Возмездие (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— Ну, сто восемнадцать фунтов в нём, положим, есть, и ему же добавили веса на седле, — бросил Грифоли, думая, казалось, о своём. — А вот седло от Пульчи жаль, недурное, и надо же, досталось этому певуну, — сам он внимательно следил за стайкой девушек. — За дерзость наглому фигляру дать по зубам, конечно, не помешает…
Альбино проследил за взглядом Грифоли, и заметил, что он не спускает глаз с двух красоток — синьорины Лауры Палески, дочери хозяина, и ещё одной Лауры, из дома Четона, племянницы и наследницы известного в городе откупщика и родни самого Петруччи. Обе девицы ревновали друг к другу, но, как вскоре понял Альбино, причиной было не соперничество в красоте, а любовное состязание, ибо обе были явно влюблены в одного мужчину, и Альбино не составило труда понять, в какого именно. Обе строили глазки Франческо Фантони и вертелись вокруг него, но тот не отдавая предпочтения ни одной девице, оживлённо болтал с обеими.
В начавшихся танцах юноши приглашали девиц, и Альбино заметил, что Франческо, солировавший в гальярде и, без сомнения, бывший не только лучшим наездником, но и королём танцующих, кружился в танце с двумя Лаурами и прекрасно справлялся.
Карло Донати и Паоло Сильвестри стояли в тени дуба и перешёптывались, к ним подошли Пьетро Грифоли и Никколо Линцано, но тут, однако, к немалому смущению Альбино, какая-то девушка увлекла в круг танцующих его самого. Гальярду Альбино когда-то учила танцевать сестра, он, глядя на отплясывающих, вспомнил движения, но был, конечно, не очень ловок. Однако на смену его смущению пришёл испуг, едва он вблизи заметил лица перешёптывающихся охранников Марескотти. Все они смотрели на Фантони — исподлобья, угрожающе. Альбино обернулся на Франческо, ему показалось, что тот замечает, сколь сильно злит соперников, но не сильно взволнован этим.
— распевали танцующие, хлопая в ладоши, и голос Франческо Фантони звенел громче всех.
Тут на поляне появились ещё три девушки, отмеченные явным сходством: стройные, большеглазые и очень миловидные. Но если двух из них сразу пригласили танцевать, то третью, самую, на взгляд Альбино, красивую, молодые люди избегали, как зачумлённую, резко отворачивались и торопливо отходили, почти отбегая. Между тем она походила на ангела с храмовых фресок: густые тёмные волосы зримо утяжеляли изящную головку, огромные глаза синели, как горные озера, она была столь прекрасна, что монах с трудом отвёл глаза, забормотав покаянную молитву.
Тем временем Франческо вскоре наскучило танцевать, он сел рядом с Альбино и принялся уписывать кусок лазаньи.
— А почему никто не пригласил танцевать эту красивую девушку? — тихо спросил у него монах, указывая глазами на сидящую у дальнего конца стола девицу. — Это же три сестры, да?
Тот усмехнулся и кивнул.
— Да, это Феличиана, Розамунда и Катарина Корсиньяно, — язвительно пояснил он, — дочки нашего подеста, как он сам говорит, его позор.
— Почему? — изумился Альбино.
— У него пять дочерей и только недавно жена родила ему сына, на что он уже перестал и надеяться. Двух старших он выдал замуж, остальные на выданье, что до младшей — тут лучше не рисковать, — гаер насмешливо прищурился, но что он имел в виду, Альбино не понял.
Однако эта загадка вскоре разрешилась. К девице, оставшейся неприглашённой, медленно приблизился мессир Монтинеро и, опустившись рядом на скамью, с улыбкой заметил, что она прелестно выглядит и если ей хочется потанцевать, — он к её услугам. Красавица резко обернулась к нему, смерив прокурора злым взглядом, и объявила, что танцевать не хочет.
— Правильно, — одобрил её мессир Лоренцо, — что прыгать-то без толку? Гораздо умнее употребить время для рассудительной беседы. Итак, как я уже говорил вам, дорогая синьорина, я достроил дом на купленном участке в контраде Орла и теперь намерен жениться. Поглядев вокруг, я остановил свой выбор на вас. С вашим отцом мы понимаем друг друга, приданое ваше меня устраивает, остаётся заручиться согласием невесты. Вы согласны?
Катарина Корсиньяно отрицательно покачала головой, глядя на танцующих и не удостаивая сватающегося к ней прокурора даже взглядом.
— Я уже говорила вам: нет, и никогда не соглашусь.
— «Никогда» — тяжёлое и мрачное слово, синьорина, — спокойно отозвался Монтинеро. — За мной вы будете жить, как за каменной стеной. Я не беден, не увечен, не крив и не хром. Я здоров и для мужчины достаточно благообразен. Нет ничего, что могло бы помешать мне стать хорошим мужем и отцом нескольких ребятишек, коих вы мне народите. Со своей стороны замечу, что не вижу для вас абсолютно никаких причин отказывать мне. Это нелепо.
На щеках красавицы вспыхнул румянец, крылья тонкого носика раздулись, однако это не только не испортило её красоту, а, скорее, придало ей ещё большую прелесть. Девица, тяжело дыша, бросила злобный взгляд на своего поклонника.
— Мне жаль, мессир Монтинеро, но такие причины вижу я.
— И в чём же они? — хладнокровно поинтересовался прокурор, заложив руки за голову и тоже разглядывая плясунов, резвившихся на поляне.
— В вашем дурном нраве! Надеюсь, вы не будете оспаривать того, что именно вы сделали всё, чтобы отвадить от меня всех моих кавалеров? Даже мой кузен теперь здоровается со мной с опаской! Все они шарахаются от меня, как от прокажённой. Скажете, что это не ваших рук дело?
Монтинеро покачал головой, удивлённо оглядывая свои крупные руки.
— Моих рук? Нет, уверяю вас, очаровательная синьорина. Я действительно сказал в некоем обществе, что намерен жениться на младшей дочери мессира Корсиньяно, Катарине, которая пленила моё сердце ангельской красотой и лёгким нравом. Там были некоторые из тех господ, кого раньше именовали «вашими кавалерами», и, уверяю вас, ни один из них ни словом мне не возразил, — он брезгливо сморщил нос. — Но я ничего не делал для того, чтобы, как вы изволили выразиться, «отвадить их». Не отваживал, нет, — Монтинеро покачиванием головы подтвердил сказанное. — Не думал даже.
— И если кто-то из них будет ухаживать за мной, вы ничего не сделаете?
— Напротив! Даже помогу им. Коли вы и впрямь нуждаетесь в галантностях этих жалких вертопрахов и комплиментах ничтожных ветрогонов, почему нет? Кого вы хотите видеть у своих ног? Вон ваш бывший поклонник, мессир Пини, танцует с вашей сестрицей. Хотите, он до вечера будет крутиться около вас и говорить вам те затасканные любезности, которые сейчас говорит ей?
— Да вы издеваетесь надо мной! — девица подлинно кипела, глаза её гневно сверкали, прядь волос выбилась из причёски и упала на грудь, но в итоге она только похорошела ещё больше, — они просто боятся вас, вот и всё! А если бы не боялись…
— То были бы смельчаками, — закончил мысль прокурор, правда, совсем не ту, что имела в виду девица. — Но зачем держать возле себя трусов, синьорина? Трус угрожает, когда уверен в безопасности, я же такой уверенности не даю, это понятно. Но источник страха этих людей — в их сердце, а не в руках устрашающего.
— И вы считаете, что поступаете благородно? Скажите честно, вы считаете себя порядочным человеком? — девица оперлась руками в стол и наклонилась к лицу своего поклонника.
Тот ничуть не смутился.
— Я не трусливый человек, синьорина, это да. Что до благородства и чести, или того, что этим называется… — он на минуту задумался. — Знаете, как ни странно, самое скверное во всех этих честных людях — именно трусость. Они бранятся, возмущаясь несправедливостью, потом умолкают, садятся ужинать с крахмальной салфеткой на груди, вечером ложатся спать на мягкие подушки и обо всём забывают. Для истинного благородства обязательно именно бесстрашие. Разве можно без мужества искать истину или заботливо хранить любовь?
