Песочные часы - Романовская Ольга (книги бесплатно без txt, fb2) 📗
– Дней пять оно тебе не понадобится, не трать понапрасну, – поджала губы экономка. – Белье тоже можешь обычное носить.
Значит, пять дней хозяин ко мне не прикоснется. Лучше бы вообще никогда!
Весь день бродила по замку, рассматривая высокие своды, цветные гобелены, и старалась не попадаться на глаза хозяину, управляющему, магу и начальнику гарнизона. Все эти господа обитали преимущественно на втором и третьем этажах, поэтому я начала странствия с недоступного им четвертого, а потом перебралась на первый. Большие комнаты пугали, зато в них так легко было спрятаться.
Увы, времени на созерцательный отдых почти не оставалось. За выходным днем последовала череда будней, наполненная работой. Я смахивала пыль в комнатах, убиралась, меняла белье и полотенца, ухаживала за цветами в зимнем саду. Если требовалось, прислуживала за столом, носила из подвала бутылки с вином, наполняла кувшины пивом, бегала за всякой снедью в кладовую. Приносила все, что просили: от книги на самой верхней полке до забытого хлыста. А еще, когда наступала моя очередь, кормила драконов. Не одна, разумеется, с кем-нибудь из слуг. К вечеру ноги частенько гудели от усталости и бесконечного беганья вверх-вниз по лестницам. Пару раз даже всерьез подумывала, чтобы заснуть на межэтажной площадке.
Особенно тяготила повинность принимать с хозяином ванну. Я наполняла ее водой, вливала несколько колпачков ароматного масла, клала на пол и на специальную полочку по чистому полотенцу, приносила халат и ждала. Когда появлялся норн, раздевалась, иногда раздевала его. После брала мочалку, душистое мыло и начинала мыть виконта. Разумеется, водные процедуры перетекали в попытки продолжения рода Тиадеев. Они начинались в ванной комнате и заканчивались на кровати. Хозяин – темпераментный мужчина, мне доставалось по полной. Если бы с помощью хитрости и манипуляций с рецептами не нашла общий язык с местным аптекарем, за три года, прошедшие с моей покупки, подарила бы хозяину минимум двоих ребятишек.
Сейчас, безусловно, легче. Со многим смирилась, привыкла, а тогда переживала все острее. Каждый день снилась прошлая жизнь: родной город, родители, несостоявшийся жених. Раз за разом возвращался кошмар, в котором в подвал врывались солдаты. С замирающим криком в ушах просыпалась в слезах. Где теперь моя мать, что с ней стало, осталась ли она жива, или араргцы убили ее? Иногда смотрела на лицо хозяина – и видела руины пылающего Тулона. Он ведь тоже Наездник, военный, точно так же убивает людей. В такие минуты я ненавидела виконта, хотела в кровь расцарапать лицо, но разум удерживал от безрассудства. Что я могу против него?
Пару раз спрашивала Сару, можно ли разыскать родных, существуют ли какие-то списки пленных, но она лишь сочувственно вздыхала.
Хотелось сбежать, но я не могла, вот и плакала по ночам в подушку. Сердце щемило от тоски. Иногда казалось: закрою глаза, открою снова, и все обернется сном. Я очнусь в своей кровати, услышу голос мамы, оденусь, побегу в школу.
Вечно заплаканные глаза беспокоили Сару. Она давала мне успокоительное, но оно не помогало. Шмыгая носом, тоскуя по дому, несколько раз испортила десерт и посадила пятно на книгу, после чего библиотекарь строго-настрого запретил появляться с платком в руках. За книгу мне влетело: она оказалась редкой.
Особенно мерзко становилось, когда приезжали гости. Они оценивающе смотрели на меня, интересовались происхождением, а потом небрежно бросали: «У меня тоже торха из кевариек, они хорошие девочки». И заводили разговор о рабынях, обсуждая их, словно лошадей. С таким безразличием упоминали о том, что велели прилюдно высечь хыру за выпитый без разрешения стакан молока, что сменяли одну девушку на другую, рассуждали на тему, стоит ли тратиться на дорогое лечение, придумывали изощренные наказания за малейшие провинности. Один такой разговор вышел мне боком. Сосед хозяина с особой циничностью, смакуя подробности, рассказывал о методах воспитания непокорных рабов. Потом вскользь посетовал, какой они хлипкий народ.
Когда речь зашла о глумлении над пятнадцатилетней девочкой, оказавшейся недостаточно красивой для торхи, не выдержала и с эмоциональным: «Сволочь!» плеснула в лицо норну вином.
– Как ты смеешь, безродная дрянь, потаскуха! – Мужчина подскочил, хотел ударить, но хозяин перехватил руку.
– Она моя, не забывай этого, – прошипел он.
Только тон виконта сулил угрозу и мне.
Увернуться не успела, жалобно взвизгнула, когда хозяин схватил за волосы и пригнул голову к столу. Я больно ударилась виском.
– Ты что себе позволяешь?!
Виконт встряхнул за плечи. Пощечина обожгла кожу. Ногтями вцепилась в его руку, пытаясь высвободиться.
– Так и не поняла, что натворила? – Стало трудно дышать, когда хозяин сжал горло. Тут же присмирела, перестав вырываться. – То-то же! В моей власти убить или оставить в живых.
Хозяин отпустил. Судорожно глотая ртом воздух, сползла на пол. Мучения на этом не закончились. По приказу норна слуги выволокли меня во двор к позорному столбу и подвесили за руки на специальных петлях.
Пот струйками катился по спине. Я слишком хорошо знала, что меня ждет. Степень наказания зависела от провинности: иногда пара ударов розгами, иногда часовое истязание кнутом и плетью. На моей памяти на хозяйском столбе никто не умер, но до полусмерти одного паренька запороли. Он пытался бежать, украв деньги заснувшего прямо в конюшне конюха.
Конвоиры сочувственно поглядывали на меня.
– Ты погромче кричи, пожалобнее. Слезно прощения у господина проси, тогда меньше достанется, – посоветовал один из них.
Появился хозяин в сопровождении гостя. Последний остался наблюдать в стороне, а норн направился ко мне, поигрывая хлыстом.
Если бы сняли одежду, было бы еще больнее, но и этого хватило, чтобы усвоить урок: держи мысли при себе. Повезло, что норн бил не со всей силы и по разным местам.
Когда плеть впервые обожгла кожу, вскрикнула. Потом лишь судорожно вздрагивала всем телом. Слюна приобрела солоноватый привкус: я прокусила губу. Наверное, следовало разрыдаться, но глаза, как назло, оставались сухими.
Отсчитав семь ударов, хозяин решил – достаточно, и велел отвязать. Виконт обернулся к гостю:
– Вы довольны?
– А не ли мало кеварийской шлюхе за посягательство на честь благородного норна? – скривился тот. – Она оскорбила меня!
– Оскорбила и сейчас попросит прощения. На коленях. И поцелует ноги. Ну, Зеленоглазка, я жду, а то добавлю парочку ударов. – Норн притопнул сапогом. – Она еще молода, – оправдывался хозяин перед гостем, – прошлой зимой себе взял, не стоит наказывать слишком сурово.
Морщась от боли, раздиравшей спину и плечи, я под пристальным взглядом норна подошла к обиженной благородной сволочи, опустилась на колени прямо в грязь, и, пробормотав: «Мой норн, прошу простить неразумную тварь», поцеловала его сапоги. Не знаю, как гостя, а хозяина извинения устроили, и он разрешил уйти.
Проклятый норн, которого я облила вином, осклабился и пробормотал, чтобы слышала только я:
– То, что ты получила, подстилка, – только начало! Наемники умеют бить, не оставляя следов. Еще станешь умолять, чтобы тебя просто всем скопом отымели. Коннетабль, шлюшка, не всегда рядом будет.
Одарив его полным ненависти взглядом, промолчала и заковыляла к крыльцу. Кажется, я нажила второго врага. После такого обещания в деревню стало страшно одной ходить, да и не одной тоже. Он прав, можно подрядить наемников и остаться чистым перед законом. Те только рады развлечься.
В холле столкнулась с Сарой, которая без лишних слов влепила мне затрещину и прошипела:
– На кухню, живо!
Кое-как отмывшись от крови и грязи, съежилась у очага. Сердобольная хыра принесла балахон и забрала стирать одежду. Отправить ее в комнату за чистой я не решалась: не хотелось, чтобы женщине влетело из-за меня. Она выглядела лет на десять старше меня, тихая, задумчивая. На первый взгляд над ней никто не издевался: никаких порезов, ушибов, ссадин, только застарелый след от ожога. Хыра хорошо готовила, поэтому ее взяли помощницей кухарки. Шлепая босыми ногами по полу, подоткнув и без того короткий подол, она носила из колодца ведра с водой, заполняя лохань с грязными вещами. Кожа загорелая, на ногах и руках огрубевшая. Волосы косо острижены и собраны в хвостик обрывком бечевки. Хотелось расспросить ее о жизни, но мешало присутствие кухарки, под чьим чутким руководством две другие хыры мыли посуду, до блеска драили котлы, кастрюли и сковородки.
