Синий и золотой (ЛП) - Холт Том (книги .txt) 📗

Я пожал плечами. Я забыл, что он хотел доказать.

– Так что, – продолжил он с лицом, сморщенным от концентрации, – может, то же касается алхимии. Неблагородные штуки в золото. Только потому что мы не можем делать этого сейчас, не значит, что и потом не сможем. Ну?

– Но это нельзя сделать, – терпеливо сказал я. – Из-за базовой алхимической теории.

Он сплюнул; вот и все, что он думал о базовой алхимической теории.

– И еще чертовски хорошая работа, – сказал он. – Знаешь что? Если я когда-нибудь стану принцем…

Он сделал паузу, затормозил и тяжело сглотнул с полдюжины раз. Я сделал большой шаг назад, узнавая симптомы. Но в этот раз с ним все было в порядке.

– Если я когда-нибудь буду принцем, – продолжил он, – первое, что сделаю. Хочешь угадать?

Я покачал головой.

– Что?

– Отловлю всех алхимиков, – сказал он, – вздерну сволочей. Без пощады, без исключений. Знаешь почему?

– Просвети меня.

– Потому что, – сказал он, – алхимики – это большая потенциальная опасность государству. Правда. Потому что, – продолжил он, массируя глаза большим и указательным пальцами, – в чем основа государственного дохода? Золотой стандарт. Почему? Потому что золота мало. Получаешь какого-то ублюдка, разгуливающего по стране, он соображает, как превратить неблагородный металл в золото, что ты получаешь? Полный фискальный хаос, вот что. Рынок переполнен, золото бесполезно, миллиарды ангелов выброшены из экономики в течение часов.

Меня не слишком интересовала тема, но я чувствовал, что обязан спорить, потому что когда ты в этом возрасте, и студент, и пьян, ты споришь обо всем до упора.

– Ну не знаю, – сказал я. – Трюк будет в том, чтобы держать его при себе. Не давать никому о нем знать. Тогда у тебя может быть собственный прирученный алхимик в подвале, готовящий миллионы ангелов, и только ты будешь знать, в чем там подвох. Ты богат, у всех все нормально, никаких проблем.

Он бросил на меня раздраженный взгляд.

– Не сработает, – сказал он. – Нельзя такое долго хранить в секрете. Обязательно выяснится – и тебе хана. Единственное, что можно сделать, заманить всех хороших алхимиков взятками, наблюдать за ними очень, очень внимательно; затем, когда покажется, что они приблизились… – он провел пальцем по горлу и икнул.

– Жестковато, – сказал я.

– Да, – ответил он, – но правильно. Это правильный поступок. Всегда поступай правильно, если ты принц. Погоди секунду, надо отлить.

Он остановился у двери монастыря Сестер Божественной Милости, раздался журчащий звук. Затем он заковылял, догоняя меня.

– Так ты этим займешься? – спросил я. – Когда будешь принцем.

Он рассмеялся.

– Не буду принцем.

– Правда?

– Невозможно, – сказал он. – Не может случиться.

Когда я вернулся в лабораторию, золотой слиток был почти, но не совсем там, где я его оставил. Ага, подумал я.

– Четыре охранника, – сказал страж.

– Прости?

– Четыре охранника, – повторил он. – За дверью, постоянно, с этого дня.

– Я польщен, – сказал я.

Он зло на меня посмотрел.

– И рядовой Сириск в госпитале. Трещина в черепе.

Время от времени я и правда себя ненавижу. Недолго, и потом это быстро проходит, а потом снова возвращается.

– Мне жаль, – сказал я.

– Ну, да, – сказал он и вышел из комнаты. Я услышал замок. И что? – подумал я. Он был котелком. Им платят за получение увечий. Он был здесь, чтобы держать меня взаперти, а я свободный человек, гражданин вселенной, не курица в клетке. Я никогда не собирался причинять кому-либо вред, никогда. Ну, не часто. А когда я причиняю, это никогда не является моей основной целью, просто неудачным неизбежным последствием. В основном.

Я уселся и стал читать книгу. Аркадий о функциях, с фундаментальной ошибкой, но все равно есть некоторый смысл. Они принесли мне еду: свежий хлеб, твердый белый сыр, пять ломтей фермерской колбасы, яблоко.

– Как дела у Сириска? – спросил я.

Они только посмотрели на меня. Я съел еду, затем положил ноги на стол и закрыл глаза, но все что мог видеть – ее лицо прямо под поверхностью меда. Это не было виной, больше похоже на первое движение идеи. Я поднялся, нашел бумагу, перо и чернила и начал писать. (И если вы оказались студентом второго курса любого приличного университета Весани, вы знаете, что я написал. Черт, вы скорей всего сможете процитировать открывающий параграф по памяти, что больше, чем могу я. Кстати, на третьей странице совершенно примитивная ошибка. Маленькая награда, если вы сумеете ее найти).

Должно быть, я уснул, потому что, когда они меня разбудили, я лежал лицом на бумаге, а чернила формировали маленькое озеро на сиденье скамьи. Я поднял глаза. Котелки.

– Пойдем с нами, – сказали они.

– Мне обязательно? – спросил я, зевая. – Это и правда был долгий день.

– Встать, – объяснили они.

Я поднялся, и они вытолкали меня в дверь. Я был не рад рукоприкладству, но потом вспомнил о человеке, чей череп я разбил, и решил не устраивать скандал. Памятка себе: нужно специально прикладывать усилие, чтобы не причинять вреда людям.

Фока ждал меня в Южной библиотеке. Расстроенный. Я дважды был здесь раньше: однажды – как друг и почетный гость, однажды – когда обворовывал дворец (длинная история) и повернул не в ту сторону. Поразительная комната: небольшая, по дворцовым стандартам, – пусть с трудом, но вы сможете втиснуть сюда кавалерийский эскадрон, однако им придется оставить лошадей в коридоре – наполовину покрытая панелями дуба глубокого золотого цвета с резьбой поздних идеалистов, изображающей урожай и пасторальные объекты, с лепным потолком, золоченым и разрисованном в стиле trompe l’oeil, чтобы выглядеть, как балдахин из лозы и шелковицы (традиционно новым гостям предлагается приз в два ангела, если они смогут заметить крапивника в натуральную величину, спрятанного среди виноградных лоз; я нашел только на второй визит); пять свободно расставленных книжных шкафов, без цепей, один из которых приютил личную коллекцию книг нынешнего принца. Я был тронут, заметив, что три полки этого шкафа заняты собранием сочинений Салонина.

– Ты невозможен, – сказал он.

– Строго говоря, нет. Весьма маловероятен, но…

– Ты отправил стражника в госпиталь, – Фока был не в настроении для шуток. – Другой потерял два нижних зуба, – он сделал паузу и посмотрел на меня. – Где ты научился так бить? – спросил он. – Не в университете.

– Вроде как по ходу дела научился, – честно ответил я. – Слушай, мне правда жаль насчет стражей. Это не было…

– Специально? – он покачал головой. – Ну, они наименьшая наша проблема, – он взял лист бумаги и помахал им. – Знаешь, что это?

– Просвети меня.

– Это ордер дружественной выдачи, – сказал он, и я увидел, что его лицо было молочно-белым. – Подписан и запечатан мезантинским поверенным, выдвигает обвинения в подлоге, подстрекательстве к мятежу и подделке денег. Знаешь, что это означает?

Другими словами, экстрадиция. Я с большим трудом сохранил непроницаемое лицо.

– Ты не позволишь им меня забрать, – сказал я.

На мгновение он закрыл глаза.

– Я и правда не вижу выбора, – сказал он. – Это правильно оформленный ордер, у нас действующая конвенция, они знают, что ты здесь, и они пошли в Сенат, а не лично ко мне. Если я попытаюсь это похоронить, у Стремления будет моя голова на пике.

Я не смел посмотреть ему в глаза, так что сконцентрировался на маленьком лепном крапивнике прямо над его головой. Казалось, будто он мне поет. Экстрадиция: меня формально передадут у Северных врат под охрану трех или четырех вооруженных курьеров. Я уйду тихо. Рано или поздно мы остановимся в таверне, почтовой или дорожной станции. Комок pulveus fulminans отправляется в огонь, я отправляюсь в окно, свободный и вольный. Конечно, большинство крупных правительств неплохо меня знают к этому моменту, будет обыск, включая полости тела. Но если выбирать между достоинством, удобством и моей жизнью – не о чем думать. Вы легко можете спрятать там, где солнце не светит, достаточно pulveus fulminans, чтобы снести стену.