Темный лорд. Заклятье волка - Лахлан Марк Даниэль (читать книги бесплатно полностью txt) 📗

Луис занервничал. Он ощущал себя мышью, которая вдруг осознала, что за ней наблюдает кот. И он знал, как знал это евнух, что у него нет выбора, кроме как согласиться.

Начальник священных покоев щелкнул пальцами, и громадный грек-евнух развернул на столе кусок материи.

— Здесь фунт золота. Семьдесят два солидуса. Как мне кажется, этого довольно, чтобы сделать женщину счастливой.

— Тебе многое известно обо мне, господин. — Луис гадал, кто в университете доносит препозиту.

— Бери золото.

Луис подчинился. На вес сверток показался ему тяжелее фунта. Жалование солдата за четыре года. Вот перед ним сидит начальник священных покоев, богато одет, красив лицом, изящен. Разве не таким явился перед Христом в пустыне Сатана?

Евнух смотрел, как Луис взвешивает золото на руке.

— У нас имеются специальные люди, которым заплатили, чтобы они все о тебе разузнали. «Варварская официя», как их называют в народе, хотя сами они не любят этого названия. В действительности они вообще не любят названий. Но при таком притоке чужеземцев должен же кто-то за ними приглядывать. Хотя, если честно, было бы куда полезнее, если бы приглядывали за своими, за ромеями. Как только соберешься, придешь во дворец, назовешь мое имя. Тебя будут ждать.

Луис поклонился. Части его существа хотелось вернуть золото, только это было невозможно. Другой же части хотелось расцеловать сверток, обнять, приголубить.

— Я жду результатов исследования до конца зимы. Действующее и эффективное заклятие, способное исцелить императора от болезни и защитить его и других высокопоставленных жителей города от дальнейших нападений.

— А чем болен император?

— Этого тебе нет нужды знать. Когда мы попрощаемся, останься здесь.

Луис едва не рассмеялся, хотя и сам не понимал почему.

Начальник священных покоев вышел, и спустя несколько секунд вернулся ректор. Он казался каким-то пришибленным. Луис уже видел раньше такие лица. Так выглядит мальчишка, которого побили в драке, юноша, которого выставили дураком перед девушкой, продувшийся в пух и прах игрок, плетущийся домой к жене. Унижение и изумление, что жизнь все-таки продолжается после столь низкого падения.

— Ты можешь идти, Луис, — сказал ректор, возвращаясь в свое кресло перед столом.

— Я не буду участвовать в диспуте?

— Нет. Ты теперь на службе у начальника священных покоев.

— Но за мной останется место в университете, когда я закончу для него работу?

Ректор печально опустил уголки рта и покачал головой.

— Добьешься ли ты успеха, или тебя постигнет неудача, он тебя уже не отпустит. Ты теперь принадлежишь ему, в радости и в горе.

— Но почему он так щедро заплатил мне? К чему предлагать мне жить во дворце? Он же мог просто приказать, чтобы я сделал дело, оставив меня в лачуге у моря и не заплатив вовсе.

— Ты не понимаешь наших правителей. Ты теперь его собственность, его представитель, ты будешь называть его имя, чтобы тебе оказывали содействие в работе. Его враги тоже о тебе узнают, будь спокоен. Поэтому ты должен стать достойным его представителем. Его слава пролилась на тебя, и он желает видеть ее отражение. Его слуги не могут ходить в обносках, они должны выглядеть как вельможи. Он ужас, Луис, воплощенный ужас, и ты теперь будешь его отражением. Радуйся. Тебя ждут великие свершения.

Луис улыбнулся.

— Однако, чтобы добиться успеха, я должен заключить сделку с дьяволом.

Ректор указал на кошель в руке Луиса.

— Ты уже заключил, — сказал он.

Глава шестая

Пленница

В это утро Беатрис едва прикоснулась к своему вышиванию. Она была северянка, всего одно поколение отделяло ее от тех людей, которые поселились на земле франков в Нейстрии, она не привыкла томиться в четырех стенах.

Беатрис отложила иголку, пяльцы и подошла к окну. На улицах бурлит жизнь, там столько интересных людей, одна­ко греки не потерпят, чтобы она гуляла одна. До нее доноси­лись запахи рынка: пахло яичницей и кострами, на которых она готовилась, витал сырный дух и над всем этим — запах рыбы. Прямо на улице продавец рыбы установил небольшую жаровню, он вытаскивал из сети трепещущую серебристую скумбрию, бил о мостовую, потрошил и поджаривал на гла­зах у ждущей очереди.

Ей необходимо пройтись, выбраться из этой промозглой маленькой комнатки, немного размяться.

Беременность изнуряла ее. Сколько уже? Шесть месяцев? Семь? Тело казалось тяжелым и раздутым, как будто она вы­пила ведро воды. Она и ходит уже вразвалку.

Беатрис легла на кровать, надеясь, что Луис вернется пораньше и они прогуляются по рынку. Ей нестерпимо хоте­лось инжира, но это точно из-за беременности. Надо было попросить его, чтобы купил инжира.

Беатрис говорила мужу, что сны с тех пор, как они при­ехали в Константинополь, перестали ее мучить. На самом де­ле они изводили ее сильнее прежнего. Вечно она бродила по речному берегу, где росли деревья, похожие на изваяния из белого камня, где луна серебрила воду, где кто-то возился и сопел в лесу у берега. Теперь этот монстр из леса был как будто ближе. Он искал ее. Для чего? Чтобы причинить ей зло. Да, причинить зло, но не желая того, — так сбивает с ног оке­анская волна, так дерево, падая, убивает, так ветер разруша­ет, не ведая жалости. Просыпаясь, она всегда помнила те страхи, какие пережила во сне, они гудели в душе, словно ко­локол, отбивающий часы.

Только с Луисом ей становилось легче. Очнувшись от оче­редного кошмара и видя его рядом с собой, она обнимала его, успокаиваясь от тепла человеческого тела.

Беатрис встала с постели и вернулась к окну. Перед ней, у подножья холма, раскинулся квартал при маяке — нагро­мождение лачуг ограничивали яркие голубые воды Золото­го Рога и гавань, единственная гавань, в которой принима­ли чужестранцев без официальных бумаг. Сидеть у окна было ее единственным развлечением, хотя зрелище было что надо. Ее очаровали городские улицы, людей было так много, они были такие разные: мавры с чернильными лицами, вос­точные торговцы в одеждах жителей пустыни, чиновники в одеяниях всех цветов, которые бросались в глаза. Она на­блюдала, как ссорятся рыночные торговцы, как детишки пы­таются украсть с прилавка фрукт или булку, как чужеземцы высаживаются на берег, немедленно попадая в толпу мошенников и воров.

За водой поднимались голубые холмы, и их венчала боль­шая белая церковь Святого Димитрия. На горизонте висе­ла призрачная дымка, и она подумала, нормально ли это для лета.

Беатрис скучала по жизни при дворе, по своей семье, по знакомым из Руана. Ей ужасно хотелось знать, как пожива­ют ее младшие сестры Эмма и Хавис. Вспоминая, как они играли в прятки в лесу, она всегда смеялась, но порой на гла­за наворачивались слезы. Камеристки твердили им, что вы­сокородным дамам не следует играть в такие грубые игры, но камеристки были местные, отец специально нанял их, что­бы прививали его дочерям франкские манеры. Маленькая Хавис сказала своей камеристке, что она дочь викинга, а зна­чит должна закаляться, потому что северянки нисколько не похожи на вечно падающих в обморок франкских женщин. Когда мужья бьют их, они не плачут и не жалуются, а берут палку и дубасят в ответ.

— Но это же неестественно, — сказала камеристка Барза.

— Писать мужу в суп тоже, однако именно так и сделала моя тетя Фрейдис, когда мой дядя ее побил, — заявила Хавис.

Беатрис не знала, увидит ли когда-нибудь сестер. Если она носит под сердцем сына, то возможно. Она опустила голову. Но вдруг это не сын? Тогда им придется попытаться еще раз и еще, пока не родится наследник. Может, она даже купит мальчика на рынке, чтобы выдать за своего ребенка перед отцом. Чем больше она об этом размышляла, тем больше ей нравилась эта идея.

Как там мама? При мысли о матери слезы потекли по ли­цу. Должен быть способ вернуться. Но не раньше, чем сны перестанут ее терзать. Она бежала с Луисом по любви, одна­ко причина была не только в этом — не такая же она дурочка.