Досье Дрездена. Книги 1 - 15 - Батчер Джим (библиотека книг TXT) 📗
Я висел над разъярённой Королевой Лета и знал, знал наверняка, что не было ни одной проклятой вещи, которую я мог сделать, чтобы спасти свою жизнь. Я могу делать вещи, конечно, замечательные вещи. Но Титания боялась меня не больше, чем белый медведь полевую мышь. Мое сердцебиение стало чуть твёрже, и это было всё, что я мог сделать, чтобы не намочить мои долбаные штаны.
И вдруг произошло нечто воистину пугающее.
Её глаза наполнились слезами. Они выступили и пролились по её щекам. Титания, казалось, сникла. Она поставила меня на землю и отпустила.
— Я могу сделать все эти вещи. Но ни одна из них, — прошептала она, — не вернёт мне мою дочь. Ни одна из них не заполнит пустоту внутри меня. Потребовалось время, но мудрый совет Старейшины Бебеки помог мне увидеть истину.
Адские колокола. Старейшина Бебека замолвил за меня словечко? Я должен этому парню пиво.
— Я не глупа, чародей. Я знаю, чем она стала. Я знаю, что должно было сделать. — Ещё больше слёз западало на землю, сияющих, как алмазы. — Но она была моей. Я не могу забыть, что ты отнял её у меня. Я не могу простить тебе этого. Я оставлю тебе жизнь, покинь это место.
Мой голос звучал немного неуверенно, когда я заговорил:
— Если Колодец разрушат, ваше королевство рискует потерять столько же, сколько и смертные.
— Моё сердце говорит мне, что я должна ненавидеть тебя, смертный. Что бы ни говорил мой разум, — сказала Титания. — Я не стану помогать тебе.
— Не станете? А ваше сердце случайно не подсказывает вам, что произойдёт, если все эти существа в Колодце вырвутся на свободу? Они бессмертны. Если охранные заклинания падут, огонь сдержит их на какое-то время, но в конце концов они освободятся.
Титания не повернулась ко мне лицом. Её голос звучал устало:
— Моё сердце говорит мне, что у всего есть конец, — она замолчала, обдумывая. — Но я скажу Зимнему Рыцарю, который верит в свободу: ты должен научиться быть очень осторожным. Страх и сила, которые тебе пришлось познать, имеют имя. Тебе следует знать истинные имена этих вещей.
Она повернулась и пошла ко мне. Моё тело советовало мне бежать оттуда к чертям, но я приказал ему заткнуться, мои ноги всё равно очень дрожали. Титания встала на цыпочки и зашептала мне на ухо.
— Немезида, — выдохнула она. — Произноси это имя очень осторожно, иначе оно может услышать тебя.
Я моргнул:
— Что… Что это?
Она повернулась и пошла прочь от меня.
— Прощай же, чародей. Ты говоришь, что люди должны быть свободны. Это верно. Я не стану сковывать тебя своими знаниями. Сделай свой собственный выбор. Выбери, каким должен быть мир. Мне всё равно. Для меня в нём осталось слишком мало света. Благодаря тебе.
Относительно небольшая стая птиц, всего несколько сотен, взмыли в воздух между мной и Титанией. Когда они улетели, её уже нигде не было.
А я стоял там, давая своему пульсу замедлиться, вместе с вращающимися облаками. Я чувствовал себя препаршиво. Когда я убивал Аврору, у меня едва ли был другой выбор… но это не отменяет того, что я при этом навсегда лишил мать её маленькой девочки. Я чувствовал себя, словно человек в лодке с одним веслом. Как бы сильно я не грёб, я всё равно не мог никуда добраться.
Но, по крайней мере, теперь у меня было имя, в добавление к силе, о которой мне рассказали Леди.
Немезида.
И она была начеку.
Дождь, который уже было стих, внезапно начался снова, хлынул сплошным потоком. У меня закралось мрачное подозрение, что Титания решила удостовериться, что я промокну до нитки. Она не убила меня, по крайней мере, пока. Но мне было чертовски ясно, что я ей не нравлюсь.
Ночь стремительно приближалась, и когда она настанет, на свободу собирается вырваться настоящий кошмар. И это ещё был не самый худший сценарий.
Я вжал голову в плечи в попытке хоть как-то защититься от дождя и двинулся к выходу из Магического Хеджа.
Глава 31
Я поймал такси и отправился к своему следующему пункту назначения: Кладбищу Грэйсленд.
Там было в некотором роде оживлённо, всё же это Хэллоуин и всё такое. Грэйсленд является одним из самых больших национальных кладбищ, как бы Атлантик-Сити среди погостов. Оно переполнено памятниками мужчинам и женщинам, у которых, видимо, было слишком много денег, чтобы швыряться ими, пока они были ещё живы. Повсюду были статуи и мавзолеи, сделанные из гранита и богато украшенного мрамора, некоторые из них выполнены в стиле Древней Греции, на другие, очевидно, большее влияние оказал Древний Египет. Некоторые из них выглядят как храмы практически натуральной величины. Современные стили различных памятников варьируются от невероятной красоты до абсолютно возмутительной экстравагантности. Художники и магнаты, архитекторы и изобретатели все вместе безмолвно лежат здесь сейчас.
Прогуляйтесь по Грэйсленд и вы можете обнаружить, что потерялись в лабиринте воспоминаний, множестве имён, которые более никто из живущих не сможет связать с конкретными лицами. Я спросил себя, минуя некоторые из старейших памятников, есть ли хоть кто-нибудь, навещающий их сейчас. Если вы умерли в 1876 году, это означает, что сейчас где-то живут ваши пра-пра-или даже пра-пра-пра-внуки. Посещают ли люди могилы тех, кто ушёл так давно?
Нет. Не по личным мотивам. Но это нормально. Могилы не для мёртвых. Они для близких, которых мертвецы оставили после себя. Однажды эти близкие тоже уйдут, и как только все живущие, кто имел отношение к обитателю той или иной могилы, закончат свой земной путь, предназначение могил является выполненным и завершённым.
Полагаю, если вы посмотрите на это таким образом, вполне можно и украсить свои могилу огромной статуей или гигантским храмом. По крайней мере, это даст людям повод для разговора. Хотя, следуя этой логике, на моей собственной могиле должны были построить американские горки, или, может быть, аттракцион-центрифугу, когда я умер. Тогда, даже после переезда моих близких, люди могли продолжать веселиться в течение многих лет.
Конечно, мне потребовался бы участок чуть больше.
Моя могила была ещё открыта, шестифутовая яма в земле. Старый враг купил её для меня, в качестве прелюдии к моему убийству. Правда всё сложилось не так, как она ожидала. Но, несомненно, какой бы механизм она ни использовала для бронирования могилы и сохранения её незакрытой (что незаконно), было очевидно — он всё ещё действует, потому что, добравшись туда, я нашел её такой же зияющей и угрожающей, как это было всегда. Холод прокатился по моему позвоночнику, когда я прочитал своё надгробие.
Это была прелестная вещица, белый мрамор с золотой инкрустацией букв и золотой пентаграммой:
— Ну да, однажды, — пробормотал я. — Но, вероятно, мне придётся сделать это дважды, чтобы засчитали по двум попыткам из трёх.
Я огляделся по сторонам. Приметил несколько групп, у которых должно быть, был экскурсионный тур в честь Хеллоуина, и стайку ребят, облачённых в дорогую чёрную одежду и мрачную косметику, пытающихся выглядеть умудрёнными жизнью. Несколько пожилых людей с живыми цветами в руках были единственными, кто пришёл на кладбище по делу.
Я глубокомысленно навис над своей могилой, ожидая момента, когда никто не будет смотреть в мою сторону. А затем спрыгнул вниз. Мои ноги с плеском погрузились в шестидюймовую толщу грязи, прикрытую дюймовым слоем воды — коварство прошедшего дождика.
Я немного присел, чтобы исключить возможность моего обнаружения, и открыл сумку.
Мои руки так тряслись, что открыть сумку с первого раза не получилось. Тряслись не от холода. Тряслись даже не из-за того, что я стоял на дне собственной могилы — чёрт, когда я был призраком, она была для меня самым уютным местом в мире, и это ощущение сохранилось до сих пор. Но я всё ещё не хочу умирать, не поймите меня превратно.