Знающий не говорит. Тетралогия - Астахова Людмила Викторовна (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
«Успокойся, успокойся, спокойнее…»
– Не-э-э-э-эт!!!
Джасс закричала, срывая голос на визг, задергалась в своей ловушке, ничего уже не соображая, в кровь разбивая руки и затылок, как животное, попавшее в капкан, бездумно рвется на волю до тех пор, пока не выбьется из сил. Сознание рассыпалось на тысячу корчащихся кусочков, на тысячу диких рычащих волчиц, на тысячу бешеных кобылиц, пока благословенное забытье не столкнуло ее в бездонный и черный колодец обморока.
Возвращение получилось мучительным и долгим. Кровь и пот смешались с пылью, покрыли толстой коркой лицо, вся кожа нестерпимо чесалась, а побои Узкоглазого пульсировали резкой болью. Джасс обмякла всем телом, истратив последние силы в припадке безумия. На смену панике пришла тупая усталость, похожая на тяжкое похмелье. Сбылся один из тех кошмаров, которые заставляли Джасс просыпаться в холодном поту. Быть похороненной заживо – не самый приятный способ расстаться с жизнью. Сколько человек может прожить без воды? Семь дней.
«Это будет довольно мучительно», – почти равнодушно думала Джасс. Теперь она прекрасно понимала волка, перегрызающего себе лапу, застрявшую в капкане. Перегрызть самой себе горло сейчас было бы лучшим выходом. А скоро крысы учуют запах крови. Но об этом лучше вообще не думать. Темнота вокруг сгустилась до плотности воды, и теперь Джасс не в силах была даже пальцем шевельнуть, постепенно скатываясь в полубред. Но и забыться не получалось никакими силами. Затекшая спина и здоровенный кровоподтек на боку, там, где Узкоглазый приложился прутом, все время ныли, выдергивая хатами из спасительной дремы.
Сколько времени прошло? Может быть, день, а может, два. Когда Бьен-Бъяр бросил ее, связанную, в степи, там по крайней мере были ветер, и ночь, и возможность перевернуться. Тогда жива была хоть небольшая, но надежда, что пропавший караван станут искать хисарцы, а ее саму найдут и освободят. Правда, спасение очень скоро обернулось темницей, но в яме нашелся Яримраэн. А тут? Тишина, запах крови, боль и отчаяние. И ни капельки надежды. Умирать столь отвратительным способом не хотелось. Сколько возможностей погибнуть быстро и безболезненно от меча ли, стрелы или ножа предоставлял злой бог судьбы, сколько раз Джасс презрительно пренебрегла его подарками, и не пересчитать. Как глупо сдохнуть, словно чумная крыса в узкой норе. Как глупо…
«Может быть, Узкоглазый отбил ей что-нибудь и теперь она умирает от внутреннего кровотечения?» – подала голос жалкая последняя надежда. Слишком уж стремительно разрасталась боль под ребрами и в боку. А если так, то Джасс остались от силы сутки.
«Прекрасно, замечательно. Спасибо тебе, злой бог. Только ты не обмани, пожалуйста!»
Даже пить расхотелось на радостях.
Собственно говоря, пугает мучительная и долгая смерть, а не смерть сама по себе. Не может же быть, чтобы столько веков жрецы всех богов, адепты всех культов, религий и верований, да и сами боги нагло врали насчет бессмертия души. Неважно, что ждет за Гранью: новое ли рождение, новый ли мир, слияние с Творцом или что-то не представимое человеческому разуму. Главное, что оно есть. Сколько Джасс помнила себя, она всегда цепко держалась за жизнь, не сдаваясь и не ломаясь, и никогда не принимала добровольного ухода. В Ятсоунском храме учили, что нет большего греха, чем швырять в лицо Создателю его дар, прыгая из высокого окошка, вдевая голову в петлю или вскрывая вены. И что бы ни произошло: болезнь ли, насилие ли, потери, – оно лишь испытание, которое нужно преодолеть любой ценой. Хэйбор презирал самоубийц, прежде всего считая их трусами. Джасс ему верила, но, видя, как убивается мать над тельцем мертвого ребенка, как лихорадочно блестят глаза обесчещенной девушки, как голосят вдовы, она ставила себя на их место и никогда не могла понять, а что она сама сделала бы на их месте. Смогла бы броситься со скалы, побывав под десятком оголодавших наемников, или продолжала бы жить, залечив раны тела? Смогла бы шагнуть в погребальный огонь к любимому мужу? Смогла бы пережить смерть единственного ребенка? Или вот теперь, намертво застряв среди камней, смогла бы вонзить нож в собственное горло, если бы, предположим, он у нее был? Мысли если не успокаивали, то уводили вдаль от боли в избитом теле и навязчивого зуда. Еще немного, и она ничего не будет чувствовать. Это хорошо! Жаль только, что все закончилось так быстро. В детстве Джасс думала, что в час своей смерти, если та не вонзится в нее вместе с отточенным железом и не унесет единым мигом, она станет горько плакать, и даже иногда представляла себе этот момент. Выходило очень трогательно, хотя череда горюющих внуков воображению давалась с трудом.
Голоса из темноты сначала шептались где-то рядом, а потом, видимо окончательно осмелев, приблизились вплотную.
«Тебе холодно?» – скрипнул песок на зубах.
«Тебе больно?» – пискнуло мышью.
– Уходите…
«Ей холодно», – шуршит пыль.
«Ей больно», – отозвалось где-то в занемевшей руке.
«Может быть, она хочет пойти с нами?»
– Не хочу!
«Ты хочешь?»
«Нет!!!»
– Нет… – лопнули губы, покрытые коркой.
«Она не хочет?!» – В голоске столько неподдельного изумления.
«Бедная маленькая крыска…»
Чьи-то мокрые губы коснулись щеки, скользнули по шее и проложили теплую дорожку в ложбинку между расплющенных грудей. Нет, не губы. Кровь, густая и горячая. Видимо, от резкого движения открылась рана на затылке. Голоса возвращались, спрашивали, потом исчезали и снова подкрадывались. Они то насмешничали, то пытались выведать какие-то позабытые и никому не нужные тайны. Порой Джасс узнавала в них голоса своих подружек по Ятсоунскому храму, а иногда они принадлежали другим хатамиткам. Сначала Джасс прислушивалась к ним, а потом попросту устала. Ее бил озноб, и смертельно хотелось пить, а когда измученная женщина проваливалась в забытье, то ей снилась вода – озеро Чхогори, плавное течение Теарат, капельки дождя, повисшие на листьях, круглые аймолайские чашки из толстого фаянса, полные ледяной воды. В пещерных источниках возле Хатами вода бывает такая холодная, что зубы сводит болью…
– Джасс! Джасс!!!
Настойчивый полузнакомый голос ввинчивался в уши, а руки ощущали прикосновения.
Кто?..
– Джасс, это я, Ириен! Джасс, держись!
Она попыталась приподнять голову, но, ничего толком так и не рассмотрев, уронила ее в пыль.
«Ириен? Кто такой этот Ириен?» Сил обрадоваться не нашлось.
– Джасс, ты можешь пошевелиться?
Нет, она не может даже веко приподнять. Доволен?
Но мучитель не сдавался. Когда он крепко сжал липкие от крови, скользкие руки и резко дернул, попытавшись вытащить бессильное тело, Джасс только тихонько застонала. Больно же!
– Потерпи немножко. Я тебя вытащу.
Ка-а-акой ты умный! Додумался наконец-то!
– Расслабься, хорошо? Просто лежи, и все. Договорились?
«А я что, по-твоему, делаю? Какие вы все-таки занудливые существа, эльфы… Эльфы?! Ириен!!!»
– Ириен!!! – хрипло взвизгнула Джасс.
– Тихо. Я сказал тебе расслабиться!
– Ириен!!!
– Заткнись! Заткнись и не двигайся!
Джасс услышала, как он громко выкрикнул несколько слов, и затем ее будто пинком выбросило из щели. В суставах, в плечах, локтях и запястьях взорвалась ослепительная боль. О боги, ей оторвало руки!..
Она пришла в себя и не сразу поверила ощущению свободы. Осторожно подвигала ногой, подняла руку к лицу, удостоверяясь, что и руки на месте, и лицо в порядке, за исключением только того, что оно мокрое и чистое. Под спиной нащупалась куртка.
– Ириен!
– Я здесь, не кричи.
Узкая теплая ладонь накрыла ее пальцы. Кромешная тьма не давала разглядеть эльфа, но он явно сидел рядом.
– Пей, – приказал он, поднеся к губам горлышко фляжки.
Ой!
И она пила, захлебываясь, кашляя и снова припадая к фляге, пока в наполненном желудке не забулькало.
