Наследие (ЛП) - Мессенджер Шеннон (электронная книга .TXT) 📗
— Честно говоря, я не придала бы этому большого значения, — сказала ей Оралье, освобождая запястье.
Но прежде, чем она это сделала, Софи снова почувствовала это.
Три пропущенных удара.
Оралье могла солгать по любому поводу.
Но… Софи не могла заставить себя не думать о том, что Оралье — Эмпат.
Светловолосый Эмпат.
Который всегда поддерживал Черного Лебедя.
И тот факт, что она была членом Совета, определенно объяснял, почему ее личность должна была храниться в секрете.
И чем больше эти мысли крутились в голове Софи, тем более прочными они становились.
Тем более оседлыми.
Окончательными.
Реальными.
Поэтому, прежде чем она успела подумать или передумать, Софи бросилась вперед, схватила Оралье за запястье и выпалила:
— Ты — моя мама… да?
И когда Оралье сказала:
— Нет! — было еще три пропущенных удара.
Глава 43
— Да, — выдохнула Софи, все еще не отпуская запястье Оралье. — Ты… моя биологическая мать.
Оралье встретилась с ней взглядом, и Софи осмотрела лицо Оралье… ее черты… хоть какое-то сходство.
Какое-то окончательное подтверждение.
Но оказалось, что Софи в этом не нуждалась.
Потому что на этот раз Оралье сказала ей:
— Да.
И не было никаких пропущенных ударов сердца.
Просто пульс бился так же громко, быстро и беспорядочно, как у Софи.
И долгое время они просто смотрели друг на друга.
И смотрели.
И смотрели.
Пока Оралье не сказала:
— Софи, я…
И Софи ждала, когда она закончит фразу.
И ждала.
И ждала.
И ждала.
Но все, что она получила в конце, Оралье сказала ей:
— Я… не могу этого сделать.
— Мне все равно! — крикнула Софи, крепче сжимая руку Оралье.
Оралье могла бы тащить ее по полу, если бы захотела… но она не могла убежать от этого разговора.
Только не после…
Софи мысленно перебирала каждую улыбку, которую Оралье дарила ей все эти годы.
Каждое доброе слово, которое она когда-либо говорила.
Раньше они так много значили.
Но теперь их никогда не будет достаточно.
Слишком много было лжи.
Горы лжи… громоздились в голове Софи.
Душа ее.
Давя ее.
— Знаю, ты сердишься, — пробормотала Оралье… и Софи невольно рассмеялась.
— Ты сама это поняла? — спросила она. — Или потому, что ты — Эмпат?
Эмпат. Эмпат. Эмпат.
Ее биологическая мама была Эмпатом.
Ее биологической мамой была Оралье.
ЧЛЕНОМ СОВЕТА Оралье.
И с этим словом пришла еще одна лавина осознаний.
Обвинений.
— Ты позволила Совету угрожать изгнать меня! — огрызнулась Софи. — И ты позволила им навязать мне ограничитель способностей Декса! И ты позволила им изгнать меня! И…
— У меня один голос, Софи, — перебила ее Оралье. — Один. Голос. Из двенадцати. Я сделала все, что могла… но я могла сделать только это.
— Верно, — тихо сказала Софи. — Ты должна была убедиться, что никто никогда не узнает правду, потому что если бы они узнали, то…
Голос покинул ее, когда она осознала всю реальность своего положения.
Никто никогда не мог узнать.
Это было то же самое осознание, которое она испытала, когда думала, что ее отец был Член Совета Бронте… только намного хуже.
Потому что Оралье была любима народом.
Жизненно важна для Черного Лебедя.
Крайне важна для Совета.
Она была единственной, кто мог держать всех честными.
Несмотря на то, что она лгала, лгала и лгала.
И если Софи расскажет кому-нибудь правду… если Оралье вышвырнут из Совета…
Потеря.
Хаос.
Этого не могло произойти.
Даже если это означало…
Оралье вздохнула.
И мягкий звук был хуже пощечины.
— Это, должно быть, так утомительно для тебя, — сказала Софи. — Тебе пришлось встречаться с дочерью лицом к лицу и признавать, как сильно ты портила ее жизнь.
— Портила? — повторила Оралье.
Ее тон был ровным.
Бесстрастным.
И несправедливым.
Она никак не могла успокоиться по этому поводу.
— Я несопоставима! — выкрикнула Софи, нуждаясь в чем-то, что можно было бы бросить или пнуть…
Украшенный драгоценными камнями стол.
Свободной рукой она перевернула его, и все, что на нем было, с грохотом покатилось по полу.
Ее перчатки.
Устройства Декса.
Диадема Оралье.
Она приземлилась у ног Софи, и ей захотелось наступить на него всем своим весом, прыгать вверх и вниз, пока металл не превратится в гнутый клубок, а драгоценности не превратятся в крошечные блестки.
Но потом Оралье сказала ей:
— Продолжай.
И гнев переменился.
— Ты не имеешь права указывать мне, что делать! — сказала Софи, пиная венец через всю комнату, чтобы больше не поддаваться искушению. — Ты не должна притворяться, что тебе не все равно…
— Мне не все равно! — настаивала Оралье.
Софи рассмеялась.
— Ты позволила мне участвовать в эксперименте! Оставила меня с людьми на двенадцать лет! Игнорировала меня так сильно, как только могла, когда Фитц привез меня сюда…
— Я никогда не игнорировала тебя! — поспорила Оралье.
— Неужели? — возразила Софи. — Тогда где ты была, когда Грэйди и Эделайн взбесились и отменили мое удочерение?
Оралье вздрогнула.
— Олден и Делла…
— Олден и Делла вмешались и предложили вырастить твою дочь, — вмешалась Софи. — И ты просто собиралась позволить им это.
— Софи, я не могла…
— Нет, я понимаю, — сказала Софи. — Ты не могла никому рассказать. Так же, как ты не можешь позволить никому узнать об этом сейчас, даже если я застряну, будучи несопоставимой…
— Софи…
— Точно так же, как ты не смогла заступиться за Прентиса! — добавила Софи… и Оралье почему-то побледнела еще больше.
Призрак ее прелестного розового «я».
— Я не знала, что Прентис прячет тебя, — прошептала она. — Когда я узнала… мне еще никогда не было так больно.
— Но ты же знала, что он был частью Черного Лебедя, — возразила Софи. — И я предполагаю, что ты знала, что они были хорошими парнями, так как ты добровольно предложила своего будущего ребенка для проекта Мунларк.
— Ты не думаешь, что в Черном Лебеде может быть предатель? — спросила Оралье. — Тогда все было очень мрачно. Насколько можно было судить, между Черным Лебедем и Невидимками не было четкой границы. Некоторые люди даже не верили, что существуют две группы. И мне дали нулевую информацию…
— Должно быть, тебе что-то сказали, если ты была готова отдать им свою ДНК! — настаивала Софи.
— Да, мне сказали, что я могу помочь им что-то создать…
— Что-то, — перебила Софи.
— Призыв к действию, — уточнила Оралье. — Силу перемен и добра, которая заставит наш мир обратить на себя внимание так, как никто другой никогда не смог бы. Заставить людей видеть вещи такими, какие они есть, а не такими, какими мы их считали.
— И ты подумала: «похоже, это идеальная работа для моего ребенка».
— Нет, — сказала Оралье, поворачиваясь к одному из окон и глядя на звезды. — Я подумала, что это звучало как единственный способ, чтобы у меня когда-либо был ребенок.
Она оставила слова там, ожидая, что Софи с ними сделает.
Но Софи не могла заставить себя думать об этом.
— Итак, теперь я несопоставима… а Прентис должен был провести годы в Изгнании с разбитым разумом… потому что ты хотела иметь ребенка.
Оралье покачала головой.
— Прентис провел годы в Изгнании из-за дюжины различных недоразумений. А ты…
Софи снова подождала, пока Оралье закончит фразу.
И ждала.
И ждала.
И ждала.
Пока она наконец не спросила:
— И это все?
— Я… не знаю, что еще ты хочешь от меня услышать, — призналась Оралье.
Софи хотела сказать ей, как насчет «прости»? Или как насчет «я все исправлю»? Или как насчет «я люблю…»
Но она подавила эти мысли.
Если Оралье не могла додуматься произнести их сама, то они все равно не стоили того, чтобы их слышать.
