Танец Арлекина - Арден Том Дэвид Рэйн (книги TXT) 📗
Ката топнула ногой пять раз, выразив тем самым свою ненависть к деревенским ребятишкам. Она прекрасно знала, какие они, она знала это всегда. Она видела их у реки, где они пытались бить рыбу крючьями и железными прутьями, она видела, как они швыряют камнями в малиновок.
Ката забыла о своей истерзанной кукле и побрела между заросшими травой могилами. Глубокие темные тени чередовались с участками, залитыми жарким послеполуденным солнцем. Разница между светом и тенью была такой резкой, что затененные пространства производили впечатление трещин в земле. Ката пошла по одной из таких «трещин» понурив голову.
Она шла и шла, а когда подняла голову, заметила вспышку.
Вспышка. Потом еще одна. И еще. Девочка прищурилась. Золотистый огонек снова вспыхнул, маня Кату к себе, в тень, сгустившуюся под колоннами портика храма. Ката оглянулась, а потом осторожно, опасливо пошла к храму.
Здесь царило запустение. Храм, стоявший боком к кладбищу, и сам напоминал заброшенную могилу — гигантский склеп, к которому вела заросшая высокой травой тропа. Стройный шпиль на крыше покосился, массивный фронтон угрожающе накренился вперед. Фасад закрывал занавес из густого плюща. Плющ висел и между колоннами портика, напоминая оборванные шторы.
Слышалось легкое потрескивание.
Только добравшись до подножия лестницы, Ката увидела то, что хотела увидеть: массивные створки дверей храма, украшенные замысловатой резьбой, сваленные перед ними в беспорядке старые почерневшие доски и ржавые цепи. А перед дверями в кресле-качалке сидела толстая женщина и дремала. Золотистые вспышки исходили от ее груди.
Ката узнала женщину по имени Умбекка. Лучи заходящего солнца падали на амулет, висевший у нее на груди.
Кресло покачивалось. Вперед-назад. Вперед-назад.
Вспышка.
Вспышка.
Ката пошла вверх по ступеням. Женщина спала, и Ката ее ни капельки не боялась, ей просто было жутко любопытно. Голову Умбекки покрывал чепец с лентами, морщинистое, одутловатое лицо избороздили лопнувшие кровеносные сосуды, над верхней губой седели усики. Рот Умбекки был открыт, она посапывала.
Ката подошла поближе.
Подлетела пчела, повисла в воздухе. Крылышки пчелы, озаряемые солнцем, радужно сверкали. Повинуясь необъяснимому порыву, Ката сложила пальцы ковшиком и мысленно направила пчелу к похожему на красную пещеру рту Умбекки.
Пещера всхрапнула.
Ката отскочила, но перед этим успела схватить то, что упало ей на ладонь. Девочка крепко сжала пальцы, отбежала, спряталась за плющом между колоннами и оттуда немного испуганно посмотрела на женщину, которую звали Умбекка. Неужели она проглотила пчелу? Однако кресло продолжало покачиваться равномерно, и толстуха снова ровно засопела. Ката опустила взгляд и медленно разжала пальцы. На ладони у нее лежало настоящее сокровище: золотая монетка.
Но тут из-за колонн, из тенистой глубины послышался писклявый, слабый голос:
— Кто ты такая?
Ката вздрогнула, и монетка выпала из ее руки.
На нее смотрел мальчик, совершенно непохожий на деревенских ребятишек. Одет мальчик был странно. На нем был черный с блеском костюм с высоким стоячим воротником. Из-под высокой круглой шляпы с широкими полями свисали длинные, гладкие, бесцветные волосы. Мальчик был очень бледен и Кате показался невероятно чистеньким. Он сидел, прислонившись спиной к дверям храма, вытянув перед собой завернутые в теплое одеяло ноги.
— Я — Джемэни Джорвел Торвестр Икзитер Ирионский, племянник и прямой наследник Джорвела-Джорвела Торвестра Икзитера, сорок восьмого эрцгерцога Ирионского, — представился мальчик. — Вернее, я был бы прямым наследником, не будь я бастардом. Поэтому меня называют Джем-бастард. А ты кто такая? Ты — ваганка?
Ката сердито нахмурилась. С какой стати ее принимают за ваганку? И рыжий мальчишка, и женщина по имени Умбекка, глядя на нее, произносили это слово как оскорбление… А этот мальчик произнес его спокойно, не изменив интонации. Голос его звучал монотонно, слова он выговаривал размеренно, и казалось, будто тихо звенит колокольчик. Он опасливо глянул в сторону кресла-качалки — может, боялся, что проснется Умбекка?
— Ах, как жаль, что тетя спит. Может быть, стоит разбудить ее?
Ката попятилась. Она была готова бежать.
— А, ты, наверное, боишься Священного Круга, — понимающе проговорил мальчик. — Тетя говорила, что вам становится худо при виде символа истины. — Он поднял дрожащую руку и указал на грудь, где на цепочке висел точно такой же амулет, как у Умбекки, — перевернутая буква «V», заключенная в круг. — Тебе и твоим сородичам нельзя осквернять своим присутствием храм. Надеюсь, это тебе известно?
Ката этого не знала. Однако любопытство взяло верх. Она подошла к мальчику поближе. Ката смотрела на него, словно на зверушку из Диколесья, — вот только его сознание было для нее закрыто. Она могла бы посмеяться над мальчиком — над его занудным, ровным голосом, над скучными словами, но что-то сдерживало ее. Мальчик ей нравился. В нем было что-то призрачное — и в его лице, и в голосе, и на мгновение Ката задумалась: а живой ли он? Девочка поежилась. А вдруг перед ней существо из загробного мира?
— Между прочим, я надеялся, что сюда придет кто-нибудь из ваганов, — продолжал мальчик. — Тетя как-то раз сказала, что ваганы и бастарды — это почти одно и то же, но мне кажется, это неправильно. А ты как думаешь? Наверное, тетя была просто сердита, когда говорила это, а на самом деле все не так. У нее так бывает — она говорит не подумав. Ну, когда сердится.
— Я не ваганка.
— Нет, ваганка, кто же еще? — сказал мальчик и брезгливо наморщил нос. — Тетя говорит, что ваганы никогда не моются. В волосах у них кишат блохи, а в одежде полным-полно вшей. Ой, или наоборот? Ну, как бы то ни было, я думаю, ваганы и бастарды — это не одно и то же. А ты точно девочка? — спросил мальчик.
Ката покраснела. Ведь говорила же ей выдра утром у ручья, что надо бы умыться. А она и не подумала этого сделать. Только теперь, стоя перед чистеньким бледным мальчишкой, Ката пожалела о том, что не послушала совета выдры. Замарашка! Руки и лицо грязные, под ногтями — черная кайма, волосы слипшиеся, непричесанные.
И все же Кате милее было оставаться замарашкой, чем быть такой чистюлей, как этот мальчишка.
И на его вопрос она не ответила.
— А бастард — это кто? — спросила она.
— Ты разве не знаешь? — удивился мальчик. — Это нечто особенное. Совершенно особенное.
Девочку такой ответ совсем не впечатлил. Ката зажала в руке веточку плюща и принялась вертеть ее.
— Если ты такой особенный, почему же ты не на ярмарке? Мальчик потупился. Голос его прозвучал хрипловато, надтреснуто.
— Ярмарка — это зло. Это надсмехательство над Агонисом. Тетя говорит…
— Н-е-е-ет, — покачала головой Ката. — С тобой что-то не так.
Она подошла еще ближе и наклонилась к мальчику. Он поднял к ней глаза, похожие на глубокие темные озера. Глаза зажглись яростным огнем.
— От тебя дурно пахнет, ваганское отродье! Отойди от меня!
Но Кату вдруг охватил приступ жестокости. Она расхохоталась, но тут же умолкла. Бледная рука мальчика шарила по камню в поисках опоры. Казалось, он хочет отползти от Каты, спрятаться от ее язвительного, насмешливого взгляда.
И тут Ката все поняла.
Мальчик не мог ходить. Одеяло прятало его изуродованные, негнущиеся ноги.
Ката отшатнулась.
— Ты не можешь ходить, — тихо проговорила она.
И тут мальчик закричал. Крик его был подобен тревожному колокольному звону или писку птицы, которую кто-то держал над пламенем в жестокой, безжалостной руке.
— Что? Что такое?
Кресло-качалка перестало покачиваться. Лицо в черном чепце повернулось к мальчику.
Стоило женщине проснуться, и мальчик перестал кричать.
— Тетя, вы уснули!
— Какие глупости, Джем! Правоверные не спят на службе Агонису. — Она сдержала зевок. — Ты меня звал? Тут кто-то был?
