Призраки Сумеречного базара. Книга вторая - Клэр Кассандра (книги онлайн полностью txt) 📗
– Знаешь, я все время приходила на этот мост, когда жила в Париже. После того, как Уилл…
Тут очень спокойно. И очень красиво.
Она хотела сказать, что дело совершенно не в этом. Она приходила сюда не за красотой и покоем, а потому что этот мост напоминал ей мост Блэкфрайерс, принадлежавший только ей и Джему. И стоя здесь, между землей и водой, вцепившись в железные перила, глядя в небо, она вспоминала Джема. Мост говорил ей о том, что в мире еще есть кто-то, кого она любит. И хотя половина ее сердца умерла, вторая все еще жива. Недостижимая, да – но она все еще здесь.
Она хотела сказать ему об этом, но не могла. Это было бы нечестно. Это было бы просьбой отдать то, что тебе не принадлежит… а мир и так уже выпросил у Джема слишком много.
– Ему была бы ненавистна сама мысль о том, что где-то бродит Эрондейл и думает, что Сумеречным охотникам нельзя доверять. Что теперь злодеями стали мы.
Возможно, он бы понял.
А ведь и правда. Уилла самого учили не доверять Сумеречным охотникам. Он лучше многих знал, как сурово Конклав поступает с теми, кто отворачивается от него. Да он бы в ярость пришел, узнав об утраченной ветви семейства, о том, что Конклав казнил мать и дитя за грехи отца! Тесса страшилась за судьбу потерянной наследницы Эрондейлов, но не менее сильно ей хотелось убедить девушку, что хотя бы кому-то из Охотников еще можно доверять. Что не все они жестоки и бесчувственны… что кто-то из них похож на Уилла.
– Иногда я так злюсь на них. На Охотников, что были до нас, на их ошибки. Подумай, сколько жизней было разрушено из-за того, что натворило старшее поколение.
Да, она думала о Тобиасе Эрондейле, а еще об Акселе Мортмейне, чьих родителей убили у него на глазах, и об Алоизии Старквезере, заплатившем за этот грех жизнью внучки. И даже о своем родном брате, которого отказалась признать собственная мать. Который, возможно, сумел бы стать лучшим человеком, если бы его больше любили.
Несправедливо обвинять прошлое в грехах настоящего. Как и оправдывать нынешний выбор, поминая прошлые грехи. Мы с тобой знаем это лучше многих.
Джем тоже видел, как убивали его родителей. Он прожил жизнь, полную боли, но так и не позволил страданиям сбить себя с пути или обратить к мести. А Тесса была зачата как орудие демонов, в прямом смысле слова. Она могла бы смириться с этой судьбой. Могла бы оставить Сумеречный мир, вернуться к обычной жизни, которую знала когда-то, и притвориться, что никогда не видела тьмы. А еще она могла войти в эту тьму.
Но она выбрала другой путь.
Они оба выбрали.
У нас всегда есть выбор. – В кои-то веки голос у нее в голове прозвучал как его собственный, теплый и близкий. – Это не всегда то, чего бы мы хотели, но это все равно выбор. Прошлое случается с нами, а будущее мы выбираем сами. Остается только надеяться, что наша потерянная наследница выберет спасение.
– Да, это лучшее, на что можно надеяться.
Ладонь Джема скользнула по перилам и накрыла ее руку. Холодная. Нечеловеческая. Такой она ее и знала.
Но это все равно был Джем – из плоти и крови, бесспорно живой. А где есть жизнь, там есть и надежда. Возможно, не сейчас, пока еще нет, но когда-нибудь у них еще может быть что-то впереди. И она выбрала веру в это.
Церковь Сен-Жермен-де-Пре была основана в 558 году. Аббатство выстроили на руинах римского храма, а через двести лет разрушили во время норманнской осады. Восстановленная в десятом веке церковь просуществовала, изменяясь, более тысячи лет. В ее крипте покоятся французские короли из династии Меровингов, вырванное из груди сердце польского короля Яна II Казимира и тело (без головы) Рене Декарта.
Обычно по утрам в аббатство стекался нескончаемый ручеек туристов. Бдительные местные служители шныряли вокруг, зажигали свечи и, склонив головы, бормотали молитвы любому, кто готов был слушать. Однако в этот дождливый августовский день объявление на двери гласило, что церковь закрыта для посещений. Внутри заседал Парижский Конклав. Сумеречные охотники со всей Франции в торжественной тишине внимали обвинениям, предъявленным двоим из их числа.
Жюль и Лизетт Монклер стояли потупившись. Роберт Лайтвуд и Стивен Эрондейл свидетельствовали об их преступлениях.
Их дочь Селин Монклер для дачи показаний не вызвали. При допросе колдуньи о беззакониях ее родителей она, разумеется, тоже не присутствовала.
Пьеса ни на шаг не отступала от сценария Валентина. Как и все остальные ее участники, Селин сделала именно то, что была должна, – то есть ничего.
В ее душе шла борьба. Она злилась на Валентина за то, что он заставил ее участвовать в травле родителей. Злилась на себя за то, что молчала, пока решалась их судьба. Еще больше злилась на себя за бессознательное желание проявить милосердие. Родители ведь никогда ее не жалели. Наоборот, они сделали все возможное, чтобы вдолбить ей: милосердие – слабость, жестокость – сила. Теперь она стала закаленной и сильной. Ничего личного, она просто защищает Круг. Если Валентин верит, что этот путь правильный, значит, он единственно возможный.
Она смотрела, как мать и отец корчатся от страха под стальным взглядом Инквизитора, и вспоминала, как они уходили прочь, не обращая внимания на ее крики и плач, закрывали дверь и оставляли ее в темноте. Молчала. Тихо сидела, опустив голову, и ждала. Этому они ее тоже научили.
Все французские Сумеречные охотники знали Селин… или думали, что знают. Милая, послушная провинциальная девочка из Прованса. Они знали, как она предана родителям. Такая добропорядочная дочь… Разумеется, унаследует все их немалое состояние.
Селин с достоинством терпела любопытные взгляды. Жалости она не замечала. Когда был вынесен приговор, она смотрела в пол и потому не видела, как по лицам родителей разлился ужас. Не видела, как их передали Безмолвным Братьям для отправки в Город Костей. Вряд ли они проживут достаточно долго, чтобы встретиться с Мечом Смерти.
Она не заговорила с Робертом и Стивеном – пусть думают, что причина в том, что они обрекли на смерть ее родителей.
Валентин нагнал Селин на ступенях церкви, протянул ей креп с «Нутеллой».
– Из киоска напротив «Les Deux Magots» [12], – сказал он. – Твой любимый, да?
Она пожала плечами, но взяла. Первый укус – горячий шоколад, орех, сладкое тесто – был, как всегда, идеален. Она снова почувствовала себя ребенком.
Хотя иногда трудно поверить, что ты когда-то была молода.
– Мог бы и сказать мне.
– И испортить весь сюрприз?
– Это все-таки мои родители.
– Вот именно.
– Ты их убил.
– Насколько мне известно, они все еще живы, – заметил Валентин. – И могли бы и дальше оставаться живыми, скажи ты только слово. Но я почему-то его не услышал.
– Ты очень рисковал, не рассказав мне всего. Ты был так уверен, я позволю тебе их… убрать?
– Правда? А может, я просто хорошо тебя знаю? Достаточно хорошо, чтобы понимать, как ты поступишь. Я оказываю тебе услугу.
Их взгляды встретились. Она не смогла отвести глаз. И впервые в жизни не хотела.
– Тебе не обязательно признаваться себе в этом, Селин. Просто имей в виду, что я все знаю. Ты не одна.
Он увидел ее. Он понял. Словно мускул, сведенный в судороге всю ее жизнь, вдруг расслабился.
– Однако сделка есть сделка, – продолжал Валентин. – Даже если ты получила больше, чем думала. Стивен твой. Если ты этого действительно хочешь.
– И как ты намерен это провернуть? – Впрочем, теперь она уже понимала, на что способен Валентин. – Ты же… ты же не станешь его мучить?
Валентин бросил на нее разочарованный взгляд.
– Стивен – мой ближайший друг и доверенное лицо. Этот вопрос ставит под сомнение твою верность мне, Селин. Хочешь, чтобы я в ней усомнился?
Она покачала головой.
И снова его лицо озарилось теплой, дружеской… немного масляной улыбкой. Селин не знала, настоящий ли это Валентин прорывается сквозь маску, или, напротив, маска вновь скрыла его черты.
