Последняя песнь до темноты (ЛП) - Мьер Илана С. (читать книги без регистрации полные txt) 📗

Зависть подпитывало и то, что они были талантливыми, красивыми и вполне могли выиграть Серебряную ветвь. И успех к ним пришел почти без усилий. Пока другие поэты безумно репетировали, особенно, перед состязанием, Дариен и Марлен ленились, сидели за столами и обсуждали местное вино. И, конечно, находили себе тамриллинских женщин.

Но разговор об этом был как соль на раны другим поэтам, ведь это были Дариен и Марлен, те, кто первые увидели выступление Валанира Окуна в Эйваре. Какой-нибудь юный выпускник Академии мог бы использовать это для написания поэмы об их реакции, описав и кристаллы соли на зияющей ране. Он бы получил свой успех.

И больше соли: они видели, как Валанир Окун совершил преступление и был арестован. Они все это видели, они уже сочиняли песню об этом.

Конечно.

— Продолжайте, — сказал Хассен Стир, невероятно высокий крупный мужчина, один из самых талантливых выпускников. Он развалился на стуле, откинув голову. — Расскажите еще больше о том, какие вы особенные, — он зевнул. Другие смотрели с восторгом, особенно юные, ведь только Хассен мог сказать это, не звуча обиженно или слабо. Он мог запугать своим видом, и это было нечестно.

Дариен рассмеялся. Его ноги лежали на столе перед ним. Он вел себя так, словно вокруг были придворные. Марлен стоял рядом с ним с кружкой в руке, другая рука постукивала не в такт по столу. Он напоминал беспокойного кота.

— Знаешь, — продолжил Хассен, — если тебе нужна помощь с песней, у меня есть пара идей. Как насчет: «И когда Валанир вернулся, его сразу арестовали, и он испортил жизни всем нам»?

— Остроумно, — протянул Марлен и допил свой напиток. — Ставлю на тебя, сын юриста.

Все знали, что отец Хассена был юристом, он происходил из обычной семьи, и было удивительно, что он смог поступить в Академии и проучиться там семь лет.

— Умно, — сказал Хассен. — Я начинаю подозревать, что вода в поместьях Хамбрелэй чем-то загрязнена. Иначе почему их наследник вечно ходит хмурый?

Дариен вмешался, подняв руку.

— Довольно. Хассен, если не хочешь нас слушать, выбор твой. Мы знаем, что видели это не из-за того, что особенные. Это удача, — он не дал никому вмешаться. — И мы не можем предвидеть, что из этого выйдет. Преступление Валанира отразится на всех нас, и это тревожит.

— Это мы уже поняли, — Пиет, тонкий и низкий выпускник, казалось, постоянно кривился от злости. Его тон сочился ядом. — Те из нас, кого не зовут на королевские балы, конечно, встревожены.

— Это не был королевский бал, — спокойно сказал Дариен.

— Умолкни, Пиет, — сказал Хассен. — Чего ты добиваешься?

Пиет ядовито посмотрел на него, развернулся и ушел. Он делал так по несколько раз в день и в Академии.

— Я думаю о времени, в которое мы живем, — сказал Хассен другим тоном, почти себе под нос. Внимание в комнате переключилось с Дариена Элдемура и Марлена Хамбрелэя на сына юриста. Порой он мог так делать, его баритон заполнял комнату, даже если был тихим. — Знаю, преступление Валанира Окуна повлечет последствия для нас. Поэты в мире, где Академия стала другой, где нас могут казнить за угрозу короне. Кто поверит, что Пророки когда-то были воинами, помогавшими уравновешивать правление короля? Сейчас, как я думаю, величайший поэт нашего века заперт в темнице… а то и хуже.

В комнате стало тихо. Некоторые склонили головы.

Хассен Стир сказал:

— Это насчет нас. Сделав это, Валанир отправил нам послание. О состязании, о нашем желании славы. Не знаю, хотели ли мы это слышать, — где-то на улицах играла лира среди шума Тамриллина теплым днем.

Юный поэт, новый в их компании, робко сказал:

— Хочешь сказать… Валанир Окун соверши преступление ради нас?

Хассен тряхнул головой.

— Я так и сказал.

Новый голо. Низкий, как у Хассена, но гладкий, как мед. Марлен Хамбрелэй сказал:

— И пока Валанир Окун терпит пытки, какие любят во дворце, а я уверен, что Придворному поэту это нравится, кто-нибудь готов занять его место? Кто-нибудь? — никто не ответил. Дариен вскинул бровь и покачал головой. Марлен сказал. — Что бы с ним не делали, Валанир знает о своей силе… и смеется.

* * *

Лин казалось, что она вмешивается в чужие дела, пока она садилась в кресло в комнате мастера Гелвана. Изящные линии комнаты, чистоту пронзали лучи полуденного солнца, падающие из окон, розовые розы стояли в голубой вазе на столе, все напоминало ей, что она была немытой, голодной. Сорняком.

Рианна Гелван была контрастом, золотые волосы ниспадали до талии, платье было подпоясано. Она была самой красивой женщиной из всех, кого Лин видела. Девушка протягивала ей чашку и улыбалась. Она не замечала, как выглядит Лин, протягивала руки, золото сияло за ней.

Как Эстарра. Богиня была яростной воительницей, но в другом перерождении она даровала земле урожай.

Лин устала так думать. Их всех богов она подумала об Эстарре. Она взяла чашку и сделала глоток. Вода была слаще той, что в гостинице.

— Отца здесь нет, — сказала Рианна и села напротив Лин за столом. — Но ты можешь остаться? Я… мне понравилась твоя песня прошлой ночью.

Лин растерялась. Девушка была восхищена от встречи или взволнованна.

— Это честь, миледи, — сказала она. — Я не ожидала, что мою работу запомнят после случившегося.

Рианна кивнула, словно ожидала такой ответ. Лин услышала вдали приятную мелодию колокольчиков.

— Я пришла извиниться перед вами и вашим отцом, — сказала Лин. — Я думала, что останусь в городе на пару недель, но… планы изменились. Я уйду после состязания.

Рианна снова кивнула.

— Понимаю. Жаль, но я удивилась, когда ты согласилась. Конечно, у тебя есть свои дела. У тебя-то.

— У меня?

Взгляд девушки стал пристальным.

— Скажи… как ты научилась? Мне говорили, что женщины не могут быть поэтами или учиться в Академии.

Вот, что восхищало девушку. Глупая идея о поэтессе. Лин слабо улыбнулась.

— Ты слышала правду. Женщинам нельзя учиться в Академии. Женщинам по закону даже на остров ступать нельзя.

Рианна вскинула бровь.

— Но как…

Лин снова ощутила, как губы изгибаются в замкнутой улыбке.

— Знакомый, — осторожно сказала она, — научил меня основам. Но я знаю очень мало. Потому я польщена тем, что ваш отец счел меня подходящей для вашего обучения.

Рианна пожала плечами.

— Уверена, ты понимаешь, почему он предпочел, чтобы меня учила женщина.

— Потому что учитель мог бы понравится, — сказала Лин и удивилась, когда Рианна прикусила губу и опустила взгляд на стол.

Она вспомнила, как Дариен пел неизвестной любви, своей даме. И в другом конце комнаты Рианна стояла, словно пораженная в сердце, ее спутник сжимал ее ладонь, словно знал, что она уже далеко.

— Дариен, — сказала Лин с печальной улыбкой. После всего произошедшего хоть это е развлекало.

Глаза Рианны расширились.

— Он…

— Конечно, нет, — отмахнулась Лин. — Мы не говорим. Мне до него далеко. Валанир Окун привел меня на почетный бал. Нет, только ваши эмоции на лице вас выдали во время его песни. И это не мог быть Марлен, — она задумалась, — надеюсь.

— Он тебе не нравится?

— Он может вас ранить, — сказала Лин. — А Дариен, надеюсь, этого не сделает. Не намеренно, но… что вы собираетесь делать? У вас есть спутник.

Рианна заерзала, смотрела на ногти, выглядя очень юно.

— Когда Дариен выиграет Серебряную ветвь, отец… позволит нам сыграть свадьбу.

Лин вжалась в кресло.

— О, — сказала она. Свадьбу? Это было… необычно. Она поняла, как жизнь поэтов изменила ее с их представлениями о скоротечной любви.

— Поэт, научивший тебя всему, — сказала Рианна. — Где он теперь?

— Ушел, — сказала Лин. — Как видите, мы не поженились. Но я не так красива, как вы.

— Я видела милое подобие тебя, — сказала Рианна. Она вдохнула и медленно выдохнула. — То, какая ты теперь… это выбор. Я видела, какой ты можешь быть, Кимбралин Амаристот.

Хорошо, что она сидела. Как-то Лин смогла сохранить голос ровным.