Рукопись Бэрсара - Манова Елизавета Львовна (книги бесплатно без TXT) 📗
— Не боюсь.
И я поселился в домишке старой Синар. Странное это было место, и странная это была жизнь.
Дом жил сам по себе: постанывал, поскрипывал, кряхтел, и хозяйка, высохшая, как тень, тоже была сама по себе. Все сновала и сновала вокруг, что-то чистила, мыла, скоблила; тускл и неподвижен был её взгляд, а губы беззвучно шевелились, словно там, в своём далеке, она вела нескончаемый разговор. Она знала, что я есть, потому что готовила на двоих, но не видела, не слышала, не замечала меня. Это было очень противно сначала. А потом, на вторую или на третью ночь, я проснулся, будто меня позвали, и увидел, что она стоит и глядит. Я испуганно вскинулся на лавке, и она заковыляла прочь. И на следующую, и ещё на следующую ночь. Я пугался сначала, а вдруг понял: она просто слушает моё сонное дыхание, видно этот звук что-то будит в её угасающем мозгу. Наверное, надо быть достаточно одиноким, чтобы понять такое одиночество, и, наверное, я был достаточно одинок, чтобы это чем-то связало нас.
Да, я был тогда достаточно одинок. Не знавший света не боится тьмы. Пол года назад это все позабавило меня, теперь я мучился от пустоты, от того, что я никому не нужен, что все, кто мне дорог, позабыли меня.
Днём ещё можно было терпеть: додумывая кое-какие старые мысли, придумывая из чего сотворить передатчик, но день кончался, и вечер вползал в наш дом. Бесконечные зимние вечера, когда за стенами плачет ветер и мается огонёк лучины, а я один, совсем один, в доме, в городе, во Вселенной. И тогда я, одевшись, выходил на крыльцо и жадно слушал далёкие звуки.
Здесь я мог думать о Суил. Совсем не весёлое занятие, потому что в этих мыслях нет тепла. Даже имя её, как льдинка, оно не тает на губах.
— Суил, — повторял я, и холод медленно стискивал сердце. Я ошибся: смешная влюблённость оказалась любовью. И уже не споря с собой, я знал: эта глупенькая любовь, эта горькая, безответная радость — лучшее, что подарила мне жизнь. И я знал: мне не нужен этот подарок. Жить мечтою — не для меня. Жизнь нужна мне в руках, а не в грёзах, мне нужно тепло, а не холод, холод в сердце и нетающее имя на зажатых морозом губах.
Я не выдержал. Знал, что это постоянная слабость, что слишком быстро я сдался и слишком легко уступил. Все равно. Завтра я иду к Таласару. Прости, Баруф, это выше моих сил. А может, наоборот? Ты этого добивался?
Было тягостно так думать, но не думать так я не мог. Слишком свеж был недавний урок и слишком горек. Запрограммировать меня вовсе не сложно. Создать ситуацию, из которой для меня есть единственный выход, а тогда я пойду до конца — я не сумею свернуть и бросить на середине начатое дело. Я уже не могу свернуть и пойду до конца, но плясать я буду от этого варианта.
— Биил Бэрсар? — жадно вглядываясь в меня, спросил хозяин. — Рад вас видеть!
И я ответил его беспокойным глазам и измученному лицу:
— Все хорошо, биил Таласар. Они в Бассоте.
— Слава господу! С тех самых пор… поверите ли, ни одной ночи не спал! А вы? Или мне не должно об этом спрашивать?
— Почему же? Кому-то надо было остаться.
— Значит, вы в городе?
Я не ответил, и он, спохватившись, быстренько перевёл разговор. С нелепым блаженством я слушал о последних дворцовых интригах, о новых податях, о создании сыскного приказа, об отчаянном походе Угалара и ответном походе Тубара…
— Вы улыбаетесь? — вдруг быстро спросил Таласар. — Находите сие несерьёзным?
— Нахожу, — ответил я честно. — Тубар просто тянет время. Через месяц-другой, когда начнутся весенние штормы, он получит, наконец, свой тарданский корпус и расколотит нас. Вот только один человек, который может справиться с ним…
— Дос Крир? Увы! Он нелюбим владыкой, и армия ему не доверяет.
— Значит, проиграем войну…
Человеческий голос после горьких дней тишины! Я впитывал его, оживал, смаковал разговор, как изысканное блюдо. И Таласар измолчался тоже. Мы болтали, как двое мальчишек, упоённо, взахлёб, перескакивая с темы на тему. О Равате и о политике Тисулара, о драгоценных квайрских камнях и о свойствах металлов, об интригах Кевата и о суровой зиме.
Потом Таласар предложил мне с ним пообедать, но мы болтали и за столом, и старый слуга улыбался, радуясь тому, как оживился хозяин.
А потом вспомнил о деле.
— У меня к вам просьба, биил Таласар.
— Для вас я готов на все!
— Да нет, это не так серьёзно.
— Деньги?
— Пока нет. Какое-нибудь занятие, чтобы скоротать эти дни. Неблагородно, конечно, но не умею сидеть без дела.
— У вас хороший почерк?
— Господи, биил Таласар! Я же иностранец, и в Квайре я меньше года. Почерк ничего, но вряд ли кто-то прочтёт то, что я напишу.
— Клянусь солнцем, вы заставили меня об этом забыть! Какое же занятие вы избрали?
— Пожалуй, оружие. Новое ружьё не сделаю, но починить, сумею любое.
— Вы оружейник, как и… Калат? — В какой-то мере.
Он поглядел на меня, словно бы сомневаясь, кивнул слуге, и тот приволок разукрашенное ружьё. Я усмехнулся, вытащил из кармана свои инструменты (тайком от Баруфа я их всё-таки прихватил) и мигом его разобрал. Лопнула спусковая пружина. Я показал её Таласару.
— Могу сделать другую, но это довольно долго. Если у вас ещё ружья…
Слуга — он даже шею вытянул, глядя на мои руки — куда-то сбегал и приволок останки другого ружья. Полный утиль — но пружина была цела, я добыл её, повозился с подгонкой, но всё-таки вставил на место. Собрал ружьё, зарядил, и, не целясь, выстрелил в угол двери. Слуга с неожиданной прытью кинулся поглядеть, потыкал пальцем в дыру и вернулся с ухмылкой.
— Вот и все, биил Таласар.
Он бережно провёл рукой по стволу, отдал ружьё слуге и отослал его.
— Думаю, мы это устроим. Оружие нынче в цене. Ваши условия?
— Ну, что вы, биил Таласар! Я полагаюсь на вас. Единственное… я хотел бы получать товар ночью. Скажем, у часовни святого Эбра, что за Ирагскими воротами.
— Хорошо. Через три дня?
— Ну и отлично. Вы чем-то озабочены, дорогой хозяин?
— Признаюсь, — ответил он смущённо, — удивляет такое умение в муже столь много знающем. Только не сочтите мои слова обидными…
— Не сочту. Знание не исключает умения, биил Таласар, но я не всегда был ремесленником. Простите, но я вынужден вас покинуть…
— Разве? — отозвался он со свой мимолётной улыбкой. — Рад вам напомнить, что городские ворота уже заперты!
Пришлось ночевать у Таласара, и только утром я вернулся в Ираг. Так старательно путал следы, что и сам запутался среди задворок. Солнце уже подкатывалось к полудню, когда я добрался до старухиного крыльца. Потоптался, сбивая снег, ступил в сени и сказал — для себя, а не для неё:
— Вот и я, матушка.
И вдруг старуха прервала бессмысленное движение и замерла, вглядываясь в полумрак сеней. Смотрела, смотрела; страх, тревога, боязливая радость тенями протекли по её лицу. Медленно, непривычно тяжёлыми шагами Синар подошла ко мне и робко погладила по щеке.
А к вечеру, конечно, явился Ирсал. Присел, обшарил глазами избу, справился, не надо ли мне чего. Ничего мне не надо. Ирсал кивнул, но уходит не спешил. Сидел себе молча, поглядывал на меня, ожидая, что я скажу. А я ничего не скажу — пусть начинает сам. Мне очень удобно молчать, потому что я занят делом. Выстругиваю из чурки модель спускового гнёзда, бессмысленное занятие, но почему бы и нет?
— Где это ты ночью шлялся?
— Я уже взрослый, Ирсал, — ответил я коротко.
Он хмыкнул и сказал — как будто бы без угрозы:
— Смотри, наведёшь…
— Вот и позаботься, раз уж следите.
— Ты б потише, парень, — посоветовал он. — Просили тебя беречь, так ведь и понадёжнее можно местечко сыскать.
— А если я не боюсь? Не стоит меня пугать, Ирсал.
— А то?
— Ну, чего бы я стал грозить? Да, кстати. Дня через три я опять гулять пойду. Присмотри. Заодно и поможете — чего зря мёрзнуть?
