Возвращение к себе (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
- Оттуда, - Роберт так и эдак поворачивал подвеску. - Ни у кого раньше такой не видел?
- Нет.
- Ты прав, такая вещь не могла заваляться в сумке у бродяги с большой дороги, - Роберт бережно завернул украшение в тряпицу и опустил на дно ящичка.
- Прости, Бенедикт, но я так и не понял… ну 'прорубили' к тебе коридор, вольных положили, вассалов припугнули. Но зачем? Почему именно ты?
- Тебя в детстве математике обучали?
Роберт с новым интересом посмотрел на Бенедикта. Трудно было предположить, что рыжий рубака знает такие слова.
- Было что-то такое.
- Я - точка равновесия.
- Это как?
- Смотри, - толстый с поломанным плоским ногтем палец барона стал рисовать на лавке рекогнацию. - С северо-запада и запада у нас Нормандское герцогство, туда не суйся, ладно, если ноги унесешь. На востоке - графство Вермандуа - пожиже, но и они спуску не дадут. По границе с теми и другими мелкие поместья, которые, ясное дело, тяготеют к могущественным соседям. Их тревожить опасно. А я - в середине. Сижу мирно, ни с кем не ссорюсь. Свои порядки соблюдаю.
А теперь сообрази, что будет, поселись тут, лихой приблуда, принципами не обремененный?
Нацепит такой хват графскую орифламу на палку, и пошел грабить нормандское приграничье. Потом - наоборот - рогатый нормандский шлем, чтобы всем понятно было, кто тут воюет - и в порубежье к Вермандуа. Пока те и другие между собой разберутся, если вообще разберутся, знаешь, сколько добра можно нащипать?
А на стороне правду искать вряд ли кто станет: до Парижа далеко, до Папы еще дальше. Так что удар по мне этому злоумнику очень даже выгоден. И, ведь, почти удалось! Адель с ополчением долго бы не продержались. Дети малы еще воевать.
- Этальбер?
- А что Этальбер? Я еще мальчишкой был, отроком, когда его мать - такая же сопливая как я - в замок в подоле принесла. Отец ее родителям виру заплатил, на меня покричал, не сильно правда - у самого ватага таких же рыжих под ногами вертелась.
Но мать покойная девчонку не прогнала, к делу приставила, сама ребенку имя выбрала, учила сама. Я и не видел, как он вырос, все больше в странствиях, да на турнирах пропадал. Женился перед самым Походом. И с тех пор на сторону больше ни-ни, так, разве иногда, только.
Улыбка смягчила грубые черты баронского лица, под толстыми веками хитро скосились зрачки.
Жил человек, не тужил. Сам себе хозяин. Ни перед кем не гнулся. Мир посмотрел, детей народил, людей своих берег, хоть и спуску в случае чего не давал, с соседями не ссорился. И вот - поди ж ты…
Случись обычная междоусобица, Роберт ни за что не стал бы вмешиваться. Подерутся - перенесут межу. Помирятся - детей поженят. Такова жизнь.
А тут даже его, измотанного восьмью годами войны и плена, а потом поставленного перед невозможным для себя выбором, озленного и почти безучастного к тому, что его непосредственно не касалось, поняло.
Он так задумался, что очнулся только после короткого тычка. Барон Критьен для верности еще раз толкнул его в плечо. -… спрашиваю, как ты? Когда вернулся? Почему сам к вдове Филиппа едешь? Конечно, если обещал лично послание отвезти, тогда - да. Только ведь не с руки самому графу Парижскому по лесам шататься. Отправил бы людей.
- Я уже не граф.
Роберт смотрел в лицо старого знакомого, ожидая, когда размягченная вином, воспоминаниями и присутствием сиятельного нобиля, физиономия прихмурится, а в глазах вспыхнет настороженность с искрой презрения.
- Не может быть! - Бенедикт резко выпрямился и тут же охнул, схватившись, за бок.
- Еще как может! Только давай без подробностей. Ладно?
Роберт ничего не хотел объяснять. Не хотел, чтобы доверительный разговор старых друзей, связанных общей войной и общим миром, перешел в другое, возможно подлое качество. Он поднялся и, не глядя на барона, сделал шаг к двери.
- Сядь Роберт! - Критьен ни мало не озаботился тем, что свом ревом перебудит половину замка.
- Орешь, как олень на гону, - Роберт обернулся к Бенедикту. Суровое, обрамленное, тронутыми сединой длинными, темными волосами, лицо было печально.
- Я от того ору, что ты меня не в ту армию записал. Сам сказал, а сам смотришь, да ждешь, когда я тебя начну выпроваживать, да делать вид, что того графа в глаза не видел, а тебя вообще знать не знаю.
Если бы мы с тобой ТАМ не побывали, я, может, и остался бы недоумком. Только я еще до Иерусалима своими глазами видел, как одни по такырам шальные стрелы ловили, а другие в это время сумки набивали. После штурма вообще началось! Тебе то, что рассказывать! Сам помнишь, какой дележ шел, до смертного боя, до резни.
Если бы тогда все не передрались…
А ты отказался. Сказал, мол, не затем сюда пришел. Взял только военную добычу и - опять служить, границу христианского королевства, блюсти. Веришь, нет? Если бы ты тогда ввязался в дележку, думаю, еще хуже было бы. А ведь глядя на тебя, устыдились некоторые. Я, например. По сторонам посмотрел: на город этот пыльный, нами и солнцем пожженный, на сарацин, тех, кто жив остался, на купцов итальянских да местных, которые на свежих костях торговать пустились - тоже свою долю забрал и - домой, домой. Спасаться, пока не озверел окончательно.
Барон выдохся. Сидел, ссутулясь на своей лавке, глядя в пол. Роберту стало неловко:
- Прости, Бенедикт. Я и, правда, нехорошо подумал. Только за последние полгода…
Восемь лет всего прошло, а я будто в другую страну вернулся. И места для меня в ней не нашлось. Прости еще раз. Завтра договорим, если захочешь.
Он легко нашел нужную дверь. Камин погас, но в комнате еще держалось уютное тепло, приправленное запахом древесного дыма. Несмотря на тяжелый день и трудный этот разговор, Роберт с удивлением отметил, как до предела скрученная внутри пружина - отпускает. И хотя трезвый и циничный внутренний голос предостерегал: подожди радоваться, что не оказался Бенедикт Критьенский сволочью, на душе стало легче.
Что маленький, даже хорошо вооруженный отряд попробует напасть на укрепленный замок, вероятность все же была небольшая. Если только они не были разведкой, вслед за которой грянет настоящая сила. А потому барон всемерно укреплялся.
Из кузницы доносилось размеренное буханье, перемежающееся пристукиванием молоточков, на стены затаскивали камни и корчаги со смолой.
Хаген обнаружился на самом верху - помогал людям разобраться со старой, лет пятьдесят, наверное, не используемой катапультой. Раздевшись по пояс, и обвязав голову рубашкой, работал с видимым удовольствием. Столпившиеся вокруг помощники были мало не на голову ниже седого гиганта. Соль у баронской коновязи придирчиво осматривал животных. Лерн, надо полагать, тоже пребывал где-то тут. Рачительный Гарет вытащил на солнышко седла и, не обращая внимания на тревожную суету, старался просушить и починить поизносившуюся за дорогу конскую амуницию. Не видно было только Дени. Но за него Роберт не беспокоился. В пути не пропал, не заблудился, в укрепленном замке подавно ничего с ним не случится.
У пустых возов, Бенедикт что-то объяснял столпившимся вокруг вилланам. Те собрались за травой для скота. Одних их за ворота барон не отпускал, только в сопровождении оружных.
Хорошо было хоть ненадолго сбросить постоянное бремя настороженности. Сев у стены донжона на солнышке, Роберт прислонился спиной к теплым камням и прикрыл глаза.
Все вокруг крутилось и творилось без его участия.
И, слава Богу.
Граф Парижский брел по мертвому Иерусалиму.
Наполнившая воздух в начале штурма, сизая пыль не оседала, наоборот, становилась плотнее. Тут и там раздавались удары, звон, скрежет, крики, хохот…
Но город все равно оставался мертвым. Все жившее здесь вчера, горевавшее человеческим горем, и радовавшееся человеческой радостью сегодня либо вырезали, либо загнали в подвалы и катакомбы.
Улицы разбегались и пресекались, жуткой головоломкой уходя вверх и вниз, обрываясь из-под ног лестницами. На пыльных, засыпанных мелкой каменной крошкой, плитах валялись трупы и части трупов. Чем ближе Роберт подходил к Храму, тем больше их было. Похоронные команды еще не начали свою работу.
