Король-олень - Брэдли Мэрион Зиммер (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
— Погоди! Что это за бдение в церкви? Я не знала, что соратники Артура стали столь благочестивы.
— Артур часто размышлял над тем, как его посвящали в короли — там, на Драконьем острове, — сказал Ланселет. — И как-то раз он сказал, что у римлян, с их множеством богов, и у языческих народов древности имелись схожие обычаи. Когда человек принимал на себя некое великое обязательство, он делал это с молитвой, обратившись мыслями к великому значению этого деяния. Потому он посоветовался со священниками, и они придумали этот ритуал. Если к соратникам присоединяется человек, не бывавший в битве — ведь в битве человек оказывается лицом к лицу со смертью, — так вот, на тот случай, если к соратникам присоединяется человек, еще не проливавший ни своей, ни чужой крови, придумали особое испытание. Его приводят в церковь, кладут рядом его оружие и доспехи, и он должен провести ночь в бдении и молитвах. А наутро он исповедуется во всех своих грехах, получает отпущение, и лишь после этого его посвящают в рыцари.
— Так это же нечто вроде посвящения в таинства! Но ведь Артур не имеет права проводить через таинства других людей или приобщать их к этим таинствам — и уж вовсе не имеет права перекраивать все это во имя их бога, Христа! Во имя Великой Матери, неужели они хотят отнять у нас даже таинства?!
— Он советовался с Талиесином, — оправдываясь, сказал Ланселет, — и Талиесин одобрил его замысел.
Моргейна ужаснулась: неужто один из верховных друидов допустил подобное? Хотя… Талиесин говорил, что было время, когда друиды и христиане молились вместе.
— Это происходит в душе у человека, — сказал Ланселет, — неважно, христианин он, язычник или друид. Если Гарет в сердце своем встретится с неведомым и это поможет ему стать лучше, то так ли уж важно, от кого это таинство исходит — от Богини, от Христа или от Имени, которого друиды не произносят, — или от всего доброго, что живет в душе человеческой?
— Ты вещаешь, словно сам Талиесин, — недовольно произнесла Моргейна.
— Да, язык у меня подвешен неплохо. — Губы Ланселета скривились в невыразимо горькой усмешке. — Дай мне бог — какой угодно! — чтоб я смог отыскать в своем сердце хоть каплю веры в эти слова или найти хоть какое-то утешение!
— Я надеюсь, кузен, что это тебе удастся, — только и смогла сказать Моргейна. — Я буду молиться за тебя.
— Молиться кому? — спросил Ланселет — и ушел. А Моргейна осталась, взволнованная до глубины души.
Было довольно рано — еще не пробило полночь. В церкви теплился огонек — там бодрствовали Гарет и Ланселет. Моргейна опустила голову, вспоминая ту ночь, которую она сама проводила в бдении — и рука ее машинально потянулась к серповидному ножу, которого она не носила вот уж много лет.
«И я сама отвергла его. Мне ли после этого говорить об осквернении таинств?»
Внезапно воздух перед Моргейной взволновался, взвихрился, как в водовороте, и Моргейна едва-едва удержалась на ногах: перед нею в лунном сиянии стояла Вивиана.
Она стала старше и похудела. Глаза ее были, словно пылающие угли под безукоризненно ровными бровями, а волосы сделались почти полностью седыми. Казалось, она смотрит на Моргейну с печалью и нежностью.
— Матушка… — запинаясь, произнесла Моргейна, сама не зная, к кому обращается — к Вивиане или к Богине. А затем образ заколыхался, и Моргейна поняла, что Вивианы здесь нет — всего лишь Послание.
— Зачем ты пришла? Что тебе от меня нужно? — прошептала Моргейна, опустившись на колени. В дуновении ночного воздуха ей почудился шелест платья Вивианы. Чело Вивианы венчал венок из ветвей ивы — словно корона владычицы волшебной страны. Видение протянуло руку к Моргейне, и Моргейна почувствовала, как на лбу ее вспыхнул истаявший полумесяц.
Через двор прошагал ночной стражник; на миг мелькнул свет фонаря. Моргейна стояла на коленях, глядя в никуда. Потом она поспешно вскочила на ноги, прежде чем стражник успел ее заметить.
Внезапно ей совершенно расхотелось делить постель с Кевином. Он будет ждать ее, но если она так и не появится, Кевину даже в голову не придет ее упрекнуть. Моргейна тихо пробралась по коридору в комнату, где она проживала вместе с незамужними дамами Гвенвифар, и легла в кровать, которую она делила с юной Элейной.
«Я думала, что Зрение навеки покинуло меня. И все же Вивиана пришла ко мне и протянула мне руку. Значит ли это, что Авалон нуждается во мне? Или это всего лишь означает, что я, как и Ланселет, схожу с ума?»
Глава 3
Когда Моргейна проснулась, весь замок уже гудел от праздничного шума и суматохи. Пятидесятница. Над крепостным двором реяли знамена, через ворота в обе стороны тек поток людей, маршалы распределяли участников турнира. Весь Камелот и склоны холма покрылись шатрами, словно диковинными прекрасными цветами.
Момент был неподходящим для снов и видений. Гвенвифар прислала за Моргейной, чтобы та помогла ей с прической — никто во всем Камелоте не был столь искусен в этом деле, как она, а Моргейна обещала королеве, что сегодня утром заплетет ей волосы в особые косы из четырех прядей — так обычно она сама заплеталась по большим праздникам. Расчесывая чудесные шелковистые волосы Гвенвифар, Моргейна искоса взглянула на кровать, с которой только что поднялась ее невестка. Артур уже оделся при помощи слуг и ушел.
«Они делили эту постель, — подумала Моргейна, — все трое: Ланселет, Гвенвифар и Артур». Нет, это не было чем-то совсем уж неслыханным; она помнила нечто подобное в волшебной стране, только воспоминания эти были смутными. Ланселет страдал, а как ко всему этому относился Артур, Моргейна понятия не имела. Проворно заплетая волосы Гвенвифар, она подумала — а какие чувства испытывает ее невестка? И внезапно Моргейну захлестнули эротические видения, воспоминания о том дне на Драконьем острове, когда Артур, проснувшись, обнял ее и привлек к себе, и о той ночи, когда она лежала в объятиях Ланселета.
— Ты слишком туго заплетаешь, — пожаловалась Гвенвифар.
— Извини, — холодно отозвалась Моргейна и заставила себя расслабить руки.
Артур был тогда совсем еще мальчишкой, а она была юной девушкой. Ланселет… отдал ли он Гвенвифар то, в чем отказал ей, или королева удовольствовалась теми наивными ласками? Как Моргейна ни старалась, она не могла отделаться от терзающих ее ненавистных видений. И все же она продолжала спокойно заплетать косы Гвенвифар. Лицо ее превратилось в маску.
— Теперь это надо закрепить — подай-ка мне серебряную шпильку, — сказала Моргейна, завязывая косы. Обрадованная Гвенвифар принялась рассматривать себя в бронзовом зеркале, одном из своих сокровищ.
— Как замечательно получилось! Спасибо тебе большое, милая сестра, — сказала королева и, повернувшись, порывисто обняла Моргейну. Моргейна оцепенела.
— Не стоит благодарности. На другом это легче делать, чем на себе, — отозвалась она. — Погоди-ка, эта шпилька соскальзывает, — и Моргейна закрепила ее по новой.
Гвенвифар сияла — она была так красива! — и Моргейна обняла ее, на миг прижавшись щекой к щеке королевы. На мгновение ей почудилось, что достаточно лишь прикоснуться к этой красоте, и часть очарования Гвенвифар перейдет к ней. Затем ей вспомнилась исповедь Ланселета, и Моргейна подумала: «Я ничем не лучше его. Я тоже таю в душе странные, извращенные желания — мне ли над кем-то насмехаться?»
Она завидовала королеве — та, радостно смеясь, велела Элейне открыть сундуки и подыскать пару кубков в награду победителям состязаний. Гвенвифар была простой и открытой, и ее никогда не терзали темные мысли; горести королевы были простыми и незатейливыми, как у обычной женщины: она опасалась за жизнь и здоровье мужа и страдала из-за своей бездетности, — несмотря на действие талисмана, никаких признаков беременности так и не было видно. «Раз уж один мужчина никак не может сделать ей ребенка, то, похоже, это и двоим не под силу», — промелькнула у Моргейны злая мысль.
— Не пора ли нам спуститься вниз? — улыбаясь, спросила Гвенвифар. — Я еще не поприветствовала гостей. Приехал король Уриенс из Северного Уэльса, и с ним его взрослый сын. Не хочешь ли стать королевой Уэльса, Моргейна? Я слыхала, что Уриенс хочет попросить у короля жену из числа его придворных…
