приятелю, как правильно делать лихие выпады. Чего не скажешь о Северине и Константине - эти двое так и норовили огреть его шпагой плашмя по голове, однако замахнуться на них также Ричард не имел права, чтобы не заработать очередное взыскание.
А поговорить с отцом Германом снова юноше не удалось, поскольку тот каждый раз недвусмысленно давал понять, что то ли ему не до унарских фантазий, то ли он еще не разобрался, как изгнать Тварь из унара Валентина. В любом случае очевидным стал отказ, и у Ричарда появился новый повод для тоски.
- Не вешайте нос, унар Ричард, - посоветовал как-то раз Эстебан, воспользовавшись отсутствием бесконечно шмыгающих туда-сюда слуг. - Отец говорил, что у меня еще найдется время для горестей.
- А у меня оно уже нашлось.
- Вот как?
- Не принимайте на свой счет, унар Эстебан, дело в ином.
- Я так и подумал, - в приглушенном голосе Колиньяра свистела тихая обида, - но вы можете мне открыться, если это не противоречит вашим принципам.
- Противоречит, но не принципам. Я не могу рассказать пока.
- Хорошо.
Между тем жизнь в «загоне» продолжалась, какой бы тоскливой и размеренной она не была, и со временем Ричард научился изумительной аккуратности, чтобы Арамоне было совершенно не к чему придираться, а также, переписывая по чужой прихоти текст, обрел чудесный навык разборчивого узкого почерка. Ментор по наущению капитана часто жаловался, на якобы излишнее количество бумаги, изводимой унаром Ричардом, и наконец, настал тот прекрасный день, когда и ему стало нечего сказать.
