Колдунья-беглянка - Бушков Александр Александрович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Еще более снизившись, Ольга рявкнула пропитым голосом пожилого полицейского унтера:
– Что стоишь, раззява? Хватай вещички и беги подобру-поздорову, покуда они не вернулись!
Подействовало. Незадачливый прохожий сгреб в охапку свое платье, подхватил брошенные главарем ценности и помчался куда глаза глядят. За него можно было не беспокоиться – свое Ольга сделала, а там уж как ему повезет, не до дому же за ручку провожать… Пожалуй, это все же доброе дело, а? Авось где-нибудь и зачтется…
Поднявшись выше, она, ускоряя полет, направилась к центру города и вскоре пролетала уже над Кунсткамерой. Раскинувшаяся внизу панорама города изменилась: уличных фонарей горело в не в пример больше, светились там и сям окна, иные изливали прямо-таки потоки света – в богатых особняках, несмотря на позднее время, продолжались балы и здания, освещенные изнутри, демонстрировали картины пышности и великолепия. Ольга пролетала мимо, не ощущая ни малейшей зависти, – Петербургские балы для нее уже стали привычными.
Нужный дом она отыскала исключительно с помощью чутья. Медленно опустившисьсь пониже крыши, Ольга подлетела к окну интересующего ее человека, присутствие которого почувствовала по некоему, говоря обычным языком, ореолу, и провела сверху вниз сложенными лодочкой ладонями. Створки высокого окна с явственным скрипом растворились. Ольга, паря в воздухе горизонтально, вплыла внутрь, одним движением пальца затворила за собой окно и, извернувшись, прочно встала на обе ноги.
Господин флигель-адъютант Вистенгоф, особа, пользующаяся благорасположением императора, безмятежно посапывал в полном одиночестве, лежа на спине.
Бесшумно приблизившись к постели, Ольга простерла руки над головой спящего и зашептала:
– Спи-усни, спи-усни, водой текучей, ленивой тучей, плывущей неспешно, песком, струящимся тихо, заклинаю…
Она помаленьку проникала в сознание спящего, полностью устанавливая над ним власть, подчиняя, перестраивая его сны, как театральные декорации…
Результат сказался очень быстро: спокойное, безразличное лицо спящего изменилось, на нем расплылась глуповатая, блаженная улыбка. И было от чего: адъютант сейчас шагал по опушке благолепного, красивого леса, залитой солнцем, усыпанной разноцветными яркими ягодами, калейдоскопически пестрыми цветами – большей частью совершенно фантазийными, не имевшими аналогов в земной флоре. Адъютанту было покойно, хорошо, даже умилительно…
Там, во сне, Ольга вышла ему навстречу – с распущенными волосами и обаятельнейшей улыбкой, с венком из ромашек на голове, в просторном платье из прозрачной тончайшей ткани, способном свести с ума мужчину что во сне, что наяву. Судя по обалдело-восторженному лицу адъютанта, он проникся должным образом. Полное впечатление: если бы сон зависел исключительно от него, он стал бы чертовски предприимчив – но этим театром распоряжалась Ольга, а потому адъютант вопреки собственным побуждениям так и остался стоять по колено в цветах. Ольга вернула ему толику самостоятельности – и он чуточку растерянно пробормотал:
– Кто ты, красавица?
Бывает порой, что человек даже во сне прекрасно осознает, что видит сон. Но Ольга создала у адъютанта полную иллюзию другого состояния: когда всему происходящему во сне веришь, как доподлинной реальности.
Подойдя вплотную и обворожительно улыбаясь, она прошептала чарующим голосом:
– Я – здешняя лесная фея, милый Мишель. Я обитаю под сенью безмятежно шумящих крон, среди многоцветья радуг, преломляющихся в каплях утренней росы… Пища моя – нектар из чашечек цветков, а занятие мое – любовь…
И произнесла еще несколько подобных высокопарных фраз из безнадежно устаревших романов прошлого века, решив, что изрядной долей старинной, ныне смешной вычурности действия не испортишь. В конце концов, кто сказал, что явившаяся во сне фея не имеет права изъясняться в духе романов, умилявших наших прабабушек?
Распоряжаясь каплей предоставленной ему свободы, господин адъютант во сне повел себя довольно решительно: не вступая в куртуазные разговоры, без лишних церемоний сграбастал Ольгу в объятия и принялся вольничать руками обстоятельно и недвусмысленно. Какое-то время она не сопротивлялась, охваченная озорной мыслью: а что будет, если ему не препятствовать? На что это будет похоже во сне?
Но вовремя вспомнила, что явилась сюда не развлекаться, и вновь взяла руководство происходящим в свои руки, то есть решительно высвободилась из дерзких объятий и, взяв адъютанта за руку, заставила опуститься в высокую траву. Грациозно прилегла рядом, опираясь на локоть, обволакивая собеседника лучезарным, пленительным взглядом.
– Милый Мишель, – проворковала она, – я вам буду принадлежать нынче же… Но давайте сначала поговорим. Я беспокоюсь за вас, мой рыцарь… Да-да, от меня мало что можно утаить. Мне достоверно известно, что завтра вам предстоит нелегкая миссия…
– Пустяки, право, – сказал Вистенгоф с бахвальством, наверняка свойственным ему и наяву, поскольку сон не более чем продолжение и отражение яви. – Всего один удар кинжалом, который навсегда освободит империю от тирана…
– Завтра, разумеется? На больших маневрах?
– Конечно. Все подготовлено с величайшим тщанием. Я буду стоять на обычном месте в свите, за спиной нашего сатрапа, и как только двинутся с места преображенцы, история Российской империи самым решительным образом переменится. Это мне суждено ее переменить!
– Я несказанно восхищена тобою, милый, – пролепетала Ольга, лежа в грациозной позе и ради вящего эффекта спустив с левого плеча край прозрачного просторного платья так, чтобы у адъютанта без посторонних понуканий отшибло остатки здравого соображения даже во сне. – Кто бы мог подумать, что мне суждено полюбить столь великий исторический персонаж… Ты как тираноборец в древней истории, мой славный Брут… А что будет потом, когда не станет тирана?
Она чуточку освободила Вистенгофа – ровно настолько, чтобы он вновь начал вольничать руками.
– Я тебе признаюсь честно: это не мое дело, что будет потом, – хрипло прошептал ей на ухо адъютант, без особой фантазии шаря ладонями по ее телу. – Мне досталась самая славная часть предприятия, а скучные подробности пусть заботят других…
– Но мне интересно…
– Я, право, не знаю, прелесть моя. Тебе бы поговорить с ротмистром Темировым…
– Это тот усач, из лейб-гусар?
– Именно. Такие, как он, и занимаются скучными подробностями, суетой и возней, перемещением войск и черт знает чем еще… Говорю тебе, мне эта проза жизни решительно ни к чему. Я был избран для великого предприятия, на черта ли мне остальное? Я и без того буду овеян несказанной славой, мне твердо обещано… Моя роль в новой империи будет… Ах, да оставим это! Ты так прелестна… Не скинешь ли это глупое платье? Я никогда еще не видел лесных фей…
«И наверняка больше в жизни не увидишь, болван», – подумала Ольга, бесцеремонно скидывая со своей груди назойливые ладони и прислушиваясь к тому, что осталось за пределами разыгравшейся во сне комедии. Что-то беспокоившее ее появилось на дальних подступах и ко сну, и к яви. С чем это можно сравнить, она не знала: то ли далекий-далекий, на пределе слышимости, неприятный звук медного рожка, трубившего некий беспокоящий сигнал, то ли замаячившее на горизонте нечто – черное пятно на фоне безмятежной лазури. В любом случае это было неприятное ощущение, тревожащее – ну, а поскольку она узнала, пожалуй, все, что требовалось, следовало опустить занавес и покинуть сцену, благо не имелось зрителей и ждать аплодисментов не приходилось…
Солнечный луг помаленьку растаял, Ольга вновь оказалась в темной спальне и тихонечко принялась бормотать себе под нос, перемещая адъютанта из увлекательного сна в совершеннейшее забытье, где не было ни ярких цветов, ни очаровательных фей, вообще ничего.
Беспокойство нарастало, и Ольга, не в силах ему противостоять, сделала шаг к окну, распахнула на расстоянии створки, выплыла наружу, прикрыла окно за собой, опять же не прикасаясь к нему руками, задержалась на миг в воздухе, вертя головой, пытаясь определить, откуда исходят тревога и угроза…