Вечный герой - Муркок Майкл Джон (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
— Идите же, Рыцари Человечества, идите — и уничтожьте всех элдренов до единого, очистите землю от этой вонючей падали!
Словно один человек, мы поднялись на ноги и под собственные боевые кличи, браво развернувшись, рядами двинулись из дворцовых залов на залитые солнцем улицы, где гремели приветственные крики тысяч наших сограждан.
Но во время нашего победоносного марша одна мысль не давала мне покоя: где все это время была Иолинда? Почему она не пришла? Конечно, до торжественной церемонии у нас почти не было времени, но все же я надеялся, что она хотя бы записку пришлет мне.
Итак, мы торжественным маршем прошли по заполненным взволнованными жителями улицам Некранала. И солнце играло на наших доспехах и оружии, ярко вспыхивали на ветру тысячи военных стягов и флажков.
И во главе воинов шел я. Эрекозе. Вечный Герой. Защитник Человечества. Мститель. Я шел во главе воинов, и руки мои были воздеты так, словно я уже праздновал победу. Гордость переполняла меня. Я хорошо знал, что такое слава, и сейчас наслаждался ею. Вот так и следовало жить всегда — великим воином, предводителем могучих армий, обладателем грозного оружия!
Мы все ближе подходили к гавани, к ожидающим нас в речном порту кораблям, готовым к отплытию, и вдруг уста мои сами исторгли какую-то песню — то была песня на языке древних предков тех людей, что окружали меня сейчас. Я запел, и песню мою подхватили все воины, что следовали за мной. Загрохотали барабаны, запели трубы, а мы уже не пели — мы громко выкрикивали воинственные слова, мы жаждали крови, крови и смерти, мы жаждали скорее приступить к той кровавой жатве, что должна уничтожить всех жителей Мернадина.
Таков был тот торжественный марш. Таковы были наши общие чувства в тот день.
И не судите меня, пока не узнаете, что было дальше.
Мы достигли порта. Река в этом месте была широкой. У причалов, вытянувшихся вдоль обеих ее берегов, нас поджидали пятьдесят кораблей. На их мачтах развевались флаги пятидесяти храбрых рыцарей человечества.
Здесь кораблей было всего пятьдесят. Основной же флот поджидал нас в Нуносе. Порт Нунос славился по всему миру своей дивной красотой и башнями, украшенными самоцветами.
Жители Некранала выстроились по обоим берегам реки. Они продолжали кричать, приветствуя нас, и мы в итоге привыкли к этому шуму — так человек привыкает, например, к шуму морского прибоя, едва замечая его.
Я рассматривал корабли. На палубах у них были построены специальные помещения, богато украшенные и роскошно убранные внутри. Разноцветные паруса были убраны. А весла, наоборот, были спущены на воду. У каждого наготове сидели по три гребца — могучие, мускулистые и, насколько я мог судить, отнюдь не рабы, а свободные воины.
Возглавлял эскадру королевский корабль — замечательное боевое судно. Там было восемьдесят пар весел и восемь больших мачт. Перила были окрашены в красный, золотой и черный цвета, до блеска надраенные палубы — в темно-красный; паруса были желтые, синие и оранжевые, а на носу красовалась огромная статуя богини, держащей в вытянутых руках меч и раскрашенной преимущественно алой и серебряной красками. Замечательные, богато отделанные палубные надстройки сверкали свежим лаком изображений героев древности (среди которых был и я, хотя сходство показалось мне весьма приблизительным) и выдающихся побед, одержанных людьми над мифическими чудовищами, злыми духами и богами.
Отделившись от колонны, которая двинулась дальше по причалам, я ступил на покрытые коврами сходни и прошел на королевский корабль. Матросы тут же бросились мне навстречу с приветственными криками.
— Принцесса Иолинда ждет вас в Большой каюте, ваше превосходительство, — сказал один из офицеров.
Я повернулся, чтобы войти в каюту, и остановился на пороге, пораженный ее прекрасным убранством и с улыбкой узрев собственное изображение на ее стене. Потом, пригнув голову, прошел в довольно-таки низенькую дверь и оказался в помещении, стены, пол и потолок которого были сплошь покрыты пушистыми коврами, в основном — красно-черно-золотистой расцветки. Каюта была освещена подвесными светильниками, а в затененном углу, одетая в простое платье и легкий темный плащ, стояла моя Иолинда.
— Я не хотела сегодня утром мешать приготовлениям к торжественной церемонии, — сказала она. — Отец мой сказал, что она очень важна… да и времени очень мало… Так что я подумала, что ты и не захочешь меня видеть…
Я улыбнулся.
— Ты по-прежнему не веришь моим словам, не так ли, Иолинда? Ты по-прежнему не доверяешь мне, когда я говорю, что люблю тебя, что ради тебя готов на все? — Я подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе. — Я люблю тебя, Иолинда. Я всегда буду любить тебя.
— А я всегда буду любить тебя, Эрекозе. Ты будешь жить вечно, вот только…
— Для этого не существует никаких доказательств пока, — сказал я тихо. — И, кроме того, я безусловно не являюсь неуязвимым, Иолинда. Я получил достаточно ссадин и порезов, когда упражнялся во владении оружием, чтобы убедиться в собственной уязвимости.
— Ты не умрешь, Эрекозе.
— Мне было бы куда веселее жить, если бы и я обладал подобной уверенностью!
— Не смейся надо мной, Эрекозе. Я не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком.
— Но я вовсе не смеюсь над тобой. И отнюдь не воспринимаю тебя как ребенка. Я всего лишь говорю правду. И ты должна посмотреть этой правде в глаза. Должна.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я посмотрю правде в глаза. Но я точно чувствую, что ты не умрешь. И все-таки меня мучают такие странные, дурные предчувствия… мне кажется, на нашу долю выпадет нечто более страшное, чем смерть.
— Страхи твои совершенно естественны, однако же лишены оснований. Не стоит печалиться, дорогая моя. Посмотри, как замечательно я вооружен, какие на мне великолепные доспехи, каким могущественным мечом я владею, сколь сильна та армия, во главе которой я стою.
— Поцелуй меня, Эрекозе.
Я поцеловал ее. Поцелуй наш был долог, а потом она высвободилась из моих объятий, бросилась к дверям и исчезла.
Я смотрел ей вслед, подумывая, а не броситься ли за ней, не попытаться ли еще подбодрить, успокоить, но я понимал, что успокоить ее не смогу. В общем-то опасения ее были в известной степени неразумны: они являлись отражением постоянной неуверенности, страха, снедавших душу. Я дал себе обещание, что впоследствии непременно подарю ей ощущение уверенности и безопасности. Внесу в ее жизнь некое постоянство — то, чему она сможет полностью доверять.
Вновь запели горны; на борт поднимался король Ригенос.
Через несколько минут он вошел в каюту, на ходу сдирая с головы свой шлем-корону. По пятам за ним следовал Каторн, как всегда, мрачный.
— Люди, похоже, полны восторга, — заметил я. — Мне кажется, церемония оказала на них именно то воздействие, на которое вы рассчитывали, ваше величество.
Ригенос слабо кивнул в ответ. Все эти действа, видимо, порядком его измотали, и он буквально рухнул в подвесное кресло, сразу потребовав принести вина.
— Скоро отплываем. Когда, Каторн?
— Через четверть часа, сир. — Каторн принял у вошедшего раба кувшин с вином и, наполнив кубок, поднес его королю, мне, однако, вина не предлагая.
Король Ригенос сделал слабый жест рукой:
— Не желаешь ли немного вина, лорд Эрекозе?
Я отказался.
— Там, во дворце, вы произнесли прекрасную речь, ваше величество, — сказал я. — Вы разожгли в нашей крови жажду мести.
Каторн фыркнул.
— Будем надеяться, что жажда эта не угаснет прежде, чем мы встретимся с врагом, — пробурчал он. — В этом походе участвует довольно много новичков. Большинство наших воинов никогда не участвовали в сражениях, и по крайней мере четверть — совсем еще юнцы. Я слышал, что в некоторых подразделениях есть даже женщины.
— Вы что-то мрачно настроены, Каторн, — сказал я.
— Еще бы, — буркнул он. — Весь этот блеск и великолепие хороши, разумеется, для того, чтобы поднять дух мирного населения, но самому-то лучше всей этой мишуре не верить. А вам-то следовало бы знать, господин мой, что такое настоящая война! Настоящая война — это боль, страх, смерть. И ничего больше.
