Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ) - Кисель Елена (книги бесплатно TXT) 📗
Но я все же помедлил еще немного, глядя ей в глаза.
Прежде чем привычным жестом Черного Лавагета сжать пальцы.
Пламя явилось и вспыхнуло – под потолок. Багряное, убивающее, жадное – огонь Флегетона, огонь из подземных трещин, из жерл вулканов. Драконом пронеслось по дровам, желая обратить живое – в пепел. Охватило тонкую фигурку, прижимающую к себе искусно расписанный сосуд…
И вдруг просветлело изнутри, проросло оранжевым, умиротворяющим теплом, жадность обратилась лаской, багряный сумрак в каждом отсвете сменился прогоняющим холод светом… Непривычным, милым, веселым – как она.
Какой была она.
В руках девушки, состоящей из пламени, больше не было ничего, и сами эти раскинутые руки казались цветком, новым нарциссом, равного которому Гее-Земле никогда не вырастить…
Мне пора, – шептали раскинутые руки. Много работы. Много маленьких смыслов – греть…
Гестия уходит в людские очаги.
– Навещай мой дом… сестра.
– Я обязательно навещу его – когда у тебя будет дом…
Потом я стоял и смотрел на очаг, в котором полыхал и не хотел гаснуть маленький теплый костерок. Очаг был огромный, закопченный, с тлеющими углями, а огонек – крошечный, весело пляшущий в самом центре.
Погаснет, – вдруг понял я. Погорит еще немного надеждой – и погаснет.
Олимп – не дом, а средоточие власти, и в здешние очаги Гестия тоже не придет…
Я зачерпнул пригоршню углей – левой ладонью, которой брал Серп Крона и жребий. Жара не чувствовалось – наверное, огрубела кожа.
Так, приятное тепло – угли не остыли до самого моего мира.
Я вернулся к себе так, как ушел – в несколько шагов, не проходя через веселящийся Олимп. Отвернувшись от медленно затухающего очага, сделал шаг, второй, изломав мир вокруг себя – и остановился на берегу Стикса, неподалеку от золотых Врат в мой мир.
В сжатом кулаке билось трепетное сердце – частичка огня, который теперь запылает в домах у смертных. Оранжевой освобожденной надеждой – непримиримой противницей Ананки-судьбы. Я понимаю, почему Ананка так не любит сестру. Потому что пока есть надежда – люди не верят в судьбу, положенную им.
Люди верят в лучшее.
Оттого-то и старалась ее убить Ананка, породившая тех, кому безразличны все надежды – Прях. Потому-то титан Япет в давние времена и спрятал часть надежды в свой сосуд, надеясь, что Ананка не догадается искать ненавистную сестру среди бедствий в доме титана.
А теперь чтобы истребить Надежду придется погасить огни во всех очагах. Прорастающее в сердце тепло человеческих жилищ. Гестия, сестренка, сама того не зная, ты переиграла Судьбу: надежда будет жить вечно, в смертных, к которым ты ушла, а потому Ананка так сурова сейчас у меня за плечами.
Или она не поэтому…?!
Я все-таки забыл, что сегодня за день и как он начинался. Забыл о своей битве, рванувшись на Олимп, забыл, что полдня я усердно нарывался…
Нарвался.
Звякнуло тонко, почти нежно – из пустоты. Предупреждающе вскрикнула Ананка – не успела…
Запястья обхватили адамантовые звенья цепи. Неведомая сила вырвала двузубец из рук – и он исчез, растворился в сумраке, густо подкрашенном огнем. Две каменные лапищи легли на плечи – сперва на левое, потом на правое. Сжали. Надавили. Сильнее.
Смеются они, что ли. Столько лет Тартар держать, да я их веса просто не чувствую.
Только когда сверху послышалось озадаченное пыхтение, а на макушку шлепнулись капли великанского пота – я согнулся и позволил поставить себя на колени.
Иначе рано или поздно они догадались бы ударить по ногам.
Равнодушно плескал неподалеку Стикс – отсюда даже можно было услышать плеск весел Харона. С озадаченными стонами вокруг начали собираться первые тени: стоило помереть, чтобы увидеть такую картину!
Аид Непреклонный – на коленях, со скованными руками, без оружия, без жезла…
Цербер у врат захлебывался злобным клокотанием – почуял беду для Владыки.
– Его тоже посадили на цепь, – поведали из пустоты со смешком. – Пришлось взять у Гипноса малость макового настоя, а спящего сковать уже просто. Как беспечного – правда же, Кронид?
– Откуда у тебя мой шлем?
Смех затанцевал чуть левее, я повернул голову. На затылок тут же легла ладонь великана, пригнула голову к груди, и смотреть пришлось исподлобья, как рабу. Сзади волной шла ощутимая ненависть – вместе с запахом чеснока и пота, наверняка великаны – из остатков тех, кто сражался в Титаномахии…
Тех, кто помнит Черного Лавагета.
– Да ведь ты же сам им разбрасываешься! Афина, Гермес, этот смертный герой – убийца Горгоны…А мне нельзя? Не сложнее, чем весло у Харона стянуть.
Неудачное сравнение. Харон за свою драгоценность – из Тартара достанет и шею скрутит.
Толчок в плечо вышел злобный, ощутимый. Адамантовые путы резанули запястья, впились накрепко. Невидимка расхаживал взад-вперед, хрустя мелкими камешками из-под сандалий.
– Не хочешь показывать лица, Оркус? Или шлем… по вкусу пришелся?
Бог лживых клятв появился тут же, опираясь на мой жезл и держа в руке хтоний. Бледно-синее лицо было тревожно, но глаза пылали скрытым торжеством.
– Не пришелся. Великоват – болтается на голове. И тяжеловат. А вот жезл твой в руке лежит как влитой – будто под меня и сделан. А тебе – пришлись по вкусу цепи, Щедрый Дарами? Работа Циклопов – не наглядеться! В кузнице Гефеста совсем без дела лежали – представляешь? Крепкие такие с виду. Правда, я их уже испытал…
Надо же, какие предусмотрительные нынче пошли заговорщики. Ведь ему же недостаточно было, что это работа Циклопов. Ему нужно было проверить их на время – сколько они могут держать бога.
Теней вокруг становилось все больше – люди падки на зрелища и после смерти. Не желали плыть в сторону Леты за забвением. Желали – стоять и любоваться на нелепо попавшегося в силки Аида Непреклонного: миг – и куда делось величие. Разве что багряный плащ остался…
– Сизиф принял цепи с охотой. Отдаю ему должное – о Танате он сам подумал. Ему как раз открыли, что Жестокосердный скоро явится за его головой, а смертным так не хочется умирать – верно говорю?
Дружески оглядел собравшуюся толпу теней. Те поддержали – кто вздохами, кто скрежетом призрачных зубов, кто негромким плачем…
– А ты оказал мне еще одну услугу, когда притащил эти цепи в свой дворец, да еще и положил их рядом с хтонием.
Хтоний Оркус обронил, да еще ногой наподдал – мол, хватит, оказал на сегодня услуг. Шлем, который веками не видел такого пренебрежения, глухо дзынькнул о камень, по черной бронзе волной пробежали сначала картины неприличные, потом ужасные. Все – с Оркусом в главной роли.
А двузубцем бог клятв любовался. Трогал пальцами то одно острие, то второе. Заглядывал в глаза выкованным псам, казалось, вот-вот поцелует песьи морды.
– И что теперь? – сказал я. – Поднимешь восстание? Обрадуешь Гекату и ей подобных, дав свободу этому миру?
– Геката – дура, как и ей подобные. Они думают, что у этого мира не может быть владык. Ты доказал, что им можно править. Сделал его царством. А теперь, когда трон твой внезапно опустел…
Проклятые камни отчаянно кололи колени, и резало слух дыхание Ананки.
«Невидимка…»
«Я сам».
– Ты дурак не меньший, чем она, если думаешь, что тебе позволят сесть на мое место.
– А разве нет? – и засмеялся беспечно, блеснули глаза юностью и азартом. Куда и делось подобострастие, вечно дрожащий подбородок… – Сколько из них останутся верными тебе и попробуют поднять восстание – Танат? Гипнос? Ведь по пальцам же можно пересчитать. Я же – свой, я сын Перса, внук Эреба, мой отец когда-то хотел править здесь, меня они примут как избавление от тебя… А тем, кто не пожелает слушать – я знаю, чем ответить.
И любовно поглядел на черные жала двузубца.
Едва ли он рассчитывает только на чудесное оружие ковки Циклопов. Наверняка успел заручиться поддержкой кого-нибудь из Стигийских болот. И великаны – значит, восстание в копях. Кузницы…
