Пруд двух лун - Форсит Кейт (полные книги .TXT) 📗
Песня оплетала разум Лиланте своей мягкой гармонией. Она ощутила, как все ее чувства притупляются, отчаянно колотящееся сердце успокаивается. Не сознавая, что делает, она шагнула вперед, потом еще раз, ее тело покачивалось, глаза были полузакрыты. Из ее горла вырвалось что-то, похожее на мурлыканье. Гудя и раскачиваясь, она думала о весенних рассветах, глубоких водах и звездных ночах. Шаг за шагом она, пританцовывая, подходила к фургону все ближе и ближе. Какой-то частью своего разума она равнодушно заметила танцующие фигуры рогатых женщин, раскачивающихся в такт песне. Нина поднялась со ступенек, на ее лице сияла блаженная улыбка. Музыка стала тише, и Лиланте почувствовала, что у нее закрываются глаза, а дыхание замедляется. Танцующие фигуры одна за другой вздыхали и поникали, сворачиваясь калачиками и засыпая.
Когда Лиланте проснулась, была уже ночь, а она лежала, закутанная в одеяло, от которого пахло лошадьми. Она открыла глаза, Удивляясь, почему чувствует себя такой спокойной и восхитительно отдохнувшей. Позади нее была каменная стена, на которой играли отблески огня. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к раздающимся рядом с ней голосам.
— Научишь меня этой чудесной песенке? — спросил грубый голос.
— Не могу, Бран, — ответила Энит. В ее голосе звучала грусть. — Я поклялась никогда больше не петь ее. Йедды мертвы, их певческое мастерство утеряно. Что толку жить в прошлом? Кроме того, это может быть опасным. — Не меняя тона, она добавила: — Наша древяница проснулась. Как ты себя чувствуешь, Лиланте?
— Я не древяница, — сказала Лиланте. — Народ моей матери — древяники, но они тоже не принимают меня. Я называю себя полудревяницей.
— Никогда не слышала о полудревяницах.
— И я тоже, — сказала Лиланте. — Думаю, я одна такая.
— Хм, думаю, что отпрыски людей и древяников действительно редкость. Я считала, что это вообще невозможно.
— Ну, по всей видимости, все-таки возможно, — сказала Лиланте и села, потягиваясь. — Что произошло? Кто эти ужасные рогатые женщины? Где мы?
— Я усыпила их своей песней, — сказала Энит. — К сожалению, я усыпила и вас всех тоже, но магия ни для кого не делает различий.
— А меня не усыпила, — сказал незнакомый голос. Лиланте приподнялась на локте, чтобы посмотреть, кто это сказал. Это оказался клюрикон — низкорослое мохнатое существо с остроконечной мордочкой и большими мохнатыми ушами. Когда он двигался, уйма маленьких блестящих предметов, висящий на цепи у него на шее, звенела и переливалась, и Лиланте вспомнила, что клюриконы неравнодушны ко всему блестящему.
— Верно, не усыпила, Бран, — согласилась Энит. — А почему мне не удалось тебя убаюкать? — Все существа, которые слышали мою песню, должны были заснуть.
— Магические песни на меня не действуют, — сказал Бран и вскочил на ноги, бросившись помешивать варево, кипевшее в горшке над огнем, который горел в массивном каменном очаге. Над решеткой был каменный экран, украшенный звездами и еле видными рунами, а под ней — эмблема с двумя масками; плачущей и смеющейся.
— Клюриконы невосприимчивы к магии, — сказала Лиланте. — Но у них есть своя магия, они обладают способностью чувствовать чужую магию и сопротивляться ей.
Энит взглянула на нее с интересом.
— Это действительно так?
— Ну, моя мама всегда учила меня именно так.
— Правда? Я думала, тебя вырастил отец.
— Ну да. Но мама была поблизости. Я часто залезала на ее ветви, а она разговаривала со мной. Она очень многое мне рассказала про всех лесных существ и про то, как все было до того, как пришли вы, люди. — В голосе Лиланте прозвучала горечь. — Я много раз пыталась найти ее, но она не всегда оказывалась поблизости. У древяников не очень сильные семейные связи, и она не понимала, с чего это я могу захотеть быть рядом с ней.
— А ты, конечно же, хотела к маме, как все человеческие дети.
— Да.
— А древяники бродят, где захотят, да? У них нет деревень или каких-то поселений? Никакого места, куда ты могла бы приходить?
— Нет. Я всегда искала, но когда они принимают форму дерева, их очень трудно найти. Кроме того, я была им не нужна. Моя мать всегда считала, что я очень странное на вид существо.
— Красивая девушка, вот ты кто, — улыбнулся ей Бран, демонстрируя острые зубы.
Лиланте очень удивилась, почувствовав, что кровь бросилась ей в лицо. Энит улыбнулась и сказала:
— Да, она очень красивая девушка, пусть и не совсем такая, как обычные островитяне. Интересно, что ты так рано проснулась. Посмотри на остальных, они до сих пор спят без задних ног, и я готова поклясться, что и сатирикорны тоже все еще не очнулись.
— Сатирикорны? Так это были они? Я никогда их не видела.
— Бран говорит, что окрестные леса кишат ими. Полагаю, они происходят из Тирейча.
Энит налила Лиланте в плошку горячего бульона и отломила хлеба, с трудом справившись с этой задачей своими скрюченными пальцами.
— Бран говорит, что сатирикорнов сюда привезли солдаты. Интересно, не использует ли Майя Незнакомка их природную злобность для того, чтобы никто не ходил в этот лес. Содержать здесь охрану было бы трудно — слишком мало тропинок и поселений. Насколько легче позволить сатирикорнам рыскать без помех, убивая всякого, кто окажется достаточно глуп, чтобы войти в лес.
— Но разве они не ули-бисты? Тогда Банри должна будет их казнить.
— Майя достаточно ясно продемонстрировала, то она готова использовать тех волшебных существ, которые обладают необходимыми для нее качествами.
Лиланте обнаружила, что ее заколотило от ярости, и ее решимость бороться против Банри только усилилась. Почему за ней охотятся, когда Банри позволяет другим ули-бистам жить?
Энит кивнула.
— Да, меня это тоже приводит в ярость, милая. Хотя я думаю, что большинство людей охотно закроют глаза на магию, если она служит их целям, не важно, насколько ревностно они чтут Правду Банри.
Лиланте медленно проглотила ложку бульона, потом робко спросила:
— Как ты сделала так, что мы все заснули? Ведь это была магия?
— Да, была. Это магическая песня.
— Так значит, ты ведьма?
— Я не башенная ведьма, нет. Моя мать была знахаркой, а отец бродячим менестрелем. Я выросла в лесной глуши и пением сзывала птиц к себе на ладонь. Петь магические песни меня научила одна Йедда, которая изо всех сил пыталась заманить меня в Шабаш. Она сказала, что в моем голосе скрыта магия, и я тоже смогу стать Йеддой, если откажусь от своей свободы. Я не захотела остаться, поэтому уселась в свою маленькую повозку и уехала, хотя Лизбет Сирена была очень сердита, что я отказала ей. Я жила так, как мне хотелось, путешествуя и распевая песни в свое удовольствие, и теперь все мои дети и внуки живут точно так же.
— Значит, ты уже долгое время не пела песню сна?
— Нет, не пела, и вообще никаких магических песен не пела, хотя и обнаружила, что просто петь в какой-то степени тоже означает творить волшебство. Такое заклинание, которое я наложила сегодня, слишком опасно, чтобы разбрасываться им направо и налево, к тому же у меня больше не лежит к этому сердце.
Лиланте дочиста выскребла миску последним оставшимся кусочком хлеба и только тогда оглянулась вокруг. Они сидели на шкурах и старых одеялах, наваленных на широкие каменные плиты, такие старые, что в центре них образовались глубокие ямы. Балки сводчатого потолка потемнели от старости, стены были украшены горгульями. Хотя Лиланте уже многие годы не была в четырех стенах — и считала, что больше никогда не сможет зайти ни в одно помещение, — она чувствовала себя уютно и спокойно. Сквозь щель в полуразрушенной стене виднелась темная и теплая ночь, а снаружи она чувствовала близко подступающий к стенам лес. Старая женщина, закутанная в шаль, была доброй и пела, точно птица, а Лиланте так долго была в одиночестве. Вздохнув, она поуютнее устроилась в своих одеялах, оглядывая лежащие фигуры. У ее ног на одеялах свернулся калачиком Дайд, его рот был полуоткрыт, смуглая щека раскраснелась. У него был такой трогательный и беззащитный вид, что Лиланте почувствовала, как у нее странно защемило где-то в груди. Она почувствовала на себе взгляд Энит и вспыхнула.
