Сорок апрельских дней (СИ) - Савенков Сергей (книги бесплатно без .TXT) 📗
Но на смену нежной весне приходит жаркое лето, и жестокосердное солнце вырывает меня в реальность…
Стилус проявил последнюю фразу:
«Если проживать каждый новый день с душой, никогда не охватит тоска по ушедшему детству. И хоть это зависит не от тебя, нужно просто стараться. Время убивает лишь тех, кто в него верит».
Кир поставил точку и бережно положил тонкий пластиковый прямоугольник на стопку таких же страниц. Морщинистые руки перевернули теперь уже готовую книгу. Погладили рельефное заглавие: «Сорок апрельских дней». И эпиграф — ответ на хайку-загадку, что придумала Эйприл:
Два мира
Слились в один
Заполнивший пустоту
Каждый день работы над книгой, завершив очередную главу, Кир ощущал, что его самого остаётся всё меньше. Разве бывает иначе?
Понять, что есть нечто большее, можно только увидев, насколько ты мал.
И всё-таки, он оставался всё тем же подростком, изумлённо глядящим на зеркало, на лицо незнакомого старика, покрытое сетью морщин. Разве был он когда-нибудь взрослым? Будто не было всех этих лет…
В тёплом весеннем воздухе разлилось благоухание цветущей степи. К берегу медленно катились лазурные волны. Внизу, под обрывом, шумел прибой.
С трудом передвигая непослушные ноги, иссохший старик брёл по белым бетонным дорожкам. Мимо покосившихся громоотводов и мимо разбитых антенн. Мимо стены, мимо зелёного рогатого зверя и надписи: «ДА».
Он шёл к обрыву.
Вешним ручьём лился смех. Девчонка тринадцати лет, изнемогая от стариковского темпа, носилась вокруг. Выкрикивая смешные стишки, прыгала через ямы, взбиралась на каркасы антенн и корчила рожи.
За ними следовал белый котёнок. Правда, о цвете шерсти можно было догадаться только по гриве вокруг головы, да по кисточке на хвосте — котёнок был острижен до кожи.
Наконец, они подошли к арке, изогнувшей молочно-белую спину возле обрыва. Старик присел на торчащий из земли белый куб, а девчонка полезла наверх по опоре.
— Эйприл, не упади!
Весенние каникулы едва начались, и Кир предвкушал предстоящие две недели с внучкой. Он ещё помнил те времена, когда дети месяцами летали на спецкораблях.
Теперь время другое.
Изредка Кирилла посещала жуткая мысль, что он всегда был один. Что нет у него никакой внучки — просто болезнь вернулась, и опухоль давит на мозг, создавая видения. Казалось, что он никогда и не улетал с Земли, не женился и даже не покидал окрестностей Станции. Что с момента расставания с той, первой Эйприл, в память о которой он назвал внучку, прошло не более суток.
Но очередная выходка безрассудной девчонки быстро доказывала, что это не так. Ведь ему самому, пусть и в больную голову, никогда не пришла бы идея сделать такое с котёнком!
Каждый день, Кир встречал рассвет и провожал закат на обрыве под аркой. Разумеется, он не ждал, что однажды, снова увидит на арке девчонку. Но порой, подслеповато прищурив глаза, сквозь марево раскалённого воздуха, он замечал силуэт на бетонной глыбе и слышал беззвучную музыку электрической флейты.
Эйприл не удалось изменить его в те апрельские дни, с этим справилось лишь одиночество.
Был ли смысл в стараниях девчонки? Болтовня, взгляды, дыхание. Музыка, да стишки… Разве это способно менять человека?
Мог ли он поступить иначе?
Эйприл бы расхохоталась, услышь эти мысли…
Она бы сказала: «Зачем сожалеть? Мир слишком сложен, и не узнать, где найдёшь, а где потеряешь». Не стала бы его упрекать, ведь осуждать попросту некого. Люди любят болтать: «глупый поступок», «смешной и неправильный», но никому не придёт в голову заявить, что ветер подул смешно, глупо или неверно. Он дует, исполняя предначертанные законы природы.
Знала ли Эйприл, что будет такой конец?
Наверняка. Но когда-нибудь, это случится с каждым.
Разумеется, знать — одно, а чувствовать и желать — другое.
Даже Эйприл изредка плакала…
Исписанные листки белыми чайками кружились над океаном.
В который уж раз?
Пятидесятый? Сотый?
Кир давно сбился со счёта… Казалось, стоит лишь написать историю правильно, и улыбающаяся внучатам старушка прошаркает на негнущихся утомлённых ногах мимо антенн, мимо зверя с деревом на голове, мимо надписи «НЕТ». Сядет возле него на шершавый пластик, и, ни слова ни проронив, станет смотреть в океан…
Но он знал: правда в том, что события случаются. Может видеться, что участвуешь ты, но это всего лишь иллюзия. Не выйдет ни поспособствовать жизни, ни помешать.
Правильное, неправильное… Ненужные оценки неизбежного… Эта вечная степь лежит за пределами представлений о правильных и неправильных действиях.
И всё-таки, жизнь дана лишь затем, чтобы вернуть подарок. Отдать её тем, без кого она станет пустышкой. Только забыв о себе, можно стать Маяком для других.
Под аркой, где сидела когда-то веснушчатая девчонка, а сейчас болтала ногами другая, Кир понимал — время может убить только тех, кто в него верит.
В каждом ребёнке уже прорастает зерно смерти, и всё человеческое богатство — это сорок растянутых на годы, солнечных, дождливых и снежных апрельских дней.
Ранящие чувства, желания, съедающие тебя без остатка. И одиночество, лишь изредка прерываемое иллюзией близости.
Но в конечной точке пути остаётся лишь благодарность. За холодный утренний воздух, терпкий запах степи, облака. Ведь ничего другого нам не дано.
Конечно, тьмы нет — есть лишь пустота, фон, пространство для новых звёзд, зажигающихся снова и снова. Когда это знаешь, не будешь бояться.
Да, ты вторичен, конечен — от этого не сбежать. Но несчастным быть вовсе не обязательно. Не ты делаешь выбор, кем быть: альтруистом или исстрадавшимся себялюбцем. Но это не значит, что нужно оставить попытки.
Разве отыщешь счастье, теряя дни в одиночестве? Твоё счастье — счастье других.
Белые листы порхали средь белой пены. Вот первый из них коснулся воды и пропал. Другой, третий, четвёртый…
Кириллу чудилось, что вместе с ними, исчезает и он, ведь эти страницы были часами и днями жизни. В буквах, складывающихся в слова, был отец, на свой лад пытавшийся сделать жизнь сказкой. Был глупый котёнок, способный лишь тыкаться мокрым носом, даривший единственное, что у него имелось — себя самого. Была девчонка, что не могла любить так, как люди любят друг друга — как уютное кресло или удобный диван.
Вода пожирала листы, стирая, что было на них, пока не остался один океан. И Кир, наконец-то, увидел, что старается зря. Эту книгу написать невозможно, её можно только читать. Все книги в мире написаны — давно, ещё в самом начале, а люди — лишь отражения друг друга.
Внутри взорвалась остановившая время мезонная бомба, и отсвет атомной вспышки высветил замерших у зданий-дисков ребят, котёнка у ног девчонки-снежинки, чёрный дождь, засыпанный пеплом лес и навсегда застывшие цифры на дядином чёрном будильнике.
«6:00»
— Волны, словно барашки.
Кир обернулся. На обрыве стояла она.
Любовь — та, что пишется с большой буквы.
Эйприл.
Ветерок шевелил непослушную чёлку. На местах было всё остальное: вздёрнутый нос и веснушки, выбеленные солнцем ресницы, облезлые уши, остриженный кот.
— Как белые стада, — скрипучий старческий голос дрогнул в миг узнавания. — Привет!
Тишина, только шорох прибоя, да пение душистого ветра. В чёрное небо сыплются искры костра и становятся искрами звёзд.
Всё, как было тогда, в ущелье.
Или, как будет.
Мэйби тогда говорила о внутренней пустоте, которую нужно заполнить… Кир теперь знал, делать это совсем ни к чему. Ведь ни секс, ни алкоголь, ни наркотики, ни даже война и убийства тут не помогут. Как ни поможет работа, творчество и любовь.
