Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель) - Картер Лин Спрэг (книги полностью .TXT) 📗
В нетерпении глядя на ее бледное, словно луна, лицо, Конан сказал:
— Когда я слышу запах твоих волос, мне не нужны никакие пряности. Но если уж тебе так хочется, я, конечно, выпью.
Тремя большими глотками он осушил кубок, не обратив внимания на слегка горьковатый привкус, и отбросил сосуд прочь. Потом потянулся к прекрасной танцовщице, не сводившей с него внимательного взгляда. Но едва варвар собрался заключить подружку в свои объятия — полог шатра закружился перед глазами, все нутро пронзила нестерпимая боль. Конан попытался ухватиться за стойку шатра, но пальцы не слушались, и киммериец тяжело рухнул навзничь.
Альцина нагнулась над неподвижным телом. В угасающем сознании Конана лицо красотки плыло подобно туману, сквозь который ярко мерцали изумрудно-зеленые глаза.
— Кром! Ах ты, мерзкая ведьма! — простонал Конан. — Ты меня отравила!
Киммериец попытался было подняться, но тело его словно налилось свинцом. От усилия лицо побагровело, вены натянулись, варвар лишь едва приподнял голову. Задыхаясь от слабости, он снова ткнулся лицом вниз. Тут сознание его потускнело, залитый светом свечей шатер поплыл перед глазами, и Конан будто провалился в странный, тяжелый сон. Он различал слова, но не мог ни говорить, ни шевелиться.
— Конан, — позвала, наклонившись, танцовщица. Великан-северянин не отозвался. Нежный голосок прошелестел: — Наконец-то ты сдох, киммерийский пес! Скоро вы все встретитесь в преисподней!
Альцина спокойно села рядом с распростертым телом и вынула из-за пазухи амулет. Судя по отмерявшей время свече, до встречи с хозяином оставалось не менее получаса. Недвижно, как сфинкс, ждала она, пока пройдет время. Потом зажала обсидиановый полумесяц в ладони и сосредоточилась.
Далеко-далеко в Тарантии Зуландра Тху даже засмеялся от удовольствия, увидав на полу поверженного киммерийца. Колдун убрал магическое зеркало, кликнул слугу и приказал ему отправляться в королевские покои.
Хиау вошел в опочивальню, когда четыре крепкие обнаженные служанки делали Нумедидесу растирания. Скромно опустив глаза к плитам мраморного пола, Хиау низко поклонился и проговорил:
— Ваше Величество, мой хозяин прислал меня, дабы нижайше известить вас о том, что разбойник по имени Конан сегодня убит в Аргосе магической властью моего хозяина.
Хмыкнув, Нумедидес отогнал от себя служанок и сел.
— Вот как? Говоришь, убит?
— Именно так, Ваше Величество.
— Что ж, отличная новость, отличная новость. — Нумедидес в такт словам звонко хлопал себя по ляжкам. — Когда я стану… э-э… не будем об этом. Есть у тебя еще что-нибудь?
— Хозяин мой просит позволения сообщить о случившемся Амалиусу Прокасу и приказать ему немедленно войти в Аргос, дабы уничтожить остатки мятежников, пока они не нашли себе нового вожака.
Нумедидес отмахнулся:
— Сгинь, желтолицая обезьяна. Пусть хозяин твой делает все, что ему взбредет в голову. А теперь, девочки, продолжим.
Поздней ночью из Тарантии выехал к аргосийской границе гонец. Он вез запечатанный королевской печатью приказ Амалиусу Прокасу: не позднее чем через две недели всей мощью Пограничного легиона обрушиться на обезглавленное, обескровленное войско мятежников, вставшее под Знамя Льва.
А в шатре после магической беседы с колдуном танцовщица Альцина достала из дорожного сундука пажеский наряд и переоделась. Потом нашла на дне маленький медный ларец и открыла, повернув на крышке серебряного дракона. Ларец был доверху полон браслетов, колец, серег и других безделушек. Альцина долго рылась в них, пока не отыскала небольшую медную пластинку с надписью на аргосийском. Этот знак когда-то добыл для нее Квесадо — по нему на всех почтовых станциях Аргоса хозяева кидались менять лошадей без промедления. Альцина взяла табличку, выбрала из украшений самые ценные, спрятала за пояс, а болтавшийся на ремне кошелек наполнила золотом и серебром.
Потом загасила свечу и выскользнула в ночную темень. Часовому Альцина сказала:
— Конан лег отдыхать, а мне поручил срочно отвезти донесение королю. Не сочти за труд, прикажи конюху седлать лошадь и привести сюда.
Часовой остановил проходившего мимо одного из капитанов, тот отправил солдата на конюшню, а Альцина молча стояла у входа в шатер и ждала. В лагере все давно привыкли к подружке командующего, полюбили ее за красоту и дружелюбие, и теперь солдаты спешили побыстрее выполнить ее просьбу.
Когда привели лошадь, Альцина легко вскочила в седло и медленным шагом двинулась следом за часовым, проводившим ее до границы лагеря. Потом, пустив лошадь рысью, танцовщица быстро исчезла в залитой лунным светом ночи.
Через четыре дня Альцина прибыла в Мессантию. Она немедленно отправилась к тайному пристанищу Квесадо, где нашла одного только кофита Фадия, который в это время кормил голубей.
— Где Квесадо? — спросила его Альцина.
— Ты что, не знаешь? — удивился Фадий. — Теперь он посол, стал слишком гордым, чтобы тратить свое драгоценное время на таких, как мы. После возвращения он только раз сюда и заглянул…
— Что ж, гордый он или нет, а мне надо увидеть его немедленно. У меня важные новости.
Фадий, ворча, повел танцовщицу к дому, где расположились аквилонцы. Слуга зингарца был занят — он уже постелил постель и чистил хозяйские башмаки, так что Фадий с Альциной вошли без предупреждения.
— Проклятье! — возмутился Квесадо. — С каких это пор какой-то сброд врывается в дом знатного господина, когда тот готовится отойти ко сну!
— Ты прекрасно знаешь, что мы за «сброд», — спокойно проговорила Альцина. — Я пришла сообщить, что Конан мертв.
Квесадо как был, так и остался стоять с открытым ртом.
— Вот как, — наконец выдавил он. — Что ж, это меняет дело. Ну-ка, Нарсис, неси сюда башмаки. Я иду во дворец немедленно. И жду вашего рассказа, сударыня.
Вскоре Квесадо был уже во дворце, где потребовал, чтобы его без промедления допустили к королю. Зингарец хотел вынудить Милона как можно скорее ударить по оставшемуся без главы войску. Он отлично понимал, что сейчас, пока мятежники не оправились от неожиданности, им не выдержать сколько-нибудь серьезного боя.
Однако судьба и на этот раз распорядилась по-своему. Король, разбуженный посреди ночи, пришел в ярость от непочтительности посла. К Квесадо вышел лишь королевский камердинер.
— Его Величество, — произнес он, — требует, чтобы вы немедленно удалились и явились завтра в приличествующее время. Его Величеству будет удобно ждать вас за час до полудня.
Квесадо вспыхнул от разочарования и досады. Раздраженно он произнес:
— Кажется, здесь не совсем отдают себе отчет в том, кто я такой!
Камердинер улыбнулся и в ответ сказал с презрением:
— О нет, господин, здесь все до единого знают, кто вы… и кем были еще недавно. — Лица маячивших за спиной камердинера караульных расплылись в нахальной ухмылке, камердинер же продолжал: — А теперь прощу вас удалиться, да побыстрее, дабы не вызвать неудовольствие моего государя.
— Ты еще пожалеешь об этих словах, — прорычал Квесадо и вышел.
По мощеным улочкам Мессантии он быстро шел к прежнему своему убежищу, где его ждали Альцина и Фадий. Здесь он написал яростное послание о поведении аргосийского короля и отправил голубя в путь.
Через несколько дней донесение достигло Вибиуса Латро, и он немедля передал его королю. Нумедидес, и так-то никогда не умевший сдерживаться, прочитав письмо, зашелся от гнева. Часа не прошло, как в легион Прокаса понесся еще один гонец. На этот раз король приказывал не просто войти в Аргос. Монарх повелевал своему командующему взять с собой любое по численности войско и не возвращаться в Аквилонию, пока жив хоть один мятежник.
Прочитав это, Прокас — умный, опытный воин — поморщился. Одно дело отправить в чужие земли несколько легких отрядов добить удирающего противника. И совсем другое — перейти Алиману целой армией.
