Кровь и туман (СИ) - "nastiel" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Я снова гляжу на этих двоих, топчущихся за моей спиной. Мы с Таем переглядываемся. Он коротко кивает в знак согласия, а я внезапно с удивлением замечаю, что мой пульс замедлился, и это так неожиданно, что даже забываю вступить с Таем в немой спор.
Процесс обращения дал заднюю. Образцовый самоконтроль!
Папа бы мной гордился.
***
Рэм в квартире живёт не один. Я понимаю это сразу, стоит только перешагнуть порог. Два разных запаха доминируют среди прочих. Оба мужские, взрослые. Одновременно очень похожие и совершенно различные. Острый и пряный. Перец и гвоздика.
– С отцом живёшь? – предполагаю я.
– Ага.
Рэм снимает обувь, ставит её строго на коврик перед дверью. Нас просит сделать тоже самое.
– А мама? – интересуется Тай, пока справляется со шнурками на кроссовках.
– Они в разводе с самого моего рождения. Сразу разъехались. Я маму только по фотографиям знаю. – Рэм вешает куртку на крючок и снова предстаёт перед нами в рабочей рубашке. К запахам здешним добавляется кофейная вонь. – Вы, может, чаю хотите?
– Некогда, – отрезаю я.
– Понял. Тогда могу предложить поиграть в приставку, пока я собираюсь.
– О! – Тай радостно подпрыгивает на месте. – Это по мне!
Рэм расплывается в удовлетворённой улыбке – хоть кто-то ответил согласием на его доброжелательность.
Приставка располагается в большой комнате с угловым диваном, тонким телевизором, украшенной блестящими шарами искусственной ёлкой и шкафом с зеркальными дверцами. Краем глаза я вылавливаю в последних своё отражение и поправляю волосы, заметив, что на затылке они спутались и торчат во все стороны. Пока Рэм с Таем разбираются с техникой, я, чтобы лишний раз не раздражаться на трату драгоценных минут, выхожу в соседнюю комнату, даже не думая о том, чтобы просить на это разрешение.
Второе помещение оказывается вдвое меньше, но гораздо уютнее. Здесь целый подоконник с цветами в одинаковых коричневых горшках, на стенах висят картины, фотографии и рисунки подводного мира, а на столе под лампой стоит аквариум с живыми рыбами.
Много синего цвета. Не знаю, что за странная одержимость, но он везде: в покрывале на кровати, в обложках сложенных стопкой тетрадях на полке, в висящем на спинке стула свитере, в забытой на прикроватной тумбочке кружке, содержимым которой оказывается апельсиновый сок.
Чтобы убрать яркий запах цитрусов, я накрываю кружку одной из тетрадок. Тогда вдруг на первый план выходит другой. Знакомый. Привычный.
Шерсть.
– У тебя собака была? – спрашиваю я, повышая голос, чтобы в другой комнате меня услышали.
– Да! – тут же отвечают – Как ты узнала?
– Запах…
– Она лет шесть назад померла от старости… – Рэм появляется в дверном проёме. – Какой запах?
А я уже лезу на шкаф, вставая сначала на стул, потом на письменный стол. Оказываясь лицом на уровне с крышкой шкафа, отодвигаю в сторону пыльные коробки из-под утюга и чайника, старые книги и прочий мусор, который люди почему-то не могут выкинуть, хотя, закидывая на самый верх, больше никогда не достают.
– Вот этот.
Со шкафа стаскиваю коробку из-под обуви. Именно она страшно воняет псиной. Протягиваю Рэму. Он принимает её, но смотрит с сомнением.
– Открой, – говорю.
Слушается. Внутрь коробки мы заглядываем вместе. Резиновые мячики, игрушка из каната, тонкий чёрный ошейник и маленькое одеяльце и целлофановый пакет с чем-то внутри.
Гляжу на Рэма. Он тепло улыбается.
– Мы нашли Крекера на улице, когда шли с папой из поликлиники. Он явно был чей-то, потому что на его шее болтался огрызок порванного поводка. Мы решили взять его домой, пока хозяин не найдётся, но даже спустя полгода никто не откликнулся на объявления, и я уговорил папу его оставить.
– Что за дурацкое имя для пса? – фыркаю я. – Крекер.
Рэм пожимает плечами.
– Оно значилось на медальоне у него на шее. Мы не стали переименовывать.
Рэм с коробкой усаживается на край дивана. Открывает её. Я жду увидеть что-то вроде ностальгической меланхолии, но вместо этого он вдруг становится мрачнее тучи.
– А это ещё что такое? – спрашивает в пустоту. Вытаскивает на свет огрызок то ли ткани, то ли бумаги. – Бирка из роддома, но на ней написано не мальчик, а девочка.
Шаг в сторону, несколько – назад, и я окончательно исчезну из поля его зрения за поворотом, ведущим в коридор. Главное, не делать ничего ненужного и не прислушиваться…
Чёрт. Зачем я об этом подумала? Теперь уже никак не перестать концентрировать слух на бешеном стуке его сердца.
Парню совсем немного осталось до приступа. Совсем чуть-чуть.
– И фотографии, – продолжает Рэм, словно я подаю хоть какой-то сигнал заинтересованности в диалоге. – Смотри!
Разворачивает ко мне яркой стороной маленький квадрат. Даже на расстоянии хорошо вижу двух детей на руках у мужчины. Новорождённые, наверное. Ну, или пару недель от роду.
– Это я, – говорит Рэм, указывая на свёрток в голубом одеяле. – А это…
Переводит палец на свёрток в розовом. Молчит. От меня ждёт догадок? Не знаю, что говорить, поэтому качаю головой.
– Это девочка, – сообщает Рэм шёпотом. – Вот эта.
Снова берёт бирку. Теперь она в одной руке, а в другой – фото.
– У меня там всё зависло, – сообщает Тай за моей спиной. – Игра не запускается дальше меню!
Протискивается в комнату, пихая меня в бок, так как я загородила собой дверной проём. Глядит на Рэма долго, затем на меня.
– Что за картина маслом? – спрашивает. – И почему нестерпимо воняет псиной?
– У него собака была лет шесть назад, – говорю я. От шокированного Рэма сейчас всё равно никакой пользы. – И, похоже, сестра, о которой он знать не знал.
– Ого! – удивление Тая нельзя назвать наигранным. – Это как?
Подходит к Рэму, садится рядом. Из нас двоих мой младший брат всегда был более открыт к окружающим, поэтому ему хватает раскованности – (и не хватает ума, чтобы этого не делать) – взять коробку, переложить её себе на колени и начать в ней по-хозяйски копошиться.
– Чувак, тебе бы с предками поговорить, – Тай вытряхивает содержимое чёрного целлофанового пакета в коробку. Фотографии мешаются с собачьим игрушками. – Это, типа, не круто!
– У меня только папа, – заторможено, как под гипнозом, произносит Рэм.
Я вижу, как дрожат держащие бирку и фотографию пальцы. Лицо побелело, даже губы. Парень здоров как бык, но сейчас выглядит так, словно может рухнуть даже от лёгкого дуновения ветерка.
– Это прям как в том фильме! – Восторг в голосе Тая – это не неуважение, а искреннее непонимание того, что в некоторых ситуациях нужно быть более тактичным.
Я тоже этого не понимаю. Такт не заложен в наших генах, но некоторые оборотни приобретают его, когда начинают больше общаться с людьми или сталкиваются с чем-то вроде ответственности, например, становясь альфой.
– Помнишь, Боунс нам показывал? – спрашивает брат у меня, поднимая глаза. Я киваю. – А что, если твоя сестра сейчас какой-нибудь суперзлодей, и тебе теперь придётся вступить с ней в финальную схватку!
– Ерунда, – сразу говорю я. Рот бы ему закрыть, пока чего лишнего ещё не ляпнул и не довёл парня до обморока. – Это и каждое твоё следующее предложение, я уверена. Пошли.
Тай со вздохом отдаёт коробку Рэму. Встаёт с кровати. Я пропускаю его первым покинуть комнату и двинуться на выход из квартиры.
– Стойте! Не уходите.
Скрипит кровать, когда Рэм поднимается с неё в одно резкое движение. Нагоняет нас в коридоре обувающимися. Всё ещё держит в руках коробку, и теперь он весь насквозь пропах шерстью и кофе. Меня начинает подташнивать.
– Тебе нужно побыть одному, – говорю я. – А мы и без тебя справимся.
– Нет! – категоричен. Чуть ли не кричит. – Я не… Только не говорите никому, ладно? Я хочу сам во всём разобраться.
– Да кому мы скажем? – прыскаю я и одновременно с этим слышу Таевское:
– Я – могила! Но что, если нам удастся случайно узнать, кто твоя сестра?
