Нелегал - Хаецкая Елена Владимировна (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
— Не вздумай пачкать стены, — предупредил Моран.
Авденаго побрел к выходу.
В глубине души он надеялся, что Моран владеет какой-нибудь магией и сумеет исцелить его руку, но если Моран Джурич и разбирался в чарах, то отнюдь не в целительных. Во всяком случае, заботиться о раненой руке своего раба тролль не намеревался.
Поэтому Авденаго просто перетянул руку платком и, набравшись сил, принес Морану остатки раскрошенного печенья в порванном пакетике, — все, что оставалось от припасов сладкого.
Моран вытряхнул содержимое пакетика в широко раскрытый рот. Авденаго, пошатываясь, наблюдал за ним. Моран сказал:
— Что?..
— Больно, вот что.
— Таблетки есть?
— Наверное…
— В армии за подобный ответ тебя бы уже расстреляли. Таблетки или есть, или их нет.
— Наверное, нет, — сказал Авденаго.
— Значит, будешь терпеть. И в следующий раз десять раз подумаешь прежде, чем говорить мне дерзости.
— Перевязать помогите, — попросил Авденаго.
— Ты пачкаешься, — поморщился Моран.
— Мне больно! — закричал Авденаго и вдруг потерял сознание.
Он пришел в себя в той же хозяйской гостиной. Рука превратилась в полено: Моран обмотал ее толстым слоем бинтов. Под бинтами все болело, но почему-то теперь в этой боли было нечто успокоительное. Как будто раненая рука сигнализировала своему владельцу: «Все в порядке, я тружусь над ликвидацией последствий. Прошу прощения за временный дискомфорт».
Затем Авденаго установил, что лежит на хозяйском диване и что под головой у него вместо подушки толстая книга.
Моран рассматривал его, нависая сверху и озабоченно морщась.
— Больше не боишься? — спросил он.
Авденаго покачал головой, перекатывая ее по твердой книжной обложке.
— Правильно, — одобрил Моран.
— Кольцо… — пробормотал Авденаго.
— Осталось под повязкой, — ответил Моран. — По-твоему, я стал бы снимать кольцо, которое сам же тебе и подарил? Ты его честно заработал.
— Вы ведь… думали, что все не так получится? — спросил Авденаго.
— Ты о чем? — подозрительно нахмурился Моран.
— Об ограблении…
— Я думал, что оно будет более осмысленным, — признался Моран. — Но что об этом болтать попусту! Не смей мне вообще напоминать о своей глупости. Если бы ты не был таким пустоголовым Кеном без Барби, то догадался бы, для чего мне ограбление, и сумел бы меня отговорить. В конце концов, это — твой мир.
— Кстати, — произнес Авденаго и пошевелился, устраиваясь чуть удобнее (на большее он не решился), — о мирах… Почему вы находитесь в нашем мире, а не в своем? Что вы тут делаете?
— Узнаю типично питерское высокомерие, — вздохнул Моран. — Еще скажи — «понаехали тут»! Все-таки ты неблагодарное животное. Да если бы не я — где бы ты сейчас был? В следственном изоляторе? Ты — мелкий уголовник, ничтожная вошь! Такие, как ты, даже тиф не разносят.
— Какой еще тиф? — пробормотал Авденаго. (И почему так всегда получается, что Морану удается сбить его с толку?)
— Вши разносят тиф, — назидательно произнес Моран. — Однако не все, а только тифозные. Не твой случай. На что ты вообще годен? Если бы ты был вошью, то тебя пришлось бы вывести специальным шампунем.
«Нет, — подумал Авденаго, — я не отступлюсь. Если как вошь я ничего не стою — это еще не означает, что я в принципе ничего не стою».
И он настойчиво повторил вопрос:
— Почему вы здесь? Мне кажется, это важно… Почему?
— Потому что я — не там, — буркнул Моран. — Потому что меня никто не понимает и благодеяния мои засовывают псам под хвост. По-твоему, это недостаточная причина? — Он махнул рукой и угрожающе заключил: — Учти, ты сейчас беспомощен, так что я запросто могу перерезать тебе глотку!
— И испачкаете диван.
— Ничего, на помойке другой найду. Дураков-то много, даже в вашем хваленом Питере.
— Не надо, — сдался Авденаго. — Я больше не буду.
— Что не будешь? — прищурился Моран и щелкнул пальцами. — Чего ты больше не будешь?
— Задавать ненужные вопросы… не буду.
— Врешь.
Авденаго не ответил.
Моран укрыл его пледом и вышел из комнаты.
Строить догадки о том, кто такие клиенты Морана, как они разыскивают «агентство экстремального туризма» и куда в конце концов попадают после того, как процедура переодевания и фотографирования заканчивается, Авденаго пришлось самостоятельно. Моран наотрез отказался обсуждать с ним эти вопросы. Равно как и другие, так или иначе затрагивающие его деятельность в Петербурге и других мирах. И в своем отказе он был более чем убедителен, о чем Авденаго постоянно напоминал рубец на ладони.
История с бесславным ограблением и последующий конфликт вовсе не отдалили Морана от его подручного, а напротив — странным образом сблизили их. Моран даже сжалился над Авденаго и принес ему из библиотеки роман в кошмарной пестрой обложке, позволив парню сделать перерыв в чтении Достоевского. Но Авденаго не оценил хозяйской доброты. Напротив, при виде книги он не сумел скрыть ужаса. Моран негодующе поинтересовался, отчего у «неблагодарной скотины» такое кислое выражение лица. (На самом деле все было еще хуже: Моран мгновенно впал в ярость. «Где ликование? Отчего ты не целуешь мне руки с изъявлением безумной благодарности? — орал он, топая ногами. — Я о твоих развлечениях забочусь, а ты кислые рожи корчишь!»)
— Ну… мне придется теперь еще и это читать, — сказал Авденаго, поглядывая на роман с неприязнью, словно книжка могла его укусить.
— И что такого? Читаешь же ты Достоевского! — Моран так и сверлил Авденаго глазами.
— Достоевский — хоть обязаловка, он и не должен нравиться, — пробурчал Авденаго. — А здесь… Тоже мне, развлечение.
— Что значит — «Достоевский — обязаловка»? — возмутился Моран.
— То и значит, что это классик и что вы его обожаете, стало быть, и мне придется дочитывать…
— Да я, может быть, в старухе-процентщице собственный образ узнал! И в Порфирии! Достоевский вообще все про меня написал, — сказал Моран с чувством. — Достоевский писал, как тролль, и знал троллей лучше, нежели сами тролли знают себя. Он важен для самопознания.
— Ну, вам виднее, — протянул Авденаго.
— Это все потому, что ты тварь дрожащая и не имеешь никакого права, — сказал Моран. — В отличие от меня. Я вот убить тебя могу, и мне ничего за это не будет. И старуха-процентщица могла. И убивала, кстати.
— У Достоевского про это нет, — вякнул Авденаго.
— Мало ли чего нет, — сказал Моран. — А ты между строк читай. Там столько всего понаписано!
— Человек не может писать между строк. Человек что ни напишет, все строка получается.
— Да ты как будто в бессловесном болоте вырос, жабий потрох, — сказал Моран презрительно. — А не в Северной Пальмире. Ты черновики Достоевского видел? Такие все исчирканные! Он из Баден-Бадена целый чемодан таких черновиков привез, между прочим. Я на экскурсии был.
— В Баден-Бадене?
— Очень смешно. Ха, ха, ха. В музее Достоевского. Дурак. Ты даже в музее Достоевского не был.
— Ну мало ли кто где не был… — прошептал Авденаго, совсем тихонечко.
— По-твоему, я похож на тролля из рода Мастеров, который не посетит музей своего любимого писателя? — напирал Моран. — Ну так вот, Достоевский писал черновики так, что… В общем, Достоевский… Да. Достоевский — единственный в мире писатель, который писал между строк. Буквально. И если бы ты не был таким недоразвитым козьим выменем, то посетил бы музей и убедился в этом собственными глазами. Ну а так придется тебе довольствоваться тем, что видели мои глаза.
И Моран Джурич ткнул растопыренными пальцами себя прямо в глаза, как будто намеревался вонзить ногти в глазные яблоки.
— Все равно, — сказал Авденаго, на которого эта демонстрация не произвела должного впечатления, — Достоевского я по обязанности читал, а тут вы мне предлагаете читать для удовольствия.
— В таком случае, ты умнее, чем я надеялся, — заявил Моран, отбирая у парня роман в пестрой обложке. — Вот тебе «Подросток», а эту чушь я завтра обратно в библиотеку сдам.
