Незабудка. Книга 1. На границе света - Гир Керстин (чтение книг .txt, .fb2) 📗

Я почувствовала, как – с запозданием – краснеют мои щёки. Мне так никто и не дал высказаться.

– На самом деле я собираю… – начала было я, но мама Квинна опять меня перебила.

– Я побежала на кухню шинковать капусту, – объяснила она, снова переходя на громкий фальцет, и поспешно вышла из комнаты. – Рождество Квинн провёл в реанимации, поэтому теперь надо восполнять пробелы. Сегодня на обед будет краснокочанная капуста с клёцками и апельсиновым соусом. А на десерт – взбитые сливки с корицей. – Она действительно очень спешила, слова «сливки с корицей» донеслись уже откуда-то с лестницы. – Дайте знать, если вам что-то понадобится. Или если увидите мои очки. Куда же я их дела?

Я медленно развернулась лицом к Квинну. Мы оказались с ним в одинаково неловкой ситуации. Он тоже глядел на меня растерянно, будто не знал, что ему сейчас сказать или сделать. Так странно было находиться в его комнате… Даже не знаю, какой я её себе представляла, но точно не такой стильной. Она оказалась совсем не пёстрой, каким был весь дом фон Аренсбургов. Комната была выдержана в сине-бело-серых тонах, всё здесь выглядело новым, как после ремонта. В этой комнате поместилось бы три моих комнатушки, а о такой большой кровати с пружинным блоком, украшенной подушками, я могла только мечтать. На серо-белом покрывале свернулась калачиком и беззаботно спала рыжая кошка. Она и подвеска из папье-маше, которая, наверное, олицетворяла Солнечную систему, были единственными цветными пятнами, выбивающимися из общей гаммы.

Я решила прервать тишину и подняла в воздух дурацкий кошелёк с деньгами:

– Это недоразумение, никакого задания по географии я тебе не принесла. Я просто собираю пожертвования на похороны госпожи Якоб.

– Понимаю. – Квинн скрестил руки на груди. – И если уж ты здесь оказалась, то подумала, не заглянуть ли, посмотреть, как там дела у этого типа с черепно-мозговой травмой. Правда ли, что у него теперь косоглазие?

Неправда, это я уже проверила. И никакого шрама в виде молнии на лбу тоже, конечно же, я не увидела. Но вся голова Квинна была усеяна шрамами, они просвечивали через короткий «ёжик». На шее красовался ещё один вздутый красный шрам.

– Ага, точно, – ответила я. – Кроме того, я хотела проверить, остался ли этот тип таким же самовлюблённым идиотом, как и раньше. И вот – пожалуйста! Он ни капли не изменился. – Мои слова прозвучали совсем не так колко, как я задумывала. Возможно, потому, что в душе я очень обрадовалась, что Квинн остался прежним, пусть на костылях и со шрамами.

– Ну так, приятно было поболтать… – Квинн прищурил глаза и смерил меня холодным взглядом.

– Матильда, – подсказала я, хотя у меня в голове на секунду промелькнула идея просто выдать себя за Луизу.

Он молчал. Наверное, ждал, пока я уберусь из его комнаты, и, возможно, я бы так и поступила, постаравшись незаметно прошмыгнуть мимо госпожи фон Аренсбург. Но мне хотелось достойно закончить эту перепалку. Вот бы сейчас указать на укулеле и небрежно бросить: «Я тоже играю». Однако это показалось мне слишком приторным. К тому же я училась играть на укулеле в христианском детском лагере, поэтому могла без ошибок исполнить только «Jesus in my house» [2], но Квинну бы эта песня вряд ли понравилась.

Мой взгляд упал на экран ноутбука:

– Как бы там ни было, прости, что помешала… – На экране я увидела картинку с двумя женскими головами: длинные волосы, мученические взгляды, короны на головах, а ниже груди у женщин были туловища птиц. – Помешала делать домашку по истории искусств.

Квинн окинул изображение на экране задумчивым взглядом:

– Это «Сирин и Алконост». – Он на минуту запнулся. – Картина Виктора Васнецова. Тысяча восемьсот девяносто шестой год.

Я повнимательнее вгляделась в изображения женщин-птиц.

«И почему ему сейчас вздумалось любоваться этой картиной?»

– Вид у них довольно угрожающий, – произнесла я, чтобы хоть как-то отреагировать.

– Да, – сказал Квинн скорее самому себе, чем мне. – С такими лучше не встречаться в тёмном переулке.

– Такое чудовище мне уже попадалось на глаза. На нашем кладбище, – вспомнила я. – Над входом в один склеп.

– Что, правда? – Квинн вдруг очень заинтересовался моими словами.

– Абсолютно точно. На склепе семьи Кёниг. На нём есть капитель с двумя кошками, у которых одна голова. А над ними сидят огромная птица с головой женщины вместе с ангелом, который выглядит довольно милым, пока не рассмотришь, что у него руки скелета, а букет, который он держит, состоит из маленьких черепов, – выпалила я.

Хорошо хоть, что смогла сдержаться, чтобы не добавить: «Люблю такие вещи!»

Я почувствовала, что начинаю краснеть ещё сильнее.

«Ну что мне с собой делать? Теперь он, наверное, считает меня ещё и заучкой, потому что я знаю, что такое капитель».

Мне очень хотелось продолжить свой рассказ, поделиться тем, что я с радостью поддержала инициативу дяди Томаса, чтобы наше кладбище стало лучше, и подготовила доклад на тему «Различие между гранитом, мрамором и песчаником».

– М-м-м, – в итоге пробормотала я. – Эти старые могилы иногда оказываются настоящими загадками.

Квинн повернул голову к окну и ничего не ответил.

Я подождала несколько секунд, затем ещё несколько. Непонятно, на что я надеялась. Наверное, что земля разверзнется… и я просто исчезну.

Но Квинн, казалось, совершенно забыл о моём существовании. Его взгляд застыл на кладбище, которое виднелось за окном. Наконец я покрепче схватила кошелёк и развернулась к двери.

– Желаю скорейшего выздоровления, – пробормотала я.

– Подожди! – окликнул меня Квинн.

» 5 «

Квинн

Она остановилась и медленно развернулась:

– Это ты мне?

«Кому же ещё, тугодумка? Можно подумать, тут стоит ещё десяток девчонок, и все они болтают без умолку».

Я откашлялся:

– Раз уж ты здесь, может, поможешь мне? – спросил я. К сожалению, всё моё нежелание общаться прекрасно отразилось в голосе.

«М-да, дожили, приходится просить о помощи, да ещё кого – одну из “Наказаний Господних”. Вот это поворот».

Но ничего лучшего мне в голову не пришло.

– Ладно, – сказала она.

«“Ладно?” Как-то она слишком быстро согласилась. И чему она так радуется? Наверное, стоило ещё немного подумать, прежде чем начинать болтать».

Посвящать в мои поиски Лассе, например, оказалось очень глупой идеей, но сейчас я, возможно, находился на волосок от ещё более фатальной ошибки. С другой стороны, кто-то должен катить мою коляску, и чем меньше этот кто-то обо мне знает, тем лучше. Это я понял вчера, после того как Лассе наябедничал моей маме, что я попросил его сфотографировать одну надпись на могиле. Теперь мои родители считают, что я присматриваю пример надписи на собственной могильной плите, и сильно беспокоятся о моём душевном состоянии. Папа притащил мне из издательства аудиокнигу «Отличные причины, чтобы остаться в живых» и повторил как минимум трижды, что очень меня любит. Мама тоже подключилась: даже не спросив меня, перенесла занятие по лечебной физкультуре и вместо этого назначила встречу с противным психотерапевтом.

«Вот уж спасибо, Лассе, удружил!»

Лечебная физкультура была единственным занятием, всегда долгожданным. А всё из-за чудесного физиотерапевта Северина Зеленко, который занимался со мной ещё в больнице. Он требовал от меня слишком многого. Иногда после наших встреч я чувствовал себя как выжатый лимон, но Северин был единственным, кто с самого начала вселил в меня веру в то, что в один прекрасный день я снова смогу заниматься паркуром. Как раз благодаря тому, что он не относился ко мне как к хрустальной вазе, я очень любил наши встречи.

Мне очень хотелось объяснить родителям, почему меня так заинтересовала эта надпись на могильной плите, но это взволновало бы их ещё больше. И испугало. Я сам до сих пор не мог успокоиться, когда вспоминал позапрошлую ночь.