Колодец старого волхва - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
– Свете мой светлый, соколе мой ясный, куда ты от меня отлетаешь, на кого меня и малых наших детушек покидаешь? – то там, то здесь принимались причитать женщины.
А дети шумными стайками бежали следом за полками, стараясь разглядеть своих отцов и убедиться, что мой отец – среди всех первый!
Лучше всех, конечно, были кмети-детские. До битв было еще далеко, но для проводов князь велел им одеть шеломы и кольчуги. Дорогие и прочные доспехи сверкали на солнце стальной чешуей, и ближняя дружина Владимира казалась тем волшебным полком морских витязей, которых премудрый князь-чародей умел вызывать из моря для обороны своего города. И каждый из бегущих следом и сидящих на тынах мальчишек, даже те, кому по малолетству еще не полагалось и штанов, с восторгом и завистью разглядывал их коней и оружие. И каждый отчаянно мечтал скорее вырасти, стать таким же сильным, уйти в Киев и наняться на службу к прославленному князю Владимиру-Солнышку, ходить с ним в походы за добычей и славой!
Впереди детских ехал сам светлый князь Владимир Святославич со своими старшими сыновьями и ближними воеводами. Багряный плащ за плечами овевал его цветом священного живого пламени, золоченые узорные бляшки на груди кольчуги горели под солнцем так, что было больно смотреть. Казалось, сам он разливает вокруг себя золотые лучи, как Красное Солнце, идущее по небосклону. Глядя на него, женщины утирали слезы со щек, веря, что всем известная удача князя-Солнышка убережет в походе их близких, поднимали повыше маленьких детей, чтобы они посмотрели на него, чтобы хоть случайный взгляд любимого богами князя послужил им защитой от бед.
Княжеское войско постепенно вытягивалась из ворот крепости. Белгородская знать смотрела с заборола, как по берегу уходит прочь от города конная дружина, как багряным листком клена трепещет на ветру впереди плащ Владимира Красна Солнышка. Стоял на забороле и Обережа – в длинной белой рубахе, вышитой волшебными узорами, со множеством оберегов и длинным ножом на поясе, с ожерельем из медвежьих зубов на шее, с высоким посохом в руках, на верхушке которого была вырезана медвежья голова. Опираясь на посох, Обережа смотрел вслед дружинам. Он был уже очень стар – его семь десятков лет хватило бы на две жизни. Он пережил нескольких князей, сменявших друг друга в Киеве, он видел то новое святилище древних богов, которое молодой князь устроил в Киеве семнадцать лет назад. Видел он и то, как двенадцать кметей волокли потом Перунов идол вниз по Боричеву току, колотя его палками, как лиходея. Казалось, попран мировой закон, разорвана связь потомков и предков, Земля-Мать не стерпит подобного оскорбления! Но земля устояла, и небо не рухнуло, зима и лето так же сменяли друг друга, и так же вращалось извечное колесо жизни, смерти и возрождения. И Обережа, хоть и был уже стар, научился новой истине. Можно сбросить в Днепр идол Перуна – идол ведь только дубовая колода, не в ней же пребывает сам Небесный Воин, это знают и малые дети. Можно побить на куски каменные идолы Макоши и Дажьбога – они простили, солнце светило и трава вырастала по весне, как и тысячи лет назад. Можно засыпать землей очаг жертвенника – труд на полях, гибель в сражениях, ежегодные и ежедневные, тоже жертвы, и их не отвергают боги. Но никакому князю не по плечу переделать мир. Все пройдет – но останется родная земля, древняя и прекрасная земля Русская. Можно по-разному мыслить ее благо, но тот, кто честно желает блага ей, не будет ею отвергнут и забыт потомками. И сейчас Обережа просил богов за счастье и удачу князя Владимира, все силы отдававшего трудам и битвам за благо этой земли.
Но вот дружина ушла, в Белгороде разом стало пусто и непривычно тихо. Многодневный шумный праздник кончился, ежедневные заботы по-хозяйски шагнули на порог. За прошедшие недели белгородцы позабыли, что такое будни, и теперь на сердце у всех сделалось серо и скучно. Но ничего не поделаешь: потехе – краткий час, делу – долгое время. Князю свои заботы, дельному люду свои. Вспоминая каждый о своих делах, белогородцы постепенно потянулись к надворотной башне, где была лестница вниз. По пути они почтительно кланялись и епископу, и волхву. Почитать волхвов каждый из них был привычен с детства, а почтения к епископу требовал князь. Простые люди делали и то, и другое, чтобы не разгневать никого, кто обладает властью над землей и небом.
Вслед за всеми пошел и старшина городников Надежа со своим семейством. За прошедшие недели он привык к Гостемиру, и теперь ему было грустновато, словно он проводил в поход родича. Лелея, напротив, была довольна, что избавилась от постояльцев и чужие люди больше не будут путаться у нее под ногами на собственном дворе. Зайка то и дело дергала за руки родителей: «А вы видали? А почему у него? А это кто был?» Ярких воспоминаний этих дней ей хватит еще надолго. И чего бы ей ни случилось повидать в жизни, эти детские воспоминания о князе-Солнышке навсегда останутся самыми яркими и весомыми.
Медвянка отстала от родичей и все постреливала глазами по сторонам. Для нее это утро было радостным втройне. Она наслаждалась блестящим зрелищем уходящих дружин, радуясь и тому, что с их уходом к ней возвращается привычная воля и привычное положение первой красавицы Белгорода. Шумная и пестрая толпа киевлян и прочих гостей схлынула, Забава Путятична уехала восвояси в Киев, все взоры снова были обращены к одной Медвянке, и она ликовала, как княгиня, сумевшая отбить нашествие и вернуть себе свой золотой стол. Только одно омрачало ее радость – мысль о Яворе. Украдкой Медвянка высматривала его все утро, но не увидела ни разу и уже беспокоилась – не передумал ли тысяцкий, не отпустил ли его в чудской поход?
Одумавшись, Медвянка жалела, что так обидела его. Знала она и о том, что Сияна не побоялась заступиться за Явора, защитить его от напрасного бесчестья. Этот поступок подруги пробудил в душе Медвянки неясные угрызения совести – ведь она не хуже Сияны знала смелый нрав и заслуги Явора. Теперь она побаивалась, что сам Явор тоже оценит заступничество воеводской дочери, втайне ревновала к Сияне, и ей нетерпелось увидеть Явора и убедиться, что он по-прежнему ее любит. Но слово не воробей – не идти же к нему теперь просить прощенья! Обидеть и прогнать намного легче, чем позвать назад и повиниться, и у Медвянки не хватило бы прямодушия и силы на такой поступок. Однако, она не возражала бы, если бы Явор вернулся сам, и в душе надеялась на это.
Возле Обережи девушка задержалась. – Дедушка! – негромко, почтительно окликнула Медвянка волхва. Волхв обернулся к ней.
– Дедушка, а как по-твоему, долго князь в походе пробудет? – спросила она. На самом деле поход и княжеская дружина уже мало ее занимали, но ей не хотелось уходить со стены так скоро.
– Не короче часа, да не дольше времени, – размеренно, словно сам хозяин луны Числобог, ответил старик. – Да лучше бы ему сперва свою землю оборонить, а после уж чужой искать. А, Явор? – неожиданно спросил он, подняв глаза выше лица Медвянки.
– На то и пошел чужую искать, чтобы свою оборонять лучше, – раздался позади нее голос Явора. Незаметно подойдя, он оказался за спиной Медвянки. – Кривичи и словены не хотят давать воев, чтобы нижние земли от степи оберегать – вот князь за воями и пошел. Нам же здесь спокойнее будет!
При одном его имени в лице Медвянки проскочила какая-то искра, оно разом прояснилась. Быстро обернувшись, Медвянка блестящими глазами глянула ему в лицо. И он показался ей не таким, как обычно – он был скован и тайно раздосадован, и старался не смотреть на нее. А Медвянка была сейчас хороша: веселая и задорная, в белой рубахе, обшитой золотыми ленточками, она была похожа на огонек, на красный цветок папоротника, дразнящий взор, но не дающийся в руки. И с тем же упорством, как раньше Явор искал ее взгляда, она была полна решимости заставить его снова смотреть на нее.
Явор не мог пройти мимо нее и остановился, хотя дал себе слово, что не будет разговаривать с ней – хватит делать из себя посмешище. «Да плюнь ты и забудь! – убеждал его побратим Ведислав, которому одному он и мог рассказать свою печаль. – Не одна звезда на небе, не одна и девка красная на белом свете! Вот ворочусь из похода, сам тебе в Киеве невесту найду, да не посадскую, а из боярышень! И с приданым найдем, и красивую найдем, не плоше той. Да и что красота – сердце было бы живое да горячее, там и счастье». Соглашаясь с побратимом, Явор старался гнать прочь мысли о Медвянке, уверял сам себя, что больше на нее и не взглянет… но те несколько дней, что он ее не видел, показались ему целым месяцем, притом месяцем груденом – темным, хмурым и холодным.
