Глоток мрака - Гамильтон Лорел Кей (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Он приподнял мою руку, глядя уже не с нежностью, а с задумчивостью.
– Ты как будто взвешиваешь и измеряешь меня, принцесса.
– Правильно делает, – проворчала Ба.
Не глядя на нее, я сказала:
– Он со мной говорит, Ба, не с тобой.
– И ты уже его сторону берешь, не мою?
Тут я повернулась к ней. В ее глазах горела злость и еще странная алчность – совсем не характерная для Ба, но, может быть, присущая моей кузине Кэйр. Если она вложила в чары свое желание чем-то обладать, ее зависть могла вылиться в магическую форму. Действующую исподволь, но настойчиво. Тоже похоже на мою кузину, если подумать. С магией часто так бывает – ее окрашивает личность чародея.
– Он мой любовник, отец моего ребенка, будущий муж и будущий король. Я веду себя так же, как все женщины в мире. Я приду в его постель, в его руки, мы станем супругами. Так устроен мир.
Ее лицо вспыхнуло глубокой ненавистью – выражение было как будто не ее. Я вцепилась в руку Шолто и поборола желание отползти дальше по кровати – потому что хоть передо мной стояла Ба, что-то в ней было чужое.
К нам шагнул Гален.
– Ты сама на себя не похожа, Ба. Что с тобой?
Она посмотрела на него, и взгляд ее смягчился – но тут та, другая, снова выглянула из карих круглых глаз. Ба немедленно опустила голову, словно знала, что иначе ей не спрятаться.
– А ты что чувствуешь, Гален, когда у тебя столько напарников?
Он улыбнулся, и его лицо осветилось настоящей радостью.
– Я хотел стать Мерри мужем с той поры, как она перестала быть подростком. И теперь буду, и ребенок у нас будет общий. – Он пожал плечами, развел руки. – Я и на половину не надеялся никогда. Что я могу чувствовать, кроме счастья?
– А ты разве не желаешь стать главным и единственным королем?
– Нет.
Ба подняла голову – другая недоуменно смотрела ее глазами, вся как на ладони.
– Любой хочет стать королем.
– Будь я у Мерри единственным, настал бы конец света, – сказал Гален просто. – Я не генерал и не политик. Я уступаю всем остальным.
– Ты на самом деле так думаешь! – поразилась она. Голос почти совсем не походил на голос Ба.
Я поддалась порыву подползти ближе к Шолто и Галену и убраться подальше от Ба с глазами незнакомки. С ней... В ней было что-то не то.
Незнакомый голос Ба сказал:
– Мы могли бы оставить ей тебя, и пусть будет королевой Неблагих. Нам ты угрозой не станешь.
– Угрозой кому? – спросил Дойл. Нить куда-то исчезла из его рук. То ли стражи ее уничтожили, то ли просто спрятали – я не заметила, слишком поглощена была странным состоянием Ба. Плохо, что не заметила, но мой мир вдруг сузился до незнакомки в глазах моей бабушки.
– Зато ты, Мрак, безусловно угроза.
Акцент пропал совсем. Голос четко и правильно выговаривал слова. Произносили их губы Ба, и потому они звучали немного похожими на ее речь, но голос – это не только губы и язык. В голос вкладывается частица личности. Слова, которые говорила сейчас Ба, не ей принадлежали.
Она взглянула на Шолто по другую сторону кровати.
– Отродье Теней и его слуа опасны тоже.
Отродье Теней. Так даже королева не часто решалась назвать его в глаза. А малые фейри, не исключая мою бабушку, никогда не рискнули бы так оскорбить царя слуа.
– Что с ней сделали? – тихо, почти шепотом спросила я, словно боялась громкой речью расплескать повисшее вокруг напряжение. Словно еще капля – и оно выльется в нечто кровавое, жуткое, неостановимое.
Ба повернулась к Дойлу и взмахнула рукой. Бывают мгновенья, когда все словно замирает. Кажется, будто в запасе у тебя целая вечность, а на деле – миллисекунды до реакции, до решения, жить тебе или смотреть, как кончается твоя жизнь.
Его реакцией стало размытое от скорости движение, которое мне не удалось проследить. Дойл метнулся темным пятном, а из руки Ба брызнула сила – сила, которой она никогда не обладала. Полыхнул добела раскаленный свет, и на миг комната осветилась с режущей глаза яркостью. Я видела попавшего в поток света Дойла, отводящего руку Ба, саму Ба – прочь от постели, прочь от меня. И я почти как в замедленной съемке увидела, как белый свет ударил по его телу. Тут же раздался визг от окна – свет докатился до гигантского подобия осьминога, так никуда и не ушедшего. Кровать дрогнула – это Гален бросился на меня сверху живым щитом. Я еще успела увидеть, как Шолто перепрыгнул через кровать, бросаясь в схватку, а потом весь мир сузился до рубашки Галена и его тела, сжавшегося в ожидании удара.
Глава пятая
Раздался вопль – крик такого безысходного отчаяния, что я толкнула Галена прочь. Мне необходимо было видеть. Дойл был бы неподвижен как стена, Гален сдвинулся, но не намного. Его тело было мягче, не такое непреклонное, но держало меня не хуже. Может, мне удалось бы его подвинуть, если бы я решилась сделать ему по-настоящему больно, но я больше никому не хотела причинять боль из тех, кто мне дорог.
Гален судорожно вздохнул.
Голос Риса сказал:
– Помоги нам, Богиня!
Я сильнее толкнула Галена:
– Да пусти же, дай мне посмотреть!
Он наклонился ко мне, вжался в волосы лицом:
– Не надо тебе смотреть.
Мой испуг перешел в панику.
– Пусти, или я тебя ударю! – закричала я.
– Пусти ее, Гален, – сказал Рис.
– Нет.
– Гален, встань. Мерри не ты. Она хочет видеть.
От этого тона панический страх сменился ледяным спокойствием, но оно было ненатуральное. Того рода спокойствие, когда ужас на время уходит в сторону, чтобы дать тебе возможность действовать.
Сопротивляясь каждым мускулом, Гален медленно подвинулся к другой стороне кровати, не к той, с которой он на меня упал. Он сдвинулся в сторону того зрелища, от которого хотел меня уберечь.
Сначала я увидела ночного летуна, саваном обернувшегося вокруг Ба. Ее насквозь пронизывал шип – такие прячутся в складках тела ночных летунов. Мне видны были острые зазубрины на шипе, и не надо было спрашивать, почему он – а это был он – не вынул шип. Если его вытаскивать, он разворотит рану. Но его и не отрежешь, как древко стрелы – это ведь часть тела летуна. Но почему он не выдернет шип и не покончит с делом?
Рука Ба протянулась в никуда. Она была еще жива.
Я села, собираясь встать, и никто меня не остановил. Это уже был дурной знак. Значит, вижу я далеко не все. Сидя я увидела больше. На полу, уставясь в потолок и время от времени моргая, лежал Дойл. Перед надетой на нем медицинской рубахи почернел, в прорехе виднелась обожженная до мяса плоть. Рядом на коленях стоял Рис, держа его за руку. Почему он не звал врачей? Нам нужен врач! Я надавила на кнопку вызова у кровати.
С постели я полуслезла, полусвалилась. Капельница потянула руку, и я вырвала иглу. По руке побежала струйка крови, но если боль и была, то я ее не почувствовала. Я присела на пол между Рисом и Дойлом и только тогда увидела Шолто. Он лежал дальше Дойла, рухнув на бок, волосы закрывали лицо, и я не видела, в сознании ли он, смотрит ли на меня или ему не до того. Остатки футболки, прежде обрамлявшие бледное совершенство его тела, теперь открывали взгляду черно-красное месиво. Но если Дойлу удар пришелся в живот, то Шолто – прямо в сердце.
В короткий миг стряслось столько, что я не в состоянии была все это осознать. Я опустилась на колени, застыв в нерешительности. Тихий стон привлек мое внимание к той, которая меня воспитала. Если и могу я кого-то назвать матерью, то только ее. Она смотрела на меня карими глазами, единственными глазами в мире, в которых светилась для меня материнская любовь. Вместе с моим отцом она вырастила меня. Я смотрела на нее, стоя на коленях – только так я могла теперь смотреть на нее снизу вверх, как в детстве.
Летун приоткрыл мясистые, как у ската, крылья, показывая, что шип прошел почти точно под сердцем. А может, даже его задел. Брауни убить нелегко, но рана слишком ужасна.
Она смотрела на меня, силясь дышать сквозь кинжальную боль. Я взяла ее руку и ощутила ответное пожатие – всегда такое крепкое, теперь оно едва чувствовалось, словно она хотела сжать мне руку, но не могла.
