Приносящая надежду (СИ) - Воронина Тамара (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗

– Наивно.

Лена вдруг вспомнила удавку на худой шее, синеющее лицо, закатывающиеся глаза, и ее снова начала бить дрожь. Гарвин завернул ее в плащ, да еще придвинул стул и обнял.

– Что-то, чего я не знаю? – спросил он. Лена помотала головой. Не могла она об этом говорить. Может, ему Маркус рассказывал. Или расскажет. Только не она. Гарвин склонил голову набок и задумчиво уставился на шута, и тот, не особенно умевший смущаться, под его взглядов почувствовал себя не особенно уютно.

– Когда Лена увела меня от креста… – виновато начал он. – В общем, она не знала ничего ни обо мне, ни о казни шута, ни о том, что может случиться…

– Не подумала о последствиях? – безжалостно уточнил Гарвин. Гару заворчал. Нет, он определенно понимает вовсе не только «пряник», «косточка» и «играть». А что рычать, если Гарвин прав? Если она полезла со своим уставом в этом монастырь? А вот будь на месте шута Милит, его взгляд тоже поправлял бы ей волосы или гладил щеку? Стала бы она уводить Милита? Или Маркуса? Особенно если бы ей разъяснили, что речь вовсе не идет о жизни и смерти?

– Ага, – совершенно безмятежно отозвался Маркус. – Она вообще о последствиях не думает. Не сильна в стратегии. То за одним эльфом ломанется, то за другим втихушку пойдет, то третьего в Кольцо магов потащит… Где ей о будущем-то думать, когда у нее в настоящем хлопот хватает?

– Полагаешь, я ее осуждаю? – вздернул бровь Гарвин и сделался ужасно неприятен. Гару глухо гавкнул. – И тем не менее она не думает о последствиях. Увидела – пожалела. А ты ей говорил, что его вообще-то не убьют?

– Он мне говорил. – Голос совсем сел, и она прокашлялась, как перед речью. – Говорил. Маркус, не фырчи, он прав. Я всегда такая… сиюминутная. Наверное, я просто понадеялась на то, что Маркус сможет увести его из города… Нет. Не знаю. Ни на что я не понадеялась. Но поняла, что этот шут не попросит о милости. Сдохнет там от потери крови или еще от чего, но не попросит. А так никогда не было, и никто бы не знал, что делать. Шута приговаривают не к смерти, а к позору, и никогда еще ни один не предпочел смерть. И что-то случается впервые. Но то, что король разъярится и просто прикажет его удавить…

– Удави-и-ить? – протянул Гарвин. – Недорого стоит королевская дружба… И что, прямо у тебя на глазах? На глазах Светлой?

– Светлые не вмешиваются!

– Ага. Только ни один дурак не станет устраивать казни, пока она может эту казнь увидеть. Хотел бы удавить шута – удавил бы, когда ты ушла уже. А так бы погневался показательно, в темницу бы его запер… в морду дал. Ты б поверила. Маркус – не знаю, но он бы постарался тебя увести подальше. Так что беру свои слова назад: не ты дура, а король неумен. Не стратег, так скажем. Светлые не вмешиваются, позволяют вешать или четвертовать, но ты уже однажды вмешалась. Не надо быть стратегом или тактиком, чтобы догадаться, что ты вмешаешься и второй раз. Да и вообще… не война, чтоб убивать на глазах женщины. Да еще так.

– Родаг не мог…

– Мог, и ты это прекрасно знаешь, – перебил шута эльф. – Просто он тебе нравится, ты к нему привязан и ищешь ему оправдания. И находишь. Только король, обладая такой властью, уж точно без труда нашел бы способ усмирить свой гнев и обойти свои законы. Ему бы Верховный охранитель помог, например. Весьма изобретателен был. Ты лучше вот что скажи. Ты бы не попросил действительно? Или она тебя переоценила?

Шут покачал головой.

– Я не знаю, Гарвин. Правда. Есть предел любой выносливости.

– А, то есть ты думаешь, что просто сломался бы от боли? А ты уверен, что твоя гордость не сильнее?

– Не знаю. Когда она пошла… через эту толпу, когда я понял, зачем она идет… я ее услышал впервые. Я решил сразу: попрошу.

– И чего ж?

– Я не велела. Гарвин, не спрашивай, почему. Не знаю. Поняла, что ему нельзя. Что никакая боль его не сломает, а унижение сломает. Он перестанет быть собой. Он не сумеет больше смотреть так, словно не толпа собралась на него потаращиться, а он пришел поглазеть на толпу. Милит смотрел не так.

– А как? – оживился Милит. – Правда, а как?

– Да как будто этой толпы там и не было. Так… муравейник большой. Или будто ты камень большой откатил, а там семейство мокриц или слизней.

Милит удовлетворенно кивнул.

– А я? – улыбнулся Гарвин.

– А ты словно рад был. Словно тебе одолжение сделали.

Гарвин вдруг поцеловал ее, и даже не в щеку. Шут заворчал не хуже Гару, а Маркус прыснул.

– А в общем, ты права. Он бы не попросил. Он бы сдох там, но не попросил. Потому что глупый мальчишка был. Самый настоящий мальчишка. С норовом, гордостью, стремлением что-то кому-то доказать, наивностью.

– Наивностью? – уточнил шут.

– А то, – ухмыльнулся Маркус. – Тебе, чтоб действительно повзрослеть, понадобилось пробыть год без нее. А то того – ну мальчишка. Хотя тридцать лет, знаешь, это уже нормальный возраст… У меня уж двое детей к тому времени было, я уж даже бросить их успел и уйти на Пути. Тоже, конечно, дурак был, да вот не мог не уйти. Как ты понял, что должен быть шутом, так я понял, что Пути – это моя жизнь.

– А ты там все эти глупости делал разве не потому, что понял, что не должен быть шутом? – спросил прямодушный Милит. Шут улыбнулся.

– Не знаю. Я потерял себя, но не понимал, когда, где…

– Собственностью быть не хотел, – еще крепче обнимая Лену, сказал Гарвин. – Ты не хотел быть собственностью короны. Короля. Королевы. Вообще ничьей. Я уж не стану утверждать, что в тебе заговорила эльфийская кровь, но ни один эльф не станет рабом. И ни один эльф не будет иметь раба. Потому ведь мы никогда не берем пленных. Незачем.

– Причем тут кровь? – поморщился шут. – Я не любил эльфов, считал себя человеком, вырос среди людей, воспитан только людьми. Собственно, я тогда разговаривал-то с очень немногими эльфами, не знал их. Вас.

– А сейчас любишь?

– И сейчас не особенно. Но гораздо больше, чем раньше.

– А почему ты так легко принял мою сторону, когда я просила Родага за эльфов?

Шут удивился:

– А какая связь? Ты же хотела их спасти. Помочь им избежать гибели. Любил я их, не любил, но уж истребления точно никогда не желал.

– Аиллена, он сейчас не любит эльфов, – шепнул Гарвин. – С упором на сейчас. Сию минуту. Особенно он не любит эльфа по имени Гарвин.

– Именно! – подтвердил шут. – Нечего обнимать…

– Ну договори, – предложил Гарвин. – Нечего обнимать мою женщину.

– Не могу. Потому что… потому что… У нас иначе.

– Тогда скажи: мою Лену, – посоветовал Милит, – и все будет правильно.

Почему иначе? То есть иначе… и все равно. Пусть иначе, но он – мой. И пусть попробует поспорить, и пусть попробует какая-нибудь предприимчивая бабенка ему глазки построить – выцарапаю. А если он решит построить глазки? Кому выцарапывать, кроме как себе – от горя…

Даже думать об этом было холодно. Жизнь без шута? Невозможно. Немыслимо. Так не бывает. То есть жизни не бывает. И даже просто существования. Потому что и существовать невозможно, не дыша. А чем, спрашивается, она дышит эти годы – не воздухом же в самом деле. Сказать, что неистовая страсть? Ну, не без того, то есть не без страсти и, пожалуй, не без неистовости, океан – это вам не пруд со стоячей водой, только это не главное. Главное – вот он. Смотрит своими глазищами в крапинку, чуточку улыбается. Видеть его. Говорит своеобразным, словно сорванным или подсаженным голосом. Слушать его. Осторожно передвигается. Помогать ему. Ну чего вцепился!

– Сиди и грейся, – почти беззвучно сказал Гарвин, – ему пора начинать разминаться. Поверь целителю.

– Я в полном порядке, Лена.

Ну да, он и без звука все слышит лучше любого эльфа.

– Да все с ним хорошо, – засмеялся Маркус, – пора уж. Я завтра, наверное, уже меч возьму, вдруг все-таки этот сумасшедший придет с мечом, но без магии.

– Он не настолько сумасшедший, – хихикнул Милит. Хороший, славный, веселый, искренний и очень человеческий для эльфа. Только все равно не люблю. И не любила. Ужасно это, и врет он, что так лучше, что счастлив совершенно, видя, что счастлива она. Или извращенец. Мазохист. – Драться с Мастером?