Вурди - Колосов Владимир Валерьевич (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
— Смотря для кого, — хмуро сказал нелюдим, похлопывая разгоряченного пса. Он медленно обвел взглядом сельчан. («Что привело их в такую рань? Ненависть? Страх? Илка тоже, видать, пожаловала неспроста. Впрочем, эти, у забора, настроены вполне мирно. Разве что Питер, так он хуже бешеного пса, вот уж кому ошейник надобен, а остальные, ишь ты…»)
Нет, он решительно ничего не понимал.
Илка вздохнула. Открыла глаза.
— Наконец-то! — обрадовалась Ай-я и, видя, что та собирается подняться, поспешно добавила: — Лежи.
Редко, очень редко, но чувствовали люди присутствие вурди. И об этом предупреждала Ай-ю мать. «Ты не пугайся, не поймут люди, с чего это сердце захолонуло. Вот и отогрей. Тогда и коситься не будут. Глядишь, и словом добрым помянет кто».
«Как же, помянет, — хмуро подумала женщина, — который год стороной обходят. Вот и Илка. Ишь как смотрит. Словно гадюку увидела. Может, и к лучшему оно, что за колдунью принимают. Случись что, как сейчас, скажут, колдунья — она колдунья и есть…»
— Дурная ты, — сказала Ай-я вслух, — меня бояться нечего. Не такая уж я и страшная. А наговорить на всякого можно. Вон и про Гергамору слушок идет…
— Идет, — слабо улыбнулась Илка, все-таки садясь на постели и растирая онемевшие плечи, — я ведь к тебе по делу шла…
— Да уж не просто так, — усмехнулась Ай-я, вдруг поймав себя на мысли, что хотела бы увидеть себя со стороны. И не такой, как сейчас: растрепанной, немного злой, немного растерянной женщиной с огромным животом и опухшими от сна глазами. А той, кем она была…
На самом деле?
«Я — твоя жена», — сказала она Гвирнусу.
«Ты — вурди!» — не единожды напоминала ей жизнь.
Он всегда недолюбливал повелителей. Нет, не то чтобы Гвирнус отличал их особо — многие в Поселке были ничуть не лучше, но к этим вечно грязным, вечно побирающимся по чужим хижинам дармоедам он чувствовал какую-то особенную гадливость.
Вот и сейчас — копающийся в носу, как всегда беззаботный и грязный Хромоножка вызывал отвращение.
Но и только.
— Ишь ты, вешать… — задумчиво сказал Гвирнус.
Сельчане уже прошли во двор. Опасливо (мало ли что) окружили дуб. Хромоножка стоял у самого ствола, поставив правую ногу на выпирающее из земли корневище и глупо улыбался. Питер — не дожидаясь ответа Гвирнуса — деловито разматывал веревку.
— Понапутали, вурди вас всех… — вполголоса ворчал он.
Дуб согласно шелестел листвой. Его большие, глухо спутанные ветви вяло покачивались в такт порывам ветра, который заметно усилился и гонял по двору желтые фонтанчики пыли, нагло задирал подолы платьев, взъерошивал густую шерсть на притихшем Снурке.
— Ну вот и все, — громко сказал Питер — веревка была распутана. Он взглянул на дуб, выискивая подходящую ветку. Нашел. Прикинул — снизу веревку не перебросить. Переглянулся с Норкой: кому-то придется лезть.
— Ищи дураков, — буркнула Норка.
Питер опасливо посмотрел на Гвирнуса: что скажешь? Нелюдим не трогался с места. Молчал. Казалось, ему было все равно. Однако внимательный взгляд приметил бы, как ходят его желваки, как стиснуты пальцы на кожаном ошейнике Снурка. Нелюдим не вмешивался лишь потому, что там, в доме за его спиной, была Ай-я. Ай-я и то, что день ото дня росло, крепло, вовсю сучило ножками в огромном животе.
Лезть на дерево вызвался Ганс. Он подошел к дубу, взглянул на Хромоножку. Осторожно дотронулся до морщинистой коры. Худая шея Ганса покраснела от напряжения. Он боялся, но виду не показывал, так как прекрасно знал: в любом случае лезть ему.
Ковырнув носком сапога дерн, Ганс присел на корточки. Нехотя стащил сапоги. Встал. Подумав, стащил и рубаху, открыв для всеобщего обозрения жилистый костлявый торс. Примерился к стволу.
— Давай-давай, — подбодрил его Питер, — твою небось лапали.
— И не лапали меня вовсе! — запротестовала Лита.
— Ври больше. Понравилось небось? — расхохотался Питер.
Вокруг засмеялись. Только Хромоножка Бо все так же глупо улыбался своим мыслям. И Ганс — ему было не до шуток — растерянно топтался у дуба.
— Не пускай его, — подошла к Питеру Гергамора, — сердцем чую — не к добру.
— Трепли тут языком! — отодвинул ее рукой Питер. — Что повелителю сделается? Ничего ему не будет. Так, побалуем и все. Горшком обернется — бери, пользуйся. А то еще чем. Всяко в хозяйстве сгодится. Не визжи только, когда с утра пораньше за титьки ухватит.
— Тьфу на тебя! — сплюнула старуха.
— Не хочешь, как хочешь, — сказал Питер и махнул рукой Гансу. — Лезь!
Тот, кряхтя, обхватил руками ствол.
Илка говорила. Захлебываясь словами, слезами, собственными страхами. Ай-я слушала. И чем больше слушала, тем яснее понимала, что в который раз предчувствие не обмануло ее.
— Ты только приди. Взгляни и все. Может, надумаешь что. Это ведь не страшно, что тебя колдуньей кличут. Даже хорошо. Вот и Гей говорит, мол, сходи-ка ты к Ай-е, больше не к кому… Ой, не про то я… — спохватилась Илка, и слезы покатились по ее впалым щекам. — Единственный он у нас, Сай, сынок. У тебя ведь и у самой скоро…
— Говори. — Ай-я сняла с полки кувшин, разлила по глиняным кружкам травяной настой. Одну дала Илке, другую взяла себе. Илка понюхала напиток, скривилась:
— А можно ли? С утра?
— Говоришь, аж пожелтел весь?
— Уж и не знаю, что за хворь такая. Желтый. За ночь будто усох весь. Вот тут, — Илка подняла правую руку, ткнула левой под мышку, — язвы какие-то. Все время пить просит. Гей с ним сейчас. За ночь-то, гляди, не меньше двух кувшинов осушил. А уж как выворачивает — смотреть страшно.
— Тогда пей, — властно сказала Ай-я.
— Это зачем? — В Илке проснулась обычная подозрительность. — Отвар-то, почитай, хмелее эля будет.
— Не в хмеле дело. Пей.
Илка дрожащими руками поднесла кружку к губам. Неуверенно глотнула. Снова скривилась:
— Гадость.
— Зато полезно.
— Захмелею я. Ты думаешь, что мы…
— И ты, и Гей. И все, — жестко сказала Ай-я. — Говори. И пей.
— А что говорить-то? Горит он весь. Чепуху какую-то несет. Про змей, про нечисть всякую. И еще — в доме темнотища, а он: свет глаза режет. Поутру обделался весь. — Илка снова заплакала. — Умрет он. Ты ведь поможешь, да?
— Не знаю.
Ай-я залпом (для примера) осушила свою кружку, благо себе налила чуть-чуть. Илка, глядя на нее, сделала несколько больших глотков. Спросила, жалко заглядывая Ай-е в глаза:
— Плохо? Да?
Ай-я молча присела на край кровати. Наклонилась. Поставила пустую кружку на пол:
— А чего к Гергаморе не пошла?
— Гей сказал… Это ж ты вылечила мальчишку. Помнишь?
«Еще как!» — подумала Ай-я, прислушиваясь к голосам во дворе.
С улицы донесся взрыв смеха.
— Они не сюда? — испуганно глянула в окно Илка.
— Гвирнус не пустит.
— Помоги. Умрет он. Я знаю, ты можешь, — торопливо прибавила женщина, — ты прости, коли мы тебя… Ну, сама понимаешь. Мол, колдунья. Мало ли кто что говорит. И я… Тоже. Не со зла это. Ну дура я. Так ведь как все…
— Не надо, — мягко остановила ее Ай-я, — да и врут про меня. Не колдунья я… — Она вдруг осеклась, заметив хмельной, злобный взгляд Илки. Та, смутившись, отвела глаза. Пробормотала, будто оправдываясь:
— Шумит. В голове-то… Сходила бы хоть. Поглядела.
— Нельзя мне. — Ай-я погладила живот. — Я тебе отвара отолью. Глядишь и поможет. Тут травка особая. Одна к одной. Еще прабабка подбирала. Коли горячка какая, враз снимет…
— Не горячка это. Я ж говорю — синюшный весь… Ты только помоги. Я ведь хоть баба и глупая, но понимаю — язык за зубами надобно держать… Не узнает никто… Ну, про заговор твой… Я ведь что думаю, не иначе как сглазил его кто…
— Нет его у меня… Заговора-то.
— Не поможешь, значит? — зло пробормотала Илка.
— Выходит, что так.
Ай-я устало закрыла глаза.
