Башня шутов - Сапковский Анджей (полные книги .TXT) 📗

В лавине щебня свалился сверху человек, раскинувший крестом руки и ноги.

«Башня разваливается, – промелькнуло в голове у Рейневана. – Распадется на обломки turns fulgurata, Башня, пораженная молнией. Бедный, смешной шут падает с разваливающейся на осколки Башни шутов, летит вниз, к гибели. Я – тот шут, падаю, лечу в пропасть, на дно. Гибель, хаос и разрушение, виновен в которых я, шут и сумасшедший, я вызвал демона, разверз врата ада. Я чувствую вонь адской серы…»

– Это порох… – угадал его мысль скорчившийся рядом Шарлей. – Кто-то порохом высадил дверь… Рейневан… Кто-то…

– Кто-то нас освобождает! – крикнул, выбираясь из кучи камней, Горн. – Это спасение! Это наши! Осанна!

– Эй, парни! – крикнул кто-то сверху, со стороны выбитой двери, откуда уже врывался дневной свет и свежий морозный воздух. – Выходите! Вы свободны!

– Осанна! – повторил Горн. – Шарлей, Рейнмар! Выходим, скорее! Это наши! Чехи! Мы свободны! Дальше, живо, на лестницу!

Он, не дожидаясь, побежал первым. Шарлей – следом. Рейневан глянул на угасший, все еще парящий occultum, на скорчившихся в соломе дебилов. Поспешил на лестницу, по дороге переступив через труп Фомы Альфы, которому разбивший дверь взрыв принес не свободу, а смерть.

– Осанна, братцы! Привет, Галада! Господи, Раабе! Тибальд Раабе! Это ты?

– Горн? – удивился Тибальд Раабе. – Здесь? Жив?

– Христе, конечно! Так каким же… Так это не ради меня…

– Не ради тебя, – вставил названный Галадой чех с огромной красной Чашей на груди. – Я рад, Горн, видеть тебя целым, и knez. [474] Амброж урадуется. Но мы напали на Франкенштейн по другой причине. Ради них.

– Ради них, – подтвердил, проталкиваясь между вооруженными чехам, гигант в стеганой одежде, делающей его еще крупнее. – Шарлей, Рейнмар. Привет!!!

– Самсон… – Рейневан почувствовал, как радость стискивает ему горло. – Самсон… Друг! Ты не забыл о нас…

– А разве же, – широко улыбнулся Самсон Медок, – можно забыть такую парочку, как ваша?

Глава двадцать девятая,

Лежащий на крышах снег резал глаза ослепительной белизной. Рейневан покачнулся и, если б не плечо Самсона, вполне мог бы свалиться с лестницы. Со стороны госпициума доносились крики и пальба. Болезненно стонал колокол госпитальной церкви, уже били тревогу колокола всех храмов Франкенштейна.

– Скорее! – крикнул Галада. – К воротам! И прячьтесь! Стреляют!

Стреляли. Болт из арбалета свистнул у них над головами, расщепил доску. Пригибаясь, они сбежали во двор. Рейневан споткнулся, влез по колено в грязь, смешанную с кровью. Около ворот и рядом с госпиталем валялись убитые – несколько божегробцев в рясах, несколько прислужников, несколько солдат Инквизиции, оставленных, видимо, Гжегожем Гейнче.

– Быстрей! – подгонял Тибальд Раабе. – К лошадям!

– Сюда, – осадил рядом с ним верховую лошадь чех в латах с факелом в руке, осмоленный и закопченный, как черт. – Живо, живо!

Он размахнулся, бросил факел на крышу сарая. Факел скатился по мокрой соломе, зашипел в грязи. Чех выругался.

Несло дымом и гарью, по-над крышами конюшни взмыло пламя, несколько чехов выводили оттуда храпящих коней. Снова гукнули выстрелы, поднялся крик, грохот, бой шел, как можно было догадаться, у госпитальной церкви, из прорезей колокольни и из окон хоров били арбалеты и гаковницы, целясь во все, что двигалось.

У входа в горящее здание медицинариума лежал, прислонившись к стене, божегробовец. Это был брат Транквилий. Мокрая ряса тлела на нем и испускала пар. Монах обеими руками держался за живот, между пальцев у него обильно лилась кровь. Глаза были открыты, он смотрел прямо вперед, но уже, вероятно, ничего не видел.

– Добить! – указал на него Галада.

– Нет! – Тонкий крик Рейневана удержал гуситов. – Нет! Оставьте его. Он кончается, – добавил он тише, видя грозные и яростные взгляды. – Позвольте ему умереть в мире.

– Тем более, – крикнул закопченный конник, – что время торопит, нечего тратить его на полутруп! Дальше, дальше, на лошадей!

Рейневан, все еще как в полусне, запрыгнул в седло подведенного ему коня. Едущий рядом Шарлей тронул его коленом.

Перед ним были широкие плечи Самсона, с другого бока – Урбана Горна.

– Гляди, – прошипел ему Горн, – за кого заступаешься. Это ведь Сиротки из Градца-Кралове. С ними шутки плохи…

– Это был брат Транквилий…

– Я знаю кто…

Они выскочили за ворота, прямо в дым. Горела и стреляла пламенем госпитальная мельница и сараи вокруг нее. В городе не переставая били колокола, за стенами кишмя кишели люди.

К ним присоединились новые конники, которыми командовал усач в cuir-boulli [476] и кольчужном капюшоне.

– Там, – усач указал на церковь, – двери в притвор уже почти совсем вырублены! А было бы, что взять! Брат Бразда! Еще три пачежа, и конец!

– Еще два пачежа, – названный Браздой закопченный указал на городские стены, – и они поймут наконец, сколько нас тут в действительности. Тогда выйдут, и нам конец. По коням, брат Вельк!

Они рванули галопом, разбрызгивая грязь и тающий снег. Рейневан уже пришел в себя настолько, чтобы посчитать чехов, и у него получилось, что на Франкенштейн напало два десятка. Он не знал, чему больше удивляться – их браваде и наглости или размерам наделанных такой горсткой людей разрушений: кроме построек госпициума и больничной мельницы, огонь пожирал строения красильщиков на берегах Будзувки, горели также сараи у моста и овины почти у самых Клодских ворот.

– До встречи! – Названный Бельком усач в cuir-boulli повернулся, погрозил кулаком горожанам, столпившимся на стенах. – До встречи, папистики! Мы еще вернемся!

Со стен ответили стрельбой и криками. Крики были вполне боевыми и очень храбрыми – горожане тоже успели пересчитать гуситов.

Они мчались во весь опор, не щадя лошадей. Хоть это и выглядело полной глупостью, но оказалось частью плана. Преодолев в сумасшедшем темпе около полутора миль, они добрались до покрытых снегом Совиных гор, до Серебряной горы, где в лесном распадке их поджидали пятеро молодых гуситов и смена лошадей. Для бывших узников Башни шутов нашлась одежда и снаряжение. А также немного времени – в частности, для беседы.

– Самсон! Как ты нас отыскал?

– Это было непросто. – Гигант подтянул подпругу. – После ареста вы испарились, как сон. Я пробовал допытываться, но впустую, со мной никто не хотел разговаривать. Непонятно почему. К счастью, если они не хотели разговаривать со мной, то собственные разговоры не скрывали. Мое присутствие их не смущало. По словам одних получалось, что вас забрали в Свидницу, по другим – во Вроцлав. И тут мне встретился господин Тибальд Раабе, знакомец из Кромолина. Понадобилось некоторое время, чтобы мы смогли договориться. Он принимал меня, ха, за умственно недоразвитого. Придурка, значит.

– Прекратите, господин Самсон, – немного укоризненно проговорил голиард. – Это мы уже обсудили, зачем повторяться? А то, что выглядите вы, прошу прощения, как…

– Все мы знаем, – холодно прервал Шарлей, укорачивающий рядом стременной ремень, – как выглядит Самсон. Так что же было дальше?

– Господин Тибальд Раабе, – глуповатый рот Самсона искривила усмешка, – не вышел за пределы стереотипа. С одной стороны, легкомысленно отказался от беседы, с другой – недооценил мой разум. Недооценил настолько, что разговаривал при мне. С различными людьми и о разном. Я очень скоро сообразил, кто такой Тибальд Раабе. И дал ему понять, что знаю. И сколько знаю.