Вечность сумерек, вечность скитаний - Юрьев Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗

ГЛАВА 7

Зима – самое опасное и трудное время. Мало того, что холодновато, так и болото покрывается ледяной коркой, становясь проходимым для людей… И, хотя они предпочитают, как только наступают холода, не отходить далеко от своих жилищ, нельзя терять бдительности… Это не слишком трудное дело – не спускать глаз с людского селения, а самому оставаться незамеченным. Только холодновато. День прошёл, и ночь на исходе… Скоро придёт смена, и можно будет идти домой, туда, где есть тепло очага, кусок жареной оленины, пресные лепёшки и горячий отвар трав, приготовленный Энной, самой старшей женщиной народа альвов, самой доброй, самой мудрой и самой внимательной… Она, правда, молчит всё время, но хватает и того, как она смотрит и что она делает. Да, сидеть в дозоре, накрывшись шкурой белого оленя, – дело скучное, и ума для него большого не надо, но это настоящее дело. Если кого-то из людей вдруг понесёт в сторону островка посреди болот, нужно только послать мысленный сигнал, и незваного гостя или гостей встретят на границе болота. Был человек – и нет человека… Стрелы альвов не знают промаха, а зимний лес скроет все следы. Такого на памяти Трелли ещё не случалось, но учитель говорил, будто раньше среди людей было гораздо больше любопытных, но и теперь они только потому опасаются приближаться к последним владениям альвов, что этот лес пользуется у них дурной славой и немало их соплеменников когда-то исчезло в нём без следа.

Нет, человек ни днём, ни ночью не сможет подобраться к дозорному незамеченным – во-первых, откуда людям вообще знать, что с них не спускают глаз, во-вторых, ни один человек не сравнится с альвом по остроте зрения и чуткости слуха. Ни один… Речь их груба и примитивна. Зачем им вообще говорить друг с другом, если в их речи так мало звуков и слов…

С тех пор как вождь подарил ему раба, прошло два с лишним года, но человеческую речь Трелли освоил всего за несколько дней, и теперь ему казалось, что ради такого простого дела и не стоило брать пленника – учитель Тоббо знал гораздо больше человеческих слов, чем этот мальчишка, Сид. Конечно, чтобы остаться неприметным среди людей, нужно было ещё научиться быть таким же неловким в движениях и шагать неуклюжей людской походкой, ковыряться в носу, чесаться… Но учитель сразу сказал, что и в этом нет особой нужды – все люди говорят и двигаются по-разному. Тогда зачем нужен этот раб? Ведь и отпустить его на волю уже нельзя, а он с каждым днём становится всё сильнее и смышленее, а недавно Трелли показалось, что Сид понимает то, что говорят альвы, общаясь между собой.

Сейчас Сид сидит на цепи возле землянки вождя, потому что Трелли ушёл в дозор, и именной ошейник просто убил бы раба, отойди хозяин на пару лиг. Нет, он, конечно же, не сидит – он ходит вокруг столба, к которому привязана его цепь, пляшет, притопывает… Сидеть он бы не смог – слишком холодно, а люди гораздо труднее переносят мороз, чем альвы.

Трелли поймал себя на том, что ему немного жаль собственного раба, но тут же постарался думать о чём-нибудь другом – например, о том, как они завтра будут снова беседовать с учителем и Тоббо расскажет что-то новое о дальних неведомых странах, о великих сражениях прошлого, о том, как живут люди, населяющие каменные замки, те люди, которые не ровня тихим, невежественным и, в общем-то, беззащитным жителям крохотных хуторов, разбросанных неподалёку от кромки леса… Здесь, под этими соломенными крышами живёт даже меньше людей, чем альвов, поселившихся на острове, но люди почему-то живут здесь спокойно и мирно, а альвам надо таиться, не позволяя людям даже догадываться, что у них под боком расположились чужаки, бывшие хозяева их земель и их самих… А ведь если вдруг вождь решит, что пора альвам вернуть себе былое величие, то ничего не стоит расправиться с этими неуклюжими существами – во всём селении нет ни одного меча, а охотничьи луки его жителей посылают стелы не дальше чем на полсотни шагов.

Правда, Тоббо как-то говорил, что в полусотне лиг к югу есть замок, а в нём сотни воинов, и как только до них дойдёт слух, что где-то неподалёку скрываются альвы, они придут сюда и просто выжгут эти леса… Но что они могут против магии альвов?! На них можно наслать морок, заставить обратить своё оружие друг против друга, пробудить дремлющих призраков, наводящих страх на всякого, кто их увидит, погрузить всю долину в туман, непроглядный для людей.

Тоббо часами заставлял своего ученика зубрить заклинания и учил его чертить в сумеречном воздухе огненные знаки, но всегда: заклинания – отдельно, знаки – отдельно. Магические силы следовало беречь и не применять их без крайней нужды. Но сейчас Тоббо рядом нет, и можно попробовать сотворить какое-нибудь тихое, незаметное чудо. Учитель не раз повторял: чтобы магические силы сделали своё дело, мало без ошибок произнести заклинание, мало начертить нужный огненный знак – надо ещё и верить в них. Силы подчиняются лишь тому, кто в них верит… А как верить в то, чего толком и не видел?

Трелли пристально вгляделся в нагромождение тёмных горбатых крыш, сгрудившихся внизу под холмом, густо поросшим соснами, – ни одного огонька в низких крохотных окнах, ни одного шороха или скрипа. Люди спят, даже не выставив дозорных на ночь, и они едва ли заметят, что на исходе ночи на их селение спустился обжигающий морозный туман. Опустился и рассеялся с первыми лучами солнца… Только заклинание надо произносить шёпотом, а это нелегко – здесь каждый звук имеет значение и смысл, который не всегда бывает понятен даже старому мудрому Тоббо…

Боязнь в чём-то ошибиться несколько охладила его пыл, но Трелли уже не мог отказаться от своей затеи. Конечно, от учителя не скрыть, что он попытался сделать, и наказание за самовольство последует неминуемо, но мысль об этом только подхлестнула его.

Первый звук походил на шелест редкой упругой травы на слабом тёплом ветру, потом трава стала гуще, и ветер накатывался на неё быстрыми и плавно затихающими порывами, на трепетных стеблях начали вызревать лазурные капли искрящейся росы. Затем с его губ сорвался ледяной хруст, и росинки на заиндевевшей траве смерзались, превращаясь в прозрачные кристаллики, которые, сталкиваясь друг с другом, издавали тихий хрустальный перезвон, а потом рассыпались в сухую снежную пыль. В белой непроглядной пелене исчезла смёрзшаяся трава, в которой увяз ветер, и растворились все звуки, уступая место безбрежному молчанию…

Заклинание было закончено – теперь настало время начертить огненный знак, и Трелли почувствовал, как всё тепло его тела постепенно перетекает в левую ладонь, собираясь на кончике указательного пальца. Стало холодно – оленья шкура уже не спасала от мороза, который начал забираться под кожу, и только левая рука пылала жаром, готовым вырваться наружу. Такого раньше не случалось никогда, даже если приходилось чертить самые замысловатые знаки. Раньше Тоббо всегда был рядом, и бояться приходилось только одного – как бы не осрамиться перед учителем, проведя неправильно любую из множества линий. Но теперь ему стало страшно по-настоящему… Казалось, холод вот-вот превратит его самого в ледышку, а пламя охватит ладонь. Когда над крышами людских жилищ вспыхнула первая грань магического знака, она показалась Трелли необычайно, непозволительно яркой, но он уже не мог остановиться и продолжал плести огненное кружево – до тех пор, пока свет не померк в его глазах. Исчезло сплетение пылающих линий, исчезло тягучее пение ветра в оголённых ветвях, не стало холода, леденящего сердце, и в тёмную пустоту, заполнившую всё его существо, вторгался лишь звук чьих-то быстрых шагов, под которыми потрескивал снежный наст…

Он не чувствовал боли, он только знал, что она есть, что он сам превратился в эту боль. И ещё стало безмерно тоскливо оттого, что нет больше того маленького мира, в котором он прожил всю свою маленькую жизнь. Пустота окружала его со всех сторон, и сам он стал пустотой, молчанием, собственной тенью. Трелли, Трелли, последняя надежда последних альвов… Зачем только мудрый Тоббо выбрал его, мальца, который не может справиться даже с собственным нетерпением? И оказалось, что покинуть этот мир – вовсе не значит найти путь домой, на неведомую родину альвов, туда, где серебряные ручьи стекают с малахитовых гор, где растут поющие цветы и два голубых солнца сменяют друг друга в вечнозелёных небесах.