Янтарная Цитадель - Уоррингтон Фреда (лучшие книги TXT) 📗
– Знаю. – Эти слова остудили ее. – Я за него очень волнуюсь. И нет, я не расскажу ему ничего. Хотя кто-нибудь разболтает непременно, имей в виду.
– Танфия, я не хочу терять тебя. Я никогда никого не бросал. Меня оставляли – было дело.
– Потому что ты находил других?
– Иногда. Но все любимые оставались друзьями, или почти все. Линден был так одинок, так нуждался в утешении, а рядом с ним никого не было.
– Были мы. – Горло ей перехватило. – Руфе и я.
– Знаю, но он все равно был одинок. Может, я сумел бы ему помочь лучше вас, именно потому, что знал хуже. Не злись на меня, Танфия. Я влюбчив. Мне легко любить людей, и очень тяжело ненавидеть. Это так дурно?
– Нет. Я уверена, что ты просто играешь словами… но нет.
– А любиться с ними… это так естественно, верно?
– Да, но мне все равно обидно! Когда ты сказал, что любишь меня, я подумала, что я для тебя… особенная. Размечталась, надо же.
– Нет, любимая. Ты действительно особенная.
Девушка промолчала. Тонкие пальцы поэта поглаживали ее плечи, и так трудно было злиться на него, да и вообще думать.
– Танфия, с Линденом у меня не вышло.
– Не ври.
– Это правда. Да, я хотел его, но он только и думал о своей Изомире. Вот так. Если хочешь, чтобы я оставил ради тебя всех возлюбленных – хотя у меня пока других и нет – я согласен. Все, что ты захочешь. Выходи за меня замуж.
Она вцепилась в него, впившись губами в нежную кожу его шеи. Ей так отчаянно хотелось поверить ему… Жена Сафаендера. Бессмертного Сафаендера. Летописи свяжут их имена в одно, «Сафаендер и Танфия»… Но все это было невзаправдашним.
– Молчишь? Я боюсь.
– Не знаю, что ответить. Так неожиданно.
– Ну… тогда ложись сегодня со мной.
– Сегодня – нет. Не обидишься? Я хочу побыть одна.
– Из-за Линдена?
– Не только.
– Все еще не забыла Руфрида, да? – грустно спросил поэт.
Танфия задохнулась от возмущения, а потом сердито фыркнула, с трудом сдерживая смех.
– Боги, ну почему дело должно быть в другом мужчине? Я просто хочу подумать!
Легла она рано, и одна, в одной из множества тихих и прохладных гостевых комнат. Довольно долго Танфия просто лежала, заложив руки за голову и наблюдая, как плещется на потолке отраженный от поверхности пруда во дворе свет. Мираж покоя… Потом отворилась дверь, и вошел Руфрид.
Он медленно подошел к кровати, воздвигся над Танфией, как мрачная осадная башня. Глаза его беспокойно поблескивали. Свет путался в его каштановых кудрях, и Руфрид казался очень похож на брата, если бы не холодная ярость на его лице.
– Ну, в чем дело? – не выдержала она. – Скажи что-нибудь!
– Нечего говорить, Тан, верно? – ядовито отмолвил он. – Ты получила все, о чем мечтала.
– Что? Сестру в тюрьме? – Танфия села.
– Она, по крайней мере, жива.
– Да, но… – Девушка, смутившись, умолкла.
– У тебя есть твой поэтик. Он откроет тебе двери в высший свет Парионы. Всего и делов – переспать с ним.
– Ты злобная крыса! – Танфия была в ярости. – У тебя в сердчишке ничего, кроме яда и не осталось! – Она бросилась на него, готовая надавать Руфриду пощечин, но юноша ловко перехватил ее руки. Гнев развязал девушке язык. – Ты ни слезинки не пролил по Линдену! Тебе на него было плевать! Ты пустышка, у тебя за душой ничего нет, так и у других все отнять хочешь!
– Здесь меня точно ничего не ждет. – Он сжимал ее запястья, неотрывно и холодно глядя в глаза. – Что же мне делать? Ни остаться. Ни вернуться.
– А я тут при чем? Ты думаешь, я такая же бесчувственная? Я больше жизни хочу увидеть родителей, но я не могу уехать, пока Имми здесь! Чего ты от меня хочешь, Руфе?
– Любись со мной, – ответил он.
– Что?
– Ты слышала.
Он потянулся к ее губам, одной рукой обнимая за плечи, другой стискивая ладони.
– Руфрид, нет… это нечестно…
– Пожалуйста, – жарко прошептал он ей на ухо. – Я столько месяцев не мог тебя коснуться. Я не могу терпеть. Пожалуйста, Тан…
Он сжимал ее, покрывая поцелуями ее щеки и шею, пока девушка, устав, не позволила ему коснуться ее губ. Его отчаянная страсть растопила ее гнев. Слишком хорошо она знала его, чтобы бояться, знала, что стоит ей отказать – и он уйдет. И она молчала. Их обоих захлестнула волна горькой и сладкой страсти.
Они вместе упали на мягкие перины, Руфрид на ходу выпутывался из одежды. Танфия была уже обнажена, она помогала ему, тяжело дыша. С тех пор, как они были вместе, прошло столько дней… она тосковала по нему. Девушка не могла сдержать себя, ее тело откликалось на возбуждение юноши беспомощной страстной мукой. Соединение их было поспешным, а наслаждение пришло почти сразу: яростное, пламенное, глубокое.
И тогда Руфрид разрыдался.
Со стоном он придавил девушку к кровати; Танфия укачивала его, примостив голову на его груди, поглаживая юношу по волосам, пока бессловесные его всхлипы не сменились тихим шепотом: «Линден, Линден, Линден…».
Позже, когда скорбь его унялась, Руфрид замолк снова, откинувшись на подушки и недвижно глядя в потолок. Танфия продолжала гладить его, не замечая, как текут из-под ее ресниц слезы. Он заснул, а она бодрствовала в его изголовье. Пару часов спустя, проснувшись внезапно, он заявил:
– Мне пора.
– Не уходи.
Но он все равно встал, не глядя на девушку, молча облачился в мятую одежду.
– Лучше мне уйти. Ты хочешь быть с Сафаендером, а я хочу побыть один.
Ошеломленная, она отпустила его.
Поутру она увидела, что он ушел не только из ее комнаты – он покинул дом, забрав все свои пожитки. Обыскавшись его по всей вилле, девушка остановилась на веранде, пытаясь собраться с мыслями. Ее разрывало изнутри. Она все еще любила Руфрида, и Сафаендера не могла бросить… Во святое имя Брейиды, что же делать?
Там и нашел ее Сафаендер.
– Я скучал по тебе вчера, – признался он, обнимая ее. – Поделился бы с тобой парочкой замечательно красочных кошмаров.
– Ох, Саф… – Она уже хотела признаться ему в случившемся – и не смогла. – Ты в порядке?
– Насколько могу быть, зная о себе то, что знаю.
– Руфрид пропал, – сказала она. – Поможешь его отыскать?
Сафаендер устало вздохнул.
– Не могу. Ко мне придут гости – все, кто был связан с театром… то есть все, кто выжил. И тебя я хотел пригласит. Или Руфрид не в силах за собой присмотреть?
На собрании труппы девушка ощущала себя чужой. Дом Сафаендера наполнился внезапно какими-то чужими людьми, и все они знали друг друга, и предъявляли какие-то права на ее любимого, и отдаляли его. Танфия усомнилась, сможет ли она стать частью этой жизни, да и захочет ли. Такой бесцельной казалась их суета, когда Изомира томится в камере, а Руфрид страдает. Но для самого Сафаендера это копошение вовсе не было бессмысленным – он пытался собрать по кусочкам прежний свой мир и понять, возможно ли вернуть его. И Танфии казалось, что у нее не наберется сил поддержать его в этом.
Она получила все, о чем мечтала. Теперь она готова была расстаться с этим, чтобы только раз увидать отца и мать, и натолкнуться на Линдена с Изомирой, безмятежно любящихся на прогретом солнцем лугу.
Изомира видела сон.
В камере ей спалось легко и крепко. Она привязалась к грубому рыжеватому известняку стен, простому платью, суровому распорядку. Двери ее обиталища растворялись, лишь чтобы пропустить одну из доброжелательных тюремщиц, или Танфию, ежедневно навещавшую сестру. Никаких сомнений, никаких безумных страстей. В тюрьме Изомира ощутила вкус безопасности. Роскошь оборачивалась для нее только горем.
Она попросила лишь об одном – принести ей чернила и бумагу. Днями она заполняла страницы приходящими откуда-то словами. А ночами мирно спала, сжимая в руке последнее оставшееся у нее украшение – медальон Серении.
Изомире снилось, что она – Линден. Он не видел летящей стрелы, не почувствовал боли, даже не понял, что умирает – вместо того он узрел над собой золотой смерч, зримое воплощение этроф. И юноша с восторгом нырнул в жерло смерча, понимая, что не ощущал страха именно потому, что знал – его ожидает полет в паутине золотого света, и там, в конце пути, его родная Изомира.
