Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Можно и узнать по такому случаю, – сурово заметила девочка. – Но если уж совсем незнакомый… Слушайте и запоминайте.
Пока до города добрались, пока прошествовали по кривым вонючим улочкам до центра, где, подобно бриллианту на блюде с навозом, красовался дворец градоначальника, наступила ночь. Правитель Якаямы, достопочтенный Дайсуке Посуду, встретил высокопоставленных визитеров шагах в пятидесяти за воротами своего ослепительного белого замка в сопровождении толпы придворных и слуг с фонарями и распростерся в приветствии. Вслед за ним на предварительно расстеленные на мостовой циновки обрушилась вся остальная делегация вместе с освещением, и стало предательски видно, что мостовая кончалась от ворот ровно в пятидесяти шагах, положенных по протоколу. Что начиналось дальше, рафинированным любителям гармонии при даже неверной ночной иллюминации видеть не рекомендовалось.
Шино холодно кивнул правителю и компании, не слезая с коня, и проехал дальше. Император же, то ли по причине более душевного расположения, то ли в пику тайсёгуну, улыбнулся и сказал что-то, отчего встречающие закивали, жизнерадостно стукаясь лбами о циновки, траву, мостовую или гэта впередилежащего. Когда правители страны миновали правителей города и голова процессии втянулась в ворота, якаямцы поднялись и потрусили вслед, косясь на кортеж и оценивая не только текущий баланс придворных сил, но и узоры на кимоно и цвет вуалей. Но одна деталь наряда императорских придворных завлекла их внимание с первого взгляда и не отпускала еще долго.
Насколько долго – Ивановичам предстояло узнать уже утром, потому что первое, что они увидели, выйдя из отведенных им покоев – несколько самураев с дамами, на груди которых красовались амулеты с их именами. Хотя для княжичей почти все вамаясьцы всё еще выглядели на одно лицо, эти конкретные лица им показались незнакомыми совсем. Удивляясь, Лёлька подошла поближе – и глаза ее достигли абсолютного стандарта вамаясьской окулистической красоты. Вместо имен на листочках, украшенных шишками, орешками, веточками и прочими шнурками было выведено "Плдывиор Жвафямро" и "Чывжирг Ытовьме". Что было написано на остальных аристократах, княжичи не смогли выговорить даже мысленно.
– Ч-что это? – ошарашенно пробормотал за ее спиной Ярик. Самурай в сером в голубую полоску кимоно принял вопрос на свой счет.
– Новая мода, привезенная тэнно из столицы, – чуть снисходительно пояснил он, поигрывая орехом в пучке перьев на синем шнурке. – Амулет на удачу, неистовой силы, говорят, какие носят императоры и даймё в самом Руко…
И тут расовая принадлежность встреченных детей и название страны – удачного источника неистовых амулетов состыковались в его мозгу, и глаза расширились до опасных пределов.
– Подделка, говорите? – со скорбной задумчивостью пробормотала Лёлька в повисшей испуганной тишине. И тут же из-за ее спины донесся знакомый голос Сада Мазо:
– Год теперь не видать удачи вам! – предрек он апокалипсическим голосом. – Пруха, дух амулетов, очень обижается на такое неуважение!
– Д-да ну, – неуверенно попытался возразить вельможа.
– Ну да! – присоединился к Мазо другой столичный гость, надпись на котором идентифицировала его как придворного поэта Сагу Перевраки, свежеобращенного верующего в силу лукоморских сувениров, судя по его перебинтованным пальцам и вчерашним порезам на щеках. – На себе проверено, увы нам и ах, а также ох, ух, эх, а иногда так и вовсе ых, хотя, к счастью, пока не очень часто. Припомните-ка, не случилось ли с вами этим утром, когда псевдоамулеты оказались у вас на кимоно, чего-нибудь такого…
Плдывиор Жвафямро припомнил и побледнел. Рука Чывжирга Ытовьме потянулась сорвать талисман, но Сада Мазо нахмурился, затряс головой и замотал пальцем перед носами провинциалов:
– Поздно! Тень гнева великого Прухи уже легла на ваши бесталанные головы, и теперь все беды и напасти Вамаяси… да что там Вамаяси – Белого Света! – посыплются на вас, как градины в бурю! Сначала вы не поймете, что происходит что-то ужасное, потому что оно будет подкрадываться к вам исподволь, по одной маленькой неприятности за раз. Пролить чай на самое дорогое кимоно? Пожалуйста. Разорвать драгоценный свиток со списком должников или поэмой Хади Руками? В один момент. Шальному порыву ветра перевернуть фонарь и устроить пожар в вашем доме? Легко! А дальше – больше! Заболеет ваша любимая жена или сломает ногу супруг, – поклон в сторону застывших от ужаса женщин. – Недород риса на полях. Падёж скота. Дочь влюбится в бродячего артиста и сбежит с ним. Сын в одну роковую ночь проиграет в маджонг полсостояния, не призваченные сбежавшей дочерью…
Глядя на его лицо, можно было подумать, что запугивать соплеменником страшными карами злопамятного импортного Прухи доставляло ему больше удовольствия, чем выдать дочь за тайсёгуна или выиграть в императорскую лотерею тысячу коку риса. Очи Сада горели огнем неземного вдохновения, а голос играл, как катана у носа жертвы. Поза же выдавала долгие часы репетиций перед зеркалом: то ли в надежде встретить жертву своей фантазии и красноречия, то ли запугивая себя самого.
Руки якаямцев опустились, бесталанные головы втянулись в плечи:
– Но я же думал… мы же думали… это просто мода…
– И что нам теперь делать?..
– Мы с сестрой можем изготовить вам настоящие амулеты, – с сочувствием глядя на вамаясьцев, проговорил Ярик.
– Но выполнять правила Прухи, чтобы отвести от себя его гнев, вам всё же придется, – прищурилась Лёлька. – Мазо-сан поведает вам, какие именно и как.
– О, спасибо вам! Премного благодарны! Да преумножатся ваши года до тысячи! – наперебой загомонили якаямцы, а один из них проворно покинул друзей и шмыгнул к замку. Что это означало, лукоморцы поняли только когда к ним в комнату, где они с важным видом ставили на поток производство удачи, вежливо раскланиваясь и улыбаясь, как тысяча будд, заглянуло еще человек полсотни с контрафактными амулетами. Брови Сада и Перевраки приподнялись, очи загорелись миссионерским огнем, и пока Ивановичи трудились над своими маленькими произведениями оккультно-очковтирательского искусства, инструктаж дикарей шел полным ходом…
После завтрака во дворе пятиэтажного белого чуда – родового замка Дайсуке Белый Журавль – выстроилась колонна люда праздного и не очень. Паланкины его величества, придворных его величества, протеже его величества, местной знати во главе с градоначальником, слуги с корзинами, свертками, тюками, посудой, горшками, кувшинами, музыкальными инструментами, свитками и опахалами: а вдруг по дороге тэнно станет жарко, или холодно, или скучно, или захочется есть, пить или наоборот? А вдруг этого же захочется или не захочется его фаворитам?..
Вчера на огромной площади Запретного города и на дороге не казалось, что путешественников слишком уж много, но теперь, когда те же и несколько десятков аборигенов сгрудились во дворе замка, всё выглядело так, будто одна половина Вамаяси решилась переехать в другую и на пути встретилась с половиной второй, осененной аналогичным желанием. Ивановичам, оглушенным толкотней и гамом, было трудно поверить, что все эти люди всего лишь собрались прогуляться до каких-то казарм.
Укрывшись в носилках от толчеи и суматохи, под прикрытием полога и суровых Отовару и Забияки, расположившихся по обе стороны, княжичи с любопытством оглядывались в поисках Шино. Но единственными людьми, кого не наблюдалось во всей предотъездной суматохе, как это ни странно, были тайсёгун, его приближенные – и дети. Проспали? Передумали? Поедут позже? Но если подумать, то и Чаёку они не видели с тех пор, как проснулись…
На вопрос про дайёнкю Забияки сжал в ниточку губы и отвел глаза.
– Она еще до рассвета уехала с Шино и его людьми, – тихо проговорил Иканай.
– В Маяхату? – не понял Ярик.
– В казармы в Это. Если их можно так назвать.
– А отчего нельзя?
– Сами увидите, – уклончиво проговорил сенсей.
– А в это – то есть куда? – уточнила Лёлька.
