Сильвия и Бруно. Окончание истории - Кэрролл Льюис (чтение книг txt) 📗
Три первых куплета она исполнила довольно небрежно, зато на последнем в ней зримо пробудилось чувство. Её голос возвысился, стал чище и громче, лицо засветилось, словно на неё снизошло вдохновение, и когда она пела заключительные слова, то прижала бесчувственную Матильду Джейн к своему сердцу.
— Теперь поцелуй её, — подсказала Старшая Няня. И в следующую секунду глупое бессмысленное лицо Дочурки было осыпано целым ливнем страстных поцелуев.
— Какая милая песенка! — воскликнула фермерша. — Кто сочинил слова, дорогуша?
— Мне... мне нужно найти Бруно, — заторопилась Сильвия и покинула нас. Чудный ребёнок, казалось, постоянно опасался, что его похвалят или хотя бы заметят.
— Это Сильвия придумала слова, — ответила Бесси с гордостью за важность сообщаемых сведений, — а Бруно придумал музыку. А я её спела! — На этот последний факт, кстати, излишне было указывать.
Выслушав её, мы отправились вслед за Сильвией, и все вместе вошли в прихожую. Бруно всё ещё стоял у окна, оболокотясь о подоконник. Он, очевидно, уже закончил рассказывать мухе свою сказку и нашёл себе новое занятие.
— Не мешайте мне! — заявил он, стоило нам войти. — Я считаю свинок на поле.
— И сколько же их там? — спросил я.
— Примерно тысяча четыре, — ответил Бруно.
— Ты хочешь сказать, примерно тысяча, — поправила его Сильвия. — Здесь не следует говорить ещё и «четыре», ведь насчёт четырёх ты не можешь быть уверен.
— Ты как всегда всё напутала! — с торжеством провозгласил Бруно. — Как раз в четырёх я и могу быть уверен, потому что эти четыре тут, под окном копаются. А вот в тысяче я нисколько не уверен!
— Но многие уже ушли в хлев, — сказала Сильвия, наклонившись вперёд и всматриваясь в окно поверх брата.
— А! — махнул Бруно рукой. — Их было так мало и они так медленно шли, что их я считать не стал.
— Нам пора, дети, — сказал я. — Попрощайтесь-ка с Бесси.
Сильвия обхватила малютку руками за шею и поцеловала, но Бруно остался стоять поодаль, и выглядел он робким, не то что обычно. («Я не целую никого, кроме Сильвии», — объяснил он мне после.) Фермерша проводила нас до калитки, и вскоре мы оказались на дороге, ведущей обратно в Эльфстон.
— А это, видимо, и есть та новая пивная, о которой мне говорили? — сказал я, когда нам на глаза попалось длинное приземистое строение, над входом в которое красовалась вывеска «Золотой лев».
— Она самая, — подтвердила Сильвия. — Интересно, её Вилли уже там? Сбегай, Бруно, и посмотри.
Но я не мог этого допустить, ведь я считал, что несу ответственность за малыша.
— Это не такое место, куда следует посылать ребенка.
И в самом деле, гуляки и так уже порядочно шумели, и сквозь раскрытые окна до нас доносилась дикая разноголосица пения, криков и дурацкого смеха.
— Так они ведь всё равно его не увидят, — напомнила Сильвия. — Постой-ка спокойно, Бруно! — Она вытащила свой медальон из драгоценного камня, который, как вы помните, висел у неё на шее, зажала его меж ладоней и едва слышно пробормотала несколько слов. Что это были за слова, для меня осталось тайной, но только с нами сразу же стали происходить какие-то волшебные изменения. Мне показалось, что мои ноги больше не стоят на твёрдой земле, и всего меня охватило такое чувство, будто я приобрёл способность парить в воздухе. Я всё ещё мог различать детишек, но их силуэты сделались расплывчатыми, будто бы бестелесными, а их голоса звучали словно с дальнего расстояния и иного времени. Теперь я не стал возражать против того, чтобы Бруно заглянул в пивную. Вернулся он совсем скоро.
— Его там нет, — сообщил он. — Они там о нём говорят, рассказывают друг другу, как здорово он напился на прошлой неделе.
Пока Бруно это говорил, в дверях появился какой-то мужчина. В одной руке он держал трубку, в другой кружку пива. Он направился прямиком туда, где стояли мы, очевидно чтобы поглядеть вдоль дороги в сторону кирпичного завода. Двое или трое его приятелей выглянули в раскрытое окно. Каждый из них тоже держал в руке по кружке, лица у них были красные, а глаза мутные.
— Ну что, не видать его? — спросил один.
— Что-то не пойму, — ответил вышедший, делая шаг вперёд. При этом мы оказались с ним лицом к лицу. Сильвия поспешно оттолкнула меня с его пути.
— Благодарю, дитя моё, — сказал я. — Совсем забыл, что он нас не видит. А что будет, если мы с ним столкнёмся?
— Не знаю, — задумчиво ответила Сильвия. — С нами-то ничего не случится, но вы, наверно, другое дело. — Она говорила своим обычным голосом, но мужчина нимало не обратил на неё внимания, хотя она стояла совсем рядом, да и смотрела прямо ему в лицо, когда отвечала на мой вопрос.
— Вон он, идёт сюда! — крикнул Бруно, указывая на дорогу.
— Идёт сюда! — словно эхо крикнул мужчина, вытянув руку точно поверх головы Бруно и указывая своей трубкой.
— Ну-ка, хором! — скомандовал один из краснорожих в окне, и дюжина голосов вразнобой затянула припев:
Мужчина ринулся обратно в пивную — ему не терпелось присоединить и свою глотку к общему нестройному хору, поэтому когда «Вилли» приблизился, на дороге оставались только детишки да я.
ГЛАВА VI. Вилли и его жена
Подошедший устремился прямо ко входу в пивную, однако на пути был перехвачен детьми. Сильвия вцепилась ему в одну руку, а Бруно принялся изо всех сил толкать его с другой стороны, покрикивая при этом сквозь зубы «Но-о!» и «Пошел!» (этому он научился у извозчиков).
«Вилли» не обратил на них ни малейшего внимания, он просто почувствовал, что нечто удерживает его на месте, а так как никакое объяснение этому явлению не приходило ему в голову, он решил, что всему причиной — его собственная воля.
— Не хочется туда идти, — пробормотал он. — Не хочется сегодня.
— Кружка пива тебе не повредит! — в один голос закричали его товарищи. — Да и две не повредят! И десять тоже!
— Не могу, — отвечал им Вилли. — Пойду домой.
— Как, и откажешься от выпивки, друг Вилли? — закричали остальные. Но «друг Вилли» не стал вступать в препирательства, а непреклонно развернулся к дому. Дети направляли его, каждый со своей стороны, не позволяя ему отменить столь внезапно принятое решение.
Пару минут он отважно шагал, руки в брюки, и негромко насвистывал в такт своим основательным шагам: победа, одержанная им, на первый взгляд, с такой легкостью, была почти полной, лишь внимательный наблюдатель отметил бы, что он позабыл продолжение своей песенки, ибо стоило ему запнуться, как он всякий раз начинал свистеть сызнова — похоже, он чувствовал себя слишком нервозно, чтобы думать о следующем куплете, и слишком тревожно, чтобы соблюдать тишину.
О, им овладел сейчас отнюдь не привычный страх, тот старый страх, который делался его унылым товарищем, насколько он помнил, всякий субботний вечер, стоило ему заплетающейся походкой двинуться вдоль улицы, придерживаясь руками за забор, когда визгливые упрёки жены казались его оцепенелому разуму всего лишь отголоском ещё более пронзительного звука нестерпимых стенаний, порождённых собственным безнадёжным отчаянием. Теперешний страх был чем-то совершенно новым, словно жизнь обрядилась в невиданные цвета и вспыхнула новым и ослепительным блеском, и он отнюдь не был уверен, сможет ли его домашний уклад, его жена и ребёнок подстроиться под новый порядок вещей — самая новизна рождала в его неискушенном разуме замешательство и запредельный ужас.
И вот посвистывание внезапно замерло на его дрожащих губах — это он сделал крутой поворот за угол и оказался в виду своего дома, где стояла его жена, опершись скрещенными руками о калитку и обратив на дорогу бледное лицо, на котором нельзя было различить ни проблеска надежды, одну только тяжёлую тень глубокого и неизбывного отчаяния.
