Охотник за смертью - Игнатова Наталья Владимировна (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

И только благодаря им во Второй мировой войне маги воевали с людьми, и друг с другом, и драконы сражались в воздухе с самолетами, морские змеи нападали на корабли, порабощенные упыри сеяли ужас в войсках противника, и духи, подчиняясь заклинаниям, направляли волю стихий.

Страшное дело, ведь даже высочайшие из… фейри – да, Касур называет этих существ именно фейри, – снизошли до участия в этой войне. И нельзя сказать наверняка, что оказалось более сложным для магов: битвы с себе подобными или усилия, приложенные к тому, чтобы высокие духи вновь потеряли интерес к людям.

Маги устали.

И умерли.

Бессмертные, могущественные, мудрые – любимые ученики Паука, его охотники.

Те, кому повезло меньше, остались жить, утратив талант.

Он и это умеет, Ду'анн алла Гвинн Брэйрэ, Паук, может одарить силой, а может отнять ее. Может убить, а может оставить жить и страдать от воспоминаний. И непонятно, где же он был, пока его маги пытались сделать жизнь людей легче и лучше, нарушая при этом жесткий запрет на вмешательство, но где бы он ни был, он вернулся.

Чтобы наказать…

Как гладко все сходится.

И как не хочется верить.

И… страшно. Потому что современные маги, никчемные – теперь это можно признать – слабые, во всем уступающие тем, бессмертным «охотникам», вмешиваются в жизнь людей, вообще ничего не стесняясь и никого не боясь.

Сколько времени отпустит им Паук?

Или, может быть, ему безразличны дела однодневок?

А может, всему прочитанному просто не надо верить? Ведь нет ни одного доказательства. Только домыслы на основе реальных фактов. А верить домыслам глупо и опасно. Да, опасно. И очень глупо.

ГЛАВА 13

Отправить письмо было делом одной минуты. Но Орнольф не меньше часа сидел за компьютером, выдумывая себе новые и новые дела, отстраненно подсчитывая, сколько времени потребуется Волку, чтобы собрать всех жертв в выбранное место силы, чтобы убить их… он ведь неспешный парень, Волк Змеевич – становится неспешным, когда дело доходит до убийства. Праправнук, значит. Храни нас боги от такой родни!

Знать бы, какое из эйт трэйсе он выберет для жертвоприношения! Можно было бы перехватить его там…

А зачем? Чтобы остановить? Стоило тогда огород городить? Да и, кроме того, мест таких на планете более чем достаточно, не говоря уже о том, что Волк способен интуитивно создавать эйт трэйсе там, где ему это понадобится.

Нет, надолго сосредоточиться на змеевом сыне не получалось. Орнольф снова и снова возвращался мыслями к самому Змею. И к Хельгу. К зачарованной серьге, залитой липкой, подсыхающей кровью. К Змею… К неожиданной смене гнева стихий на солнечную милость. К Хельгу…

В конце концов датчанин решительно встал из-за машины. Надо было что-то делать, хоть и неясно толком, что именно.

Паука он нашел в его личных покоях. Тот стоял у окна, позволив ветру перебирать свои волосы, и нежно, задумчиво касался смычком скрипичных струн. Инструмент отвечал тихой, легкомысленной мелодией.

Паук беседовал со своей скрипкой – обычное дело для фейри, ну, и для Паука, разумеется. Иногда, становясь свидетелем таких вот скрипичных диалогов, Орнольф воображал, что еще немного, и он тоже сможет различать в голосе струн если не слова, то хотя бы подобие мыслей. Сможет понять, о чем же думает его Эйни, когда говорит сам с собой и со своей скрипкой.

А иногда Молот Данов понимал, что несмотря на всю близость, несмотря на общую кровь и на то, что не всегда можно было понять, где заканчивается один из них и начинается другой, Паук Гвинн Брэйрэ обитал в мире бесконечно далеком от мира Орнольфа – далеком, чужом и непостижимом.

Орнольф остановился в дверях. Несмотря на плохое настроение, картиной этой – тонкий силуэт скрипача в раме окна на фоне светлого неба, светлого моря – хотелось любоваться как можно дольше. Однако Альгирдас сразу почувствовал его и обернулся, опуская скрипку, и улыбнулся, взглянув из-под ресниц.

– Прости, что помешал вам, – произнес Орнольф, игнорируя робкую мысль о том, что Эйни, вообще-то, совсем не весело, и за эту улыбку, персонально для Молота Данов, следовало бы сказать ему спасибо, – но, может, расскажешь все-таки, каким чудом ты сумел сторговаться со Змеем?

– Не сказал бы, что у меня хорошо получилось.

– Да брось, – Орнольф поморщился, – тринадцать жизней вместо шести миллиардов, не считая целых сонмов фейри, которые погибли бы вместе с планетой. Удачная сделка, Паук!

– Я сослался на Артура. Змей прислушивается к его пророчествам.

Альгирдас положил скрипку в футляр и аккуратно закрепил смычок на внутренней стороне крышки. Постоял, глядя в стену:

– Что стряслось, рыжий? Ты смотришь так, что я чувствую себя… грязным.

– Может быть, для этого есть основания? – хмуро сказал Орнольф. И сердце сжалось, когда Альгирдас машинально коснулся пальцами серьги, уже занявшей свое законное место в правом ухе.

– С ума сошел? – как-то весело поинтересовался Паук. Не по-хорошему весело.

– С ума нужно было сойти, чтобы отправиться к Змею в одиночку. Чтобы врать мне, что ты не сделаешь этого. Чтобы… мийн мор! [56].. Го хамвдих, Хельг! [57] перехватывать у Волка власть над его творением! Почему она не умерла? Эта девочка два дня назад должна была исчезнуть – связь между ней и Волком порвалась, – от нее не осталось бы даже памяти. Если бы ты не вмешался. Ты, и твоя паутина. Или, может быть, ты скажешь, что не знал, чем это может закончиться? Теперь ты отдаешь девочке часть своей жизни – так себе жизни, прямо скажем, не знаю, стоит ли дарить такую, кому бы то ни было – и зависишь от нее так же, как зависел Волк. Только ты не Волк, не ангел и не демон, ты – обычный упырь, и такая зависимость может убить тебя. Это ты понимаешь? Разумеется, понимаешь. Так кто из нас сумасшедший?

– Даже фейри не говорят так путано, как ты, – голос Паука смеялся, но в глазах за холодной злостью мерцало недоумение. – Мы ведь с самого начала знали, что как только Змей найдет Волка, Малышке понадобится другой источник жизни. Мне казалось, ты понимаешь, что никто, кроме меня…

– Я устал от этого, Хельг, – произнес Орнольф, борясь с подступающим раздражением, – ты все время рискуешь, ищешь опасность – играешь, а не живешь, – и никак не хочешь понять, что можешь погибнуть. А когда я пытаюсь объяснить тебе, почему то, что ты делаешь – опасно, ты врешь мне в лицо и все равно поступаешь по-своему.

– Тусау бриин де рут мей? [58]– повторил вслед за ним Паук, произнося слова так, что Орнольф даже не сразу их понял. Альгирдас заговорил на языке Ниэв Эйд не по-людски. Он заговорил как фейри. И – показалось? – или в голосе его действительно слышался страх?

Страх… на мгновение Орнольфу понравилось это: то, что Паук боится, что ему больно. Захотелось сделать еще больнее. И Орнольф даже успел испугаться, прежде чем вспомнил о том, с кем имеет дело. Паутина! Конечно же! Он не раз попадался в нее. И то, как Хельг говорит, как стоит, как смотрит сейчас – это инстинкт, ложь от первого слова до последнего взгляда, вызов напополам с мольбой – это его фирменный взгляд. Хочет он того или нет, но адова печать на сердце всегда оказывается сильнее.

Ведь точно так же, в точности так же он стоял перед Змеем. И так же смотрел. Беззащитный, во всей ужасающей порочности своей красоты, такой гордый и такой покорный, что даже Артур не удержался бы… святой Артур. Что же говорить о высочайшем из фейри?

– Я слишком давно знаю тебя, Хельг, – Орнольф удивлялся собственному терпению, – ради спасения смертных, ты готов сделать что угодно. Любую глупость и… любую подлость. А кроме того, я чем дальше, тем больше сомневаюсь: всегда ли то, как ты ведешь себя, обусловлено пресловутым проклятием . Может быть, тебе это просто нравится?!