Армагеддон был вчера - Валентинов Андрей (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Останавливается.
Хлопает дверца.
«До чего же мне осточертели белые халаты!» – думаю я, глядя на высунувшегося из машины парня.
– Чего надо? – неприветливо интересуется Ритка.
– Я сейчас открою заднюю дверцу, – вместо ответа сообщает парень, – так вы его туда и заносите… На койку положите, она в стену встроена.
Потом, наконец, до парня доходит.
– Я – заведующий кардиологическим отделением, – торопливо добавляет он. – Мне Идочка сейчас звонила… В общем, наплюйте вы на Генриха. Известный перестраховщик. Морду бы ему набить – да нельзя.
– Жалко, – понимающе кивает Ритка.
– Кого жалко? Генриха? Вот уж кого ни капельки…
– Жалко, что нельзя. А то я уж было решил, что можно.
Парень смеется. Смех у него хороший, искренний, и я сам не замечаю, как начинаю улыбаться в ответ. Фол тем временем объезжает машину и, судя по звукам, принимается загружать Ерпалыча внутрь. Слышен приглушенный лязг (инструментов, что ли?) и женский немолодой голос:
– Юлик! Готовь шприц! И помоги мне снять с него этот жуткий кожух…
Фол выкатывается из-за машины. Руки его пусты, и в первый момент это мне кажется ненормальным. Потом я замечаю, что руки кентавра слегка дрожат. Фол тоже замечает это, хмурится – и руки перестают дрожать.
– Завтра с утра можете зайти в кардиологию, – говорит парень, – в седьмой корпус. Узнаете на входе, какая палата, и разрешены ли посещения. Спокойной ночи!
Он кивает плечистому шоферу, сидящему рядом с ним и за все это время не произнесшему ни слова. Машина трогается с места, начиная разворачиваться.
– Хороший парень, – подводит итог Ритка. – Не то что этот гад Генрих! Вот кого надо в главврачи…
Ворона, затаившаяся при появлении машины, вновь осмелела, подскакала поближе, клацнула клювом и полетела прочь, хрипло хохоча над нами и всем сегодняшним сумасшедшим днем.
На обратном пути меня прихватило. Я ехал позади Ритки на его мотоцикле – Фол хорохорился, но было ясно, что он здорово устал, – я то и дело тыкался лицом в овчинную спину служивого, как слепой кутенок тычется в безразличную мамашу; мне было нехорошо, все время казалось, что кто-то невидимый вцепился сзади в мою тень и дергает ее изо всех сил, пытаясь оторвать или на худой конец просто скинуть меня с мотоцикла… Я понимал, что это бред, но меня по-прежнему дергало, и я все крепче вцеплялся в Ритку.
А он ехал медленно и осторожно – видимо, что-то чувствовал.
Они проводили меня до самого дома. И правильно сделали: дважды нас останавливал патруль, и оба раза это оказывались Риткины приятели-знакомые, так что мы ехали дальше без хлопот; а подозрительные личности, попадавшиеся нам по дороге, отступали в переулки, понимая, что им придется за нами гнаться, либо с нами драться, либо и то и другое последовательно, а опыт подсказывал подозрительным личностям, что лучше не рисковать, нарываясь на трех взрослых мужиков, один из которых не мужик даже, а кентавр, и второй тоже не мужик, а, похоже, жорик, ну и третий тоже вроде бы не очень-то мужик, ишь, телепается… да пошли они все к чертям собачьим!
У моего подъезда мы остановились. Я слез с мотоцикла и тут же ухватился за Риткино плечо, потому что меня повело в сторону.
Фол озабоченно посмотрел на меня, подергал себя за бороду и, словно решившись, полез под попону и извлек оттуда пластмассовую фляжку с завинчивающимся колпачком.
Горлышко сего сосуда было красиво оплетено цветной проволокой, а ниже плетенки на цепочке болталось человеческое ухо. Маленькое, с ноготь. Шутники хреновы…
– Хлебни-ка, – Фол протянул мне фляжку.
– Не хочу, – чувство равновесия мало-помалу возвращалось ко мне, и только глотка кентовского самогона мне сейчас не хватало!
– А я не спрашиваю, хочешь ты или не хочешь! Я говорю – хлебни. Только немного, иначе стошнит. Домой придешь и спать ляжешь… а спиртного до завтра не пей. Короче, пока совсем не проспишься. Понял?
Если у вас есть выбор: спорить с кентавром или биться головой об стенку – смело начинайте искать ближайшую стенку. Я отвинтил колпачок и осторожно припал губами к фляжке. Питье было безалкогольным, кисловатым и слегка отдавало перечной мятой. После первого глотка я почувствовал, как по моим мозгам прошлись наждаком, сдирая накопившуюся за день плесень, и по телу пробежала освежающая волна. Второго глотка я сделать не успел – Фол отобрал у меня фляжку и спрятал под попону.
– Обопьешься, – грубовато буркнул он. – А теперь – спать.
– Тебя проводить? – машинально поинтересовался Ритка у кентавра.
– Ага, – весело отозвался Фол, стряхивая хвостом снег с ближайшего куста. – Чтоб наши подумали, будто я под арестом. Или что я – извращенец. Спокойной ночи, Ричард Родионыч!
И без лишних слов умчался прочь.
– Я тебе завтра позвоню? – Ритка взгромоздился на мотоцикл и вопросительно посмотрел на меня.
– Позвони, – согласился я, прислушиваясь к новым ощущениям в себе. – Только не очень рано.
Ритка пнул ногой стартер, а я повернулся к моему другу спиной и побрел к подъезду.
Уже стоя у двери в квартиру и нашаривая в кармане ключи, я услышал робкое повизгивание и обернулся, ожидая чего угодно.
На лестнице, ступенек на шесть выше моей площадки, сидел пес. Большая такая собачина, не меньше овчарки, серая с подпалинами и ужасно несчастная. Шерсть на звере была мокрая и слипшаяся, язык не умещался в пасти и выпадал наружу, как штандарт сдающейся крепости; и сидел этот серый побродяжка неуклюже, боком, сильно перекосившись налево.
– Здорово, – удивленно сказал я.
Пес закряхтел и полез по ступенькам вверх, жалобно поскуливая – надо полагать, от греха подальше.
– Тебя как зовут-то? – спросил я вслед.
Пес взвизгнул что-то вроде: «Ну чего тебе от меня надо?!» – и лег на следующей площадке, отвернув голову.
Впрочем, уши его настороженно торчали. Мало ли, может, я побегу следом и буду пинаться ногами…
– Колбасы хочешь? – поинтересовался я.
Учуяв жалость в моем голосе, пес соизволил повернуться и заскулил, протяжно-тоскливо ропща на судьбу.
– А ты не кусаешься, приятель?
«Ни в коем случае!» – метровыми буквами было написано на его морде.
Я открыл дверь и приглашающе махнул рукой.
– Заходи, серый, гостем будешь!
Пес не тронулся с места.
– Ну, как знаешь, – я зашел в квартиру, оставив дверь открытой.
И как в воду глядел: не прошло и минуты, как на лестнице раздалось сбивчивое цоканье когтей о ступеньки, и в дверь просунулась собачья морда.
Я к этому времени уже успел сходить на кухню и вооружиться изрядным куском колбасы. Видимо, это оказалось решающим аргументом – не сводя глаз с вожделенной еды, пес прохромал в прихожую (заднюю левую лапу он сильно подволакивал) и приступил к ритуалу знакомства: обнюхиванию моих рук, дружелюбному ворчанию, вилянию хвостом, подсовыванию своего мокрого затылка под мою левую ладонь для поглаживания, деликатному пережевыванию колбасы и так далее.
Доев колбасу, пес подошел к дверям и остановился в ожидании.
– Уйти хочешь?
Пес лег у дверей, положил голову на передние лапы и прикрыл глаза. Я запер дверь – никакой реакции. Как всю жизнь тут провалялся.
– Сторож… ну, спи пока, а завтра решим, как с тобой быть. Ричарду тебя отдам – будешь служебно-розыскной собакой!
«Ага, разогнался!» – сонно проворчал мой сторож, а я вернулся на кухню и снова полез в холодильник.
Есть не хотелось, но на верхней полке обнаружился стакан с водой, и это было как нельзя кстати. Я захлопнул дверцу, жадно припав к стакану, и лишь когда половина стакана оказалась выпита, я понял, что это не вода. Водка это была – но настолько ледяная, что спиртовой запах практически не ощущался, да и вкус…
Не помню, дошел ли я до кровати.
…Я был медной наковальней, падающей с неба.
Я падал десять дней и ночей, розовоперстая Эос с завидной регулярностью выходила из мрака и в него же возвращалась, ветер пронзительно свистел в ушах (наличие ушей у меня-наковальни почему-то казалось совершенно естественным), и нахальная ворона с профилем Фимы Крайца все кружила рядом, вереща дурным голосом о том, что сейчас я пробью землю насквозь и попаду в геенну огненную, а после буду лететь дальше еще десять дней и десять ночей, и вот тогда-то начнется самое интересное…
