Полет над бездной (СИ) - Махомет Анастасия (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗

― Все кончено, — прошептал Сэт.

Илья подскочил к нему и, не задавая никаких вопросов, просто обнял. Он точно знал, что не сдастся, что бы там не решил Иденбург. Он не отдаст ему Сэта, он не отдаст его никому! И никогда!

― Я буду жить, — сорвалось с бледных губ. — Он принял мою сделку, поэтому, я буду жить.

Илья посмотрел в холодные глаза Сэта. Он не видел в них слез, только печаль, но он чувствовал, что они сухи лишь от усилия воли.

― Поехали домой.

Сэт коротко кивнул.

Илья поправил зеркало, что бы видеть лицо Сэта, рухнувшего на заднем сидении автомобиля. Его веки были закрыты, а по щекам безжалостно катились слезы. Вересов тяжело вздохнул, но ничего не сказал, ведь его слова ничего бы не изменили. Что бы он ни говорил, совесть этого юноши останется непреклонна. А Сэт сможет это пережить, ведь он однажды принял это и сможет принять снова, нужно только немного подождать и на этом печальном лице застынет живая улыбка.

4

Вересов Илья Николаевич

Что можно рассказать обо мне? Ну, по правде говоря, говорить можно много, но, что из этого по-настоящему важно, я и сам не знаю. Я — Вересов. И это подобно клейму, вместе с фамилией при рождении ты наследуешь честь рода, обязанности перед прядками, и много всякой другой глупости. С самого рождения я был сам по себе. Младший из троих детей. Никому не было до меня дела. Старший брат, Валентин, всегда пренебрегал моим существованием, видно сказывался, тот факт, что именно он наследовал все семейные реликвии, а я был всего лишь младшим ребенком. Отец посвящал всего себя брату. Мать болела и просто не могла уделять мне слишком много внимания. Только Лара, моя старшая сестра, обращала на меня внимание, но даже ее мне всегда было мало. Она отдавала мне все свое свободное время, но его набиралось лишь пару часов в неделю. Я продолжал чувствовать безграничное одиночество. Если бы не она, единственный родной мне человек, я бы совсем забыл о мире и ненавидел бы весь этот печальный мир.

Я был один. Всегда. Когда меня что-то тревожило или расстраивало, я мог лишь забиться в угол и ждать, пока придет Лара и пожалеет меня. И так было долгих сем лет моей жизни, а потом, мне в руки попалась мамина гитара. Больше я с ней не расставался. Сначала я с интересом учился играть, затем сам несмело начинал импровизировать. Вся моя жизнь вмещалась в шесть струн, рождающих тысячи мелодий.

Когда мне было восемь, все мое существование занимала музыка. Все мое одиночество, вся боль и отчаянье превращались в звуки. До школы я брал в руки гитару, в школе писал в тетрадях ноты, а после школы снова брал гитару. И так изо дня в день. Я был самым счастливым в эти дни. Тогда меня даже радовал тот факт, что никому нет до меня никакого дела. Увлекаясь музыкой, я забросил все остальное. И учеба и даже магия больше не интересовали меня. Я стал самым настоящим двоечником, который никогда ничего не учил и знал лишь, то, что успевал запомнить на уроках. К счастью, отцу не было до этого никакого дела. Он был занят Валентином, а я мог продолжать заниматься, тем, чем хотел.

Лара всегда с большой радостью слушала мою игру, а я всегда играл только для нее, для единственного родного мне человека.

Когда умерла мама, я не почувствовал печали. За всю свою жизнь я видел ее лишь пару раз и едва ли мог полюбить, а вот Лара по-настоящему опечалилась, не говоря уже об отце. Тогда на ее похоронах, я почувствовал себя чужим. Я не понимал тех чувств, что испытывали окружающие, я не понимал ту печаль, что охватила всех. Я не любил свою мать, и мне не было ее жаль. Тогда мне казалось, что я какой-то не правильный, раз чувствую не так, видно не зря и отец и мать просто не замечали меня.

После смерти мамы не прошло и полугода, а в наш дом вновь постучалась беда. Мой брат, Валентин, погиб на дуэли с каким-то черным магом. Что они не поделили, я не знал и меня мало это волновало. Я запомнил лишь его имя — Николариус Листэм. Я не испытывал к нему ненависти, я не обвинял его, просто мне было интересно, кто смог убить моего самодовольного братца.

На похоронах брата мне не просто было все равно, мне было противно слушать, как все восхваляли его, а ведь это было лишь потому, что отец всюду таскал его с собой, все от того, что он был старшим, все потому, что он был Вересов. Многие из говорящих даже не знали его. Пускай я мало проводил времени с братом, пускай я не любил его, да и он не любил меня, но я знал о нем больше, чем многие из угнетенной родни. Трагедия рода! А все потому, что он был наследник! Никто даже не думал о том, каким он был на самом деле, все видели в нем лишь старшего Вересова, потомка великого рода. В тот миг все они показались мне ничтожными. Мне стало жаль его. Ведь он был несчастнее меня, меня никто не замечал, но я мог быть собой, а он всегда был в центре внимания, но никогда не мог быть тем, кем хотел быть потому, что от него все время чего-то ждали. Тогда, в десять лет, я впервые заплакал из-за другого человека. Это были не столько слезы печали, сколько слезы радости. Ведь мой брат, существо одной со мной крови, освободился от фамильного гнета, от деспотичности отца. Пока он был жив, я помнил его суровым и равнодушным, будто без эмоций, а теперь в гробу передо мной лежал обычный человек, обредший покой, человек, ставший свободным.

В кокой-то миг, мне показалось, что кто-то смотрит на меня. Я обернулся. Неподалеку стояла странная пара. Мужчина в черном плаще и мальчишка, лет пятнадцати. Я не думал зачем, я это делаю, а просто пошел к ним, продолжая чувствовать этот изучающий взгляд. Незнакомцы не сдвинулись с места. Когда я подошел, то сразу, без лишних глупостей спросил:

― Что вам нужно?

Незнакомцы переглянулись, а затем мальчик представился:

― Я — Николариус Листэм.

Я внимательно осмотрел его. Он был невысокого роста, худощавый с обычным неприметным лицом и черными жиденькими волосами, собранными в хвост. В нем не было ни величия, ни силы, ни власти, обычный черный маг, но, не взирая на всю свою обычность, он смог победить Валентина, который был старше его на пять лет! Я не верил своим глазам. Я ожидал большого, страшного и непобедимого человека, а передо мной стоял обычный ребенок.

― Почему ты молчишь, — спросил Николариус. — Ты ненавидишь меня? Мечтаешь отомстить? Или боишься?

― Нет, — ответил я разом на все вопросы.

― Почему? — недоумевал Николариус. — Другой, на твоем месте, набросился бы на меня, или убежал, боясь связываться, а ты просто стоишь тут. Почему?

Я не нашел ничего лучше, как просто пожать плечами и обернуться. Бросив, последний взгляд на лицо брата, я вновь посмотрел на его убийцу.

― Вы освободили его. Мне кажется, что теперь он счастлив. Понимаете?

Николариус озадачено моргнул, а его спутник, до этого равнодушно теребивший бороду засмеялся.

― Почему вы смеетесь, учитель? — спросил Николариус.

Но мужчина не ответил, сбросив капюшон, обратился ко мне:

― От чего же он освободился?

― От фамилии Вересов, — тихо ответил я, опустив глаза.

В тот миг я ожидал смеха, но его не последовало.

― Посмотри на меня, — сказал спокойно маг.

Я не колебался ни мгновения. Глядя ему в глаза, я чувствовал в нем что-то такой, чего еще никогда не ощущал в людях. Как это не странно, но он был для меня родным. Его черные глаза и прямые брови, казались мне знакомыми, будто я видел их когда-то.

― Я — Арлар Миклот, черный маг третьего высшего уровня. Я наставник Николариуса, — он задумчиво провел рукой по бороде. — Запомни, мальчик мой, когда придет время бежать, когда тебе будет некуда идти, когда последней надеждой останется смерть, и тебе уже нечего будет терять, играй до конца. И если в этот миг ты поймешь, что все еще хочешь жить, пусть даже в пустоте, приходи ко мне, я покажу тебе новый способ видеть мир.