Мой ангел Крысолов - Родионова Ольга Радиевна (электронная книга .TXT) 📗
Тошка, Тошенька, где же ты?.. Двести десять, двести одиннадцать… Алиса на меня даже не смотрит. И правильно. Все из-за меня. Если бы я догадалась пойти в лазарет, Тритон бы не выбрался на стену. И ничего бы не случилось.
Нета натянула рукава кофты на кисти рук, плотнее прикрыла замерзшие колени платьем. Как тут холодно, наверху! Двести тридцать два… Кто-то кричит?.. Нет, это чайка. Нет, все-таки кто-то кричит!..
Она вскочила и огляделась, но кругом было пустынно, только океан глухо шумел, набегая на камни.
Но я же ясно слышала свое имя?.. Вот опять: «Нета!..»
Она пошла по стене, вглядываясь то в небо, то в кромку воды, пенившуюся среди камней. На камне кто-то сидел. Нет, показалось. Или все-таки человек?..
Темное пятно пошевелилось. Нета замерла на стене, не зная, окликнуть или подождать. Пришелец поднялся на ноги — не человек, слишком высокий для человека, а для лесника слишком хорошо сложен, — поднял голову и посмотрел в ее сторону. Он был слишком красив… даже для отродья. Луна ярко освещала его лицо, и Нете показалось, что это лицо приблизилось к ней, как под увеличительным стеклом: чуть прищуренные серые глаза, прямой нос, насмешливый нежный рот. Рот произнес: «Нета».
Она вздрогнула и отшатнулась.
— Ты кто?
— Ты меня не узнала? — голос у него был страшно знакомый. — Я Крысолов.
— Тебе померещилось, — сказал Корабельник хмуро.
— Не померещилось, — Нета упрямо смотрела в пол. — Я его видела как тебя.
— Хорошо, куда же он делся? — Корабельник встал и отошел к окну.
Нета пожала плечами.
— Не знаю. Пропал. Помнишь, как Оракул?.. Ну вот.
— Ты кому-нибудь говорила?
— Нет. Только тебе.
Корабельник прошелся по кабинету, остановился у стола, потер виски.
— Надо уходить.
— Я останусь.
— Нет.
— Я останусь, Учитель. Теперь — тем более.
Нета так и не подняла головы, но вся ее фигура выражала решимость и непреодолимое упрямство.
— Ты с ним разговаривала. — Корабельник не спрашивал, а утверждал, даже как будто в чем-то обвинял Нету.
Она кивнула.
— Да. Я… спросила у него, где Тошка.
— Вот как? И что же он ответил?
— Он засмеялся.
— И всё?
— И всё. Он… пропал, а смех еще звучал. Как будто он ушел, а смех остался. Я и сейчас его слышу.
Корабельник передернул плечами, точно внезапно озяб.
— Тебе страшно, Учитель? — спросила Нета спокойно.
— А тебе нет?
— А мне — нет. Я больше не боюсь Крысолова.
Корабельник подошел к ней вплотную и приподнял пальцами ее подбородок.
— Он не приближался к тебе? Не прикасался?
— Нет, — безмятежно солгала Нета.
Темные глаза Учителя впились в ее зрачки, и впервые Нета ничего не почувствовала — ни страха, ни боли. Учитель отпустил ее и на мгновение задумался, глядя в окно. Потом тряхнул головой и решительно сказал:
— Хорошо. Иди собирайся.
Он даже мысли не допускал о том, что она откажется. Нета молча повернулась и вышла из кабинета.
Замок просыпался — идя по коридору, она слышала, как Подорожник прошагал через двор к воротам, как что-то грустное насвистывал Кудряш, как окликала кого-то из девушек Рада в окне спальни. Отродья собирались в путь. Нета знала, что никуда не пойдет, но в ее намерения не входило спорить с Корабельником. Первым делом она отправилась в лазарет. Лекарь встретил ее своей вежливой улыбкой.
— С добрым утром, Нета. Хочешь чаю?
— Спасибо, Лекарь. Как они?..
Она видела, что Птичий Пастух еще спит, и что на его щеках уже начал появляться еле заметный румянец — значит, все будет хорошо. Но сейчас ее интересовал Умник.
— Можно мне попробовать поговорить с Умником, Лекарь? — спросила она с напускной небрежностью, отпив несколько глотков чаю из красивой глиняной чашки. Эти самодельные чашки Лекарь очень любил и берег — он сам искал для работы особую синюю глину, сам изготавливал их на маленьком гончарном круге и потом обжигал в печи. Чашки были покрыты глазурью, по краю каждой шел чудесный узор, и сердце Неты сжалось, потому что узор рисовал Тритон…
— Поговорить с Умником, — задумчиво повторил Лекарь. — Если бы я знал, как с ним разговаривать… Ну, попробуй, почему бы и нет?
Нета присела на койку рядом с Умником. Он лежал с открытыми глазами, но лучше бы он их закрыл. Нета вдруг поняла, что имел в виду Лекарь, когда говорил, что, глядя в его глаза, смотрит в бездну.
— Лекарь, — обернулась Нета. — А Учитель не пробовал… посмотреть?..
— Пробовал, конечно, — Лекарь пожал плечами.
— И?..
— И — ничего. Он не реагирует, а Корабельник чуть не провалился за ним, я еле успел его оттащить. Так что ты Умнику в глаза все-таки не смотри, Нета.
Нета на несколько секунд закрыла руками лицо, потом отвела ладони, глубоко вздохнула и склонилась над Умником.
— Умник, где ты? Где ты? Поговори со мной!
Она услышала смех и напряглась, не отрывая глаз от бесстрастного лица Умника. Лекарь, кажется, тоже что-то услышал, потому что поднял голову и удивленно огляделся по сторонам. В лазарете никого не было, кроме них.
— Умник, — повторила Нета. — Скажи мне, где ты сейчас?..
— В саду, — вдруг ответил Умник совершенно спокойно. — Я в саду.
Нета перевела дыхание. Изумленный Лекарь уже стоял рядом, вцепившись в спинку кровати.
— Ты видишь там Тошку? — Нета изо всех сил старалась говорить ровно, сдерживая дрожь в голосе. — Видишь?..
Несколько секунд Умник молчал, потом все так же спокойно ответил:
— Нет. Я его не вижу.
Смех, безмятежный, веселый, совсем не злой, снова возник в голове у Неты. Она стиснула руками виски.
— Не мешай мне, Ной!.. Умник, хороший мой, уходи оттуда. Вернись назад!
«Ты хочешь его забрать, дурочка? — страшно знакомый голос как будто поддразнивал. — Хочешь?»
— Отдай его, Ной, — прошептала Нета.
«На, забирай!»
— Не мне. Отдай Алисе!
Веселый смех опять раскатился, казалось, по всему замку. Лекарь с белым, как стенка, лицом, смотрел на Нету, не отрываясь. А она встала и пошла к двери.
— Нета?.. — Лекарь шагнул за ней. — Что это было?
— Его можно вывести, — не оборачиваясь, ответила она. — Только я не знаю, как. Я пришлю сюда Алису… возможно, у нее получится.
9
Замок окончательно проснулся и целенаправленной суетой напоминал теперь малонаселенный муравейник. Подорожник возился с настурциями — высаживал их из горшков в грунт. Люция кормила и гладила свою любимицу козу. Рада и Жюли собирали теплые вещи в спальне, укладывали в заплечные мешки — каждому по мешку, а Подорожнику два, — да еще ему, наверное, придется тащить Петрушку. Коротенькие ножки дурачка не позволят ему угнаться в пути за отродьями.
Петрушка виновато путался под ногами. Понятно ведь, что он для отродий одна сплошная обуза, а вот не бросают, с собой берут. И на корабль этот диковинный, про который столько разговоров, возьмут. Может, увидит дурачок далекие края! А может, и Райские Сады увидит — мало ли, вдруг отродья как раз туда и направляются? Жмых бы спросил, да боязно. Жюли бы ему, может, и сказала — добрая она, да Жюли занята, некогда ей. Можно бы у Неты спросить или у Лекаря, дак ведь Лекарь-то заперся в лазарете и Корабельника туда вызвал. Что-то у них там такое стряслось: как Нета вышла, так он сразу и заперся, а потом туда Корабельник промчался. У них-то, с Лекарем-то, как будто эта их… теле… телепатия, что ли? В общем, могут друг с другом молча разговаривать, и даже на расстоянии. Никак Петрушка в ум не возьмет, как такое возможно, но ведь это ж отродья, они и не такое умеют. Да только, видать, и на отродий нашелся мастак. Ух, не по себе дурачку, не по себе… Как-то все разладилось у них тут. Тритон вот улетел, а у Неты стали глаза какие-то потусторонние, и сдается Петрушке, что дело нечисто: вроде, все ее сторониться стали, как будто она чем заразным больная. Дак ведь не больная Нета, только бледная немножко. Жмых сначала думал, она потому такая стала, что тоскует сильно, по Тритону, значит. Ну, и из-за Птичьего Пастуха переживает, себя винит. Из-за него все переживают, — вон и воробьи все окна, глянь, обсели, в лазарет заглядывают, с голубями толкаются, а не шумят: понимают, что хозяин их захворал…