В ожидании зимы (СИ) - Инош Алана (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
И проснулась.
Ей предстояла куча дел: штопать дыры, ставить заплатки; топить печь, таскать воду, греть её и стирать одежонку своих подопечных; когда печка остынет, устроить ребятам баню прямо в ней. Внутри было достаточно места, чтобы устроиться взрослому человеку, и даже оставалось пространство, чтобы поставить банные принадлежности; многие, не имея собственной отдельной бани и не желая идти в общую, мылись так. Вычистив печь от золы, углей и сажи, Цветанка выстлала её изнутри соломой, поставила кадку с отваром душистых трав, шайку со щёлоком и разложила заблаговременно распаренные веники.
«А ну-ка, пирожки мои румяные, запрыгивай! – велела она ребятам. – По двое, живо! Бодрее, пошевеливайся!»
Ребята со смехом и шутками полезли в печку, представляя себя калачами. Маленького Драгаша подсадили на длинной лопате для хлеба; тот подумал, что его и правда собрались запекать, испугался и заревел. Впрочем, увидев внутри живых и здоровых мальчишек, растиравшихся мочалкой, скоро успокоился.
«Живее, мелюзга, живее, – поторапливала Цветанка. – Вымылся – вон из печки, другим дай место! Вас куча, а печка одна!»
Сама она при всех раздеваться не стала, сказав, что помоется потом: слишком много дел сегодня. Скрывая своё естество, она улучала для мытья минутки, когда в доме никого, кроме неё с бабушкой, не было. Забиралась обычно в большое корыто, наскоро растиралась мочалкой, промывала в щёлоке или отваре мыльнянки голову, ополаскивалась – и готово. Месячные у неё пока не наступали вообще, и она, честно говоря, ждала их прихода с ужасом, завидуя бабушке, уже свободной от этой женской напасти. Даже представить было трудно, как она станет скрывать это неприятное обстоятельство… Если б она могла не взрослеть и не созревать!
Когда земля оделась в первый, ещё совсем тонкий зимний убор, стряслась беда: поймали Нетаря. Они с Цветанкой, как всегда, орудовали на базаре; незадолго до этого у них состоялся неприятный разговор.
«Слушай, Заяц… Может, это не моё дело, но сколько верёвочку ни вить, а кончику быть, – сказал парень. – Не знаю, как тебе удалось обвести вокруг пальца всех остальных, особенно Ярилко, но я тебя уже давно раскусил… Девка ведь ты. Понимаю, почему ты это скрываешь: боишься, что домогаться тебя начнут, шмарой сделают. Знаю, что не от хорошего житья ты с нами снюхалась, но я б на твоём месте держался от воровского братства подальше».
Цветанка молча скатала снежок. Рыхлый пушистый снег обжигающе таял, пальцы побелели, а нутро заледенело.
«Ты не на моём месте, – процедила она ожесточённо. – И не тебе меня учить, что мне делать».
«Так ведь боязно мне за тебя, – промолвил Нетарь. – Вдруг правда вскроется? Ума не приложу, где были Ярилкины глаза, когда он тебя к нам привёл… И почему он до сей поры как слепой. Может ты, как твоя бабка – того? Ведьмачишь?»
«А ежели и так, то какое твоё дело? – прищурилась Цветанка. – Смотри, держи язык за зубами. Рассержусь – наколдовать могу, мало не покажется».
Она сама не знала, почему пригрозила Нетарю, а не попросила по-хорошему… Из всей шайки Ярилко он был единственным, кого ей хотелось бы назвать другом, но слишком неожиданно и резко он обнаружил свою осведомлённость. Цветанка чувствовала себя уязвлённой и беззащитной. Получалось, что всё это время Нетарь знал её тайну, и Цветанка находилась в его руках. В его воле было проболтаться или промолчать, а кому ж сладко висеть на ниточке чужой воли? Нет, она знала, чувствовала: Нетарь – не Гойник, до домогательств не опустится, но… Всякий раз, когда кто-то прикасался к её «больному месту», ей хотелось свернуться ежом и выставить колючки. Что она и делала сейчас.
«Как ты догадался?» – угрюмо спросила она.
«Я заходил как-то раз к тебе, – признался Нетарь. – Дома была одна бабка. Ну, я спросил про тебя… А она тебя Цветанкой назвала – тут и дурак поймёт, что к чему».
Если небылица об умершей внучке и тихом помешательстве бабушки Чернавы ещё могла сгодиться для маленьких беспризорников, то перед Нетарем выкручиваться было слишком поздно. К счастью для Цветанки, Ярилко и его шайка не жаловали своим вниманием её родную улочку: там жили одни бедняки, у которых и взять-то нечего. Что же привело туда Нетаря? Любопытство?
Не успела эта мысль всплыть из растревоженной глубины души, как ярко-синие глаза парня приблизились, а его губы жарко накрыли рот Цветанки. К её горлу подступил горячий ком дурноты, и она, оттолкнув Нетаря, сплюнула в снег. Это было лишним. Нетарь всё испортил, запятнал дружбу иными желаниями, от которых Цветанку передёргивало. Она не могла представить себя с парнем или мужчиной. От мысли о Гойнике в горло толкался рвотный позыв, ей мерещился вздутый до неузнаваемости труп, который вылавливают из воды баграми… Ни к селу ни к городу ей вдруг привиделся и вместо Нетаря сине-зелёный утопленник. Бррр. Похоже, теперь эта гадость будет ей чудиться всякий раз, когда к ней попытается прикоснуться мужчина.
«Не надо, – пробормотала она. – Ты мне как друг люб, иного – не хочу. Не тронь меня».
«У тебя кто-то другой на уме?» – прищурился Нетарь, колюче подрагивая снежинками на ресницах.
«Да ну тебя», – рассердилась Цветанка.
Она скрылась от него в рыночной толпе. Хотелось попросить у зимы белые крылья и взмыть над грязным суетливым городом, подставить грудь ветру и выстудить её до полной бесчувственности, до хрусткого снежного равнодушия… Хорошо деревьям в зимнем сне! Ни забот, ни тоски, стой себе и жди весны. Но, с другой стороны, деревьям и не улыбаются хорошенькие девчонки, а Цветанке сейчас как раз строила глазки одна юная красотка. Обута девица была в лапти с шерстяными онучами [17], одета в поношенный кафтанишко цвета земли, а вот голову и плечи ей окутывал яркий, пёстрый платок с бахромой – вещь, которой она явно гордилась и щеголяла. Розовый румянец во всю щёку, весёлые тёмные глаза с озорным блеском, сочный ротик, соболиные брови роскошными дугами – у Цветанки аж сердце защемило. Захотелось совершить какое-нибудь безрассудство – ну, хотя бы взять, набраться нахальства и поцеловать эту голубушку, тем более, что она, кажется, сама положила глаз на Цветанку. Жуя бублик с маком, девица делала вид, что разглядывает обувной ряд, а корзинка на её руке болталась пустая: к покупкам она явно ещё не приступала. Ну и что, что красотка на пару лет старше? Не считая это препятствием, Цветанка сдвинула шапку на одно ухо и походкой вразвалочку направилась к ней, но не прямиком, а сперва задержалась у лавки с украшениями. Разноцветные бусы, ожерелья, мониста, серьги, запястья – у любой девицы глаза загорятся, но только не у Цветанки. До женских побрякушек она не была падка, а вот женская красота загадочным образом действовала на её сердце, озаряя его тёплыми искрами радости и заставляя забывать о заботах и печалях. Как кот, распушивший хвост перед кошкой, она прошлась вдоль прилавков с товарами, бросая многозначительные взгляды в сторону девицы в платке, и даже подмигнула. Та изобразила негодование, но не слишком убедительно: уж слишком ярко блестели при этом её большие, влекущие глаза, слишком весело подрагивали уголки губ в еле сдерживаемой улыбке. Похоже, милашка была не прочь завести знакомство, и Цветанка, забыв о неприятном разговоре с Нетарем, решительно направилась к ней.
«Ай-ай, пристало ли незамужней девице этак-то нескромно глазками стрелять? – шутливо сдвинув брови, молвила она. – А если в чьё-нибудь сердце попадёшь?»
«А ты почём знаешь, что незамужняя я?» – рассмеялась темнобровая красотка.
«Замужние дома сидят, – ответила Цветанка, ужом увиваясь вокруг обладательницы очаровательных глаз. И спросила: – Не студёно ножкам в лаптях-то?»
«От сапожек я б не отказалась, – заявила девица. – Да кто ж мне их купит?»
Внутри шевельнулось смутное неприятное чувство, но Цветанке было всё равно. Рана на сердце сомкнулась, кровь засохла – чего бояться?
«Тебя как звать, красавица?» – спросила она.
«Ивой, – ответила девица, теребя бахрому узорчатого платка. – А тебя?»
